колена перед божеством, созданным самой собой и пребывающим на расстоянии, и совсем другое – отдаться самцу из плоти и крови. Многие девушки упорно не расстаются с мечтами, даже вступив в реальный мир; они ищут мужчину, который бы превосходил всех прочих положением в обществе, заслугами, умом; им хочется, чтобы он был старше их, уже многого добился в жизни, имел власть и авторитет; их привлекают богатство и слава: избранник представляется им абсолютным Субъектом, который своей любовью передаст им свое великолепие и незаменимость. Его превосходство идеализирует любовь, которую питает девушка: она хочет отдаться ему не потому, что он мужчина, а потому, что он –
вот этот человек, лучший из лучших. «Я хотела видеть гигантов, а вижу только мужчин», – говорила мне недавно одна подруга. Во имя этих высоких требований девушка пренебрегает слишком заурядными претендентами и уходит от сексуальных проблем. К тому же в мечтах, ничем не рискуя, она лелеет собственный образ, который пленяет ее как образ, притом что соответствовать ему она не собирается. Мария Ле Ардуэн в «Черном парусе» рассказывает, что ей нравилось воображать себя преданной жертвой мужчины, тогда как на самом деле она была очень властной.
Из-за какой-то стыдливости я никогда не выражала в реальной жизни скрытые наклонности моей натуры, но в течение долгого времени они давали пищу моему воображению. Насколько я себя знаю, в действительности у меня властный, несдержанный характер; в сущности, я не способна уступать.
Однако во мне жила потребность самоуничижения, и иногда я воображала себя самоотверженной женщиной, живущей лишь ради исполнения своего долга, к тому же до идиотизма влюбленной в мужчину и стремящейся выполнять все его желания. Жили мы в ужасной нужде. Муж работал до изнеможения и возвращался домой совершенно обессиленный. Я портила себе глаза, занимаясь починкой его одежды у окна, в которое почти не проникал свет. В маленькой закопченной кухне я готовила ему какую-то жалкую еду. Наш единственный ребенок все время болел и едва не умер. Однако на лице у меня постоянно блуждала мягкая мученическая улыбка, а в глазах светилось молчаливое мужество, которое в реальной жизни вызывало у меня отвращение.
Помимо этих нарциссических удовольствий, некоторые девушки испытывают вполне конкретную потребность в руководителе, в господине. Избавившись от родительской власти, они не знают, как справиться с непривычной самостоятельностью; использовать ее они могут только негативно; они становятся капризными, экстравагантными и стремятся снова снять с себя бремя свободы. История капризной, надменной, строптивой, несносной девушки, в которую влюбляется и которую укрощает разумный мужчина, – весьма распространенный сюжет бульварной литературы и кино: этот штамп льстит одновременно и мужчинам и женщинам. Подобную историю рассказывает, в частности, г-жа де Сегюр в книге «Прелесть, а не ребенок!». В детстве Жизель разочаровалась в слишком снисходительном отце и привязалась к пожилой и очень строгой тетушке. Позже, уже девушкой, она попадает под влияние взыскательного молодого человека по имени Жюльен, который беспощадно говорит ей в глаза правду, унижает ее, стремится ее переделать; она выходит замуж за богатого, но бесхарактерного герцога и очень страдает; наконец, овдовев и приняв требовательную любовь своего наставника, она находит счастье и умиротворение. В «Хороших женах» Луизы Олкотт независимая Джо влюбляется в своего будущего мужа, когда он строго выговаривает ей за легкомысленный проступок; он тоже ругает ее, и она сразу спешит попросить прощения, подчиниться. Несмотря на кичливую надменность американских женщин, в голливудских фильмах мы сотни раз видели строптивых девушек, укрощенных целительной грубостью возлюбленного или мужа: пара пощечин и даже порка предстают в них верными способами добиться взаимности. Но в действительности переход от идеальной любви к плотской весьма непрост. Многие женщины старательно избегают сближения с предметом своей страсти из-за более или менее осознанной боязни разочароваться. Если герой, гигант, полубог отвечает девушке взаимностью и превращает ее любовь в реальный опыт, девушка пугается; ее кумир становится самцом, и она брезгливо отворачивается от него. Есть кокетливые девушки, которые всеми силами стараются соблазнить «интересного» или «привлекательного» для них мужчину, но, как ни парадоксально, злятся, если в ответ он проявляет слишком бурные чувства; он нравился им потому, что казался недоступным; влюбившись, он становится банальным. «Он ничем не отличается от других мужчин». Девушка досадует на него за то, что он уронил себя в ее глазах, и под этим предлогом отказывается от физических отношений с ним, пугающих ее девственную чувственность. Если девушка уступает своему «идеалу», она бывает холодна в его объятиях; «после таких случаев, – пишет Штекель во „Фригидной женщине“, – некоторые экзальтированные девушки кончают с собой, ибо вся их воображаемая любовная конструкция рушится, а Идеал предстает перед ними в виде „грубого животного“». Из-за тяги к невозможному девушка нередко влюбляется в мужчину, когда он начинает ухаживать за ее подругой; не менее часто она выбирает женатого мужчину. Она легко поддается чарам донжуанов; она мечтает подчинить и привязать к себе соблазнителя, которого не может удержать ни одна женщина, тешит себя надеждой его переделать; но в глубине души она знает, что не добьется успеха, и именно это, среди прочего, определяет ее выбор. Есть девушки, которые на всю жизнь остаются неспособными испытать реальную, полноценную любовь. Они всю жизнь ищут недостижимый идеал.
Дело в том, что нарциссизм девушки вступает в противоречие с опытом, который уготован ей ее сексуальностью. Женщина принимает себя как несущностное лишь при условии, что в своем самоотречении вновь окажется сущностной. Превращаясь в объект, она тут же становится кумиром, в котором с гордостью узнает себя; но она отвергает неумолимую диалектику, которая вновь возвращает ее к несущностному. Она хочет быть притягательным сокровищем, а не вещью, которую можно взять. Ей нравится, когда в ней видят чудесный фетиш, обладающий магическими чарами, а не рассматривают ее как плоть, которую осматривают, ощупывают, терзают: поэтому мужчина лелеет женщину-жертву и бежит от людоедки Деметры.
Она гордится тем, что пленяет мужчину, вызывает его восхищение, но восстает против мысли, что сама может стать его пленницей. В пубертатный период она узнала, что такое стыд; и теперь стыд примешивается к ее кокетству и к ее тщеславию, мужские взгляды одновременно и льстят ей, и оскорбляют ее; ей хочется, чтобы в ней видели лишь то, что она показывает, а взгляды слишком проницательны. Отсюда ее непоследовательность, сбивающая с толку мужчин: она носит глубокие декольте и короткие платья, но, как только на нее смотрят, краснеет и сердится. Забавы ради она провоцирует мужчину, но, если замечает, что вызвала в нем желание, с отвращением отдаляется от него; желание
