моих просьб, он подозвал экипаж, усадил меня и, как только экипаж двинулся, начал меня целовать. Он становился все более и более дерзким, его руки ласкали все мое тело, я сопротивлялась изо всех сил; я не помню, добился ли он своей цели. На следующий день я чувствовала себя не в своей тарелке. Он показал мне, как сильно я ему расцарапала руки… Он попросил меня почаще встречаться с ним… Я уступила, мне было и тревожно и любопытно… Как только его руки приближались к моим половым органам, я вырывалась, но, поскольку он был хитрее меня, один раз он силой удержал меня и ввел мне палец во влагалище. Я заплакала от боли. Это было в июне 1909 года; я уехала в отпуск. Однажды я отправилась на экскурсию с подругой. Мы встретились с двумя туристами. Они пригласили нас пойти с ними. Мой кавалер захотел поцеловать мою подругу, но она ударила его кулаком. Тогда он бросился на меня сзади, притянул к себе и поцеловал. Я не сопротивлялась… Он предложил мне пойти с ним. Я протянула ему руку, и мы спустились в лес. Он поцеловал меня. Он начал целовать мои половые органы, что меня сильно возмутило. Я говорила ему: „Как вы можете делать такие гадости?“ Он положил мою руку на свой половой член… Я его ласкала… вдруг он отбросил мою руку и накинул носовой платок на свой половой член, чтобы я ничего не видела… Через два дня мы вместе поехали в Лизинг. На безлюдной поляне он вдруг снял пальто и положил его на землю… Он бросил меня на него, поставив свою ногу между моих. Я не думала, что мне действительно грозит опасность. Я умоляла его убить меня, но не лишать „моего лучшего украшения“. Он стал очень груб, начал ругаться и пригрозил мне полицией. Он закрыл мне рот рукой и овладел мной. Мне показалось, что настал мой последний час. У меня было ощущение, что у меня в желудке все переворачивается. Когда наконец он оставил меня в покое, мне показалось, что он не так уж плох. Ему пришлось поднять меня на ноги, поскольку сама я не могла этого сделать. Он осыпал поцелуями мое лицо и глаза. Я ничего не видела и не слышала. Если бы он не поддерживал меня, я бы попала под машину… Мы были одни в купе второго класса, он опять расстегнул брюки и хотел овладеть мною. Я закричала и бросилась в конец вагона, к последней подножке… Наконец он рассмеялся пронзительным и грубым смехом, которого я никогда не забуду, и оставил меня в покое, сказав, что я, глупая гусыня, не имею никакого представления о том, что приятно. В Вену я возвращалась одна. Приехав на вокзал, я пошла в уборную, потому что в дороге чувствовала, что по ногам у меня течет что-то теплое. Я с испугом увидела следы крови. Как скрыть это дома? Я рано легла спать и долго плакала. У меня не проходило ощущение, что проникнувший во влагалище пенис давит на желудок. Я вела себя необычно, у меня не было аппетита, и моя мать стала догадываться, что что-то произошло. Я все ей рассказала. По ее мнению, в этом не было ничего ужасного. Мой сотрудник делал все, чтобы утешить меня. Темными вечерами он гулял со мной в парке и ласкал меня. Я ему позволяла это, но, как только чувствовала, что мои половые органы начинают увлажняться, я вырывалась, потому что мне было очень стыдно».
Несколько раз она ходила с ним в гостиницу, но не отдавалась ему. Она знакомится с очень богатым молодым человеком, за которого хотела бы выйти замуж. Она спит с ним, но не ощущает ничего, кроме отвращения. Возобновляются ее отношения с сотрудником, но она скучает по второму любовнику, начинает косить, худеть. Ее отправляют в санаторий, где у нее чуть было не завязался роман с молодым русским, но в последнюю минуту она прогоняет его из своей постели. Она флиртует с врачом, с офицером, но не соглашается им отдаться. В это время у нее начинается нервное расстройство, и она решает лечиться. После лечения она отдается человеку, который ее любит и который позже женится на ней. Когда она начинает жить супружеской жизнью, фригидность проходит.
В приведенных примерах, число которых легко можно было бы умножить, травмы и отвращение возникают из-за грубости партнера или из-за неожиданности происходящего. В наиболее благоприятных условиях приобщаются к сексуальной жизни те девушки, которые без насилия и неприятных сюрпризов, без определенных правил и сроков не спеша преодолевают свою стыдливость, привыкают к партнеру, учатся любить его ласки. В этом смысле можно лишь приветствовать свободу нравов, которой пользуются американские девушки и которую стремятся завоевать французские; американки переходят от юношеских ласк к полноценным сексуальным отношениям незаметно для себя. Если половые отношения не рассматриваются как нечто запретное, если девушка чувствует себя свободной в отношениях с партнером, если в этом последнем черты самца-повелителя уходят на задний план, все это значительно облегчает первые шаги девушки в сексуальной жизни. Когда любовник молод, неопытен, робок, не чувствует своего превосходства, девушка окажет значительно меньшее сопротивление, но и ее превращение в женщину может оказаться неглубоким. Так, у Колетт в «Ранних всходах» Винка, которую довольно грубо лишили девственности, так спокойно ведет себя на следующий день, что удивляет своего товарища Фила. Ее спокойствие объясняется тем, что она не ощутила себя в чьей-то власти, напротив, она избавилась от девственности и гордится этим, но не испытывает ни растерянности, ни потрясения. По правде говоря, Фил напрасно удивляется, ведь его подруга не познала мужчину. Клодина, танцуя с Рено, ощутила значительно больше. Мне рассказывали о том, как одна французская лицеистка, еще не вышедшая из стадии «незрелого плода», проведя ночь с товарищем, прибежала наутро к подружке и заявила: «Я спала с К., это было очень забавно». Один преподаватель американского колледжа говорил мне, что его ученицы теряют девственность задолго до того, как становятся женщинами; их партнеры, с одной стороны, слишком их уважают, чтобы смущать их стыдливость, а с другой – сами слишком целомудренны, чтобы будить в них страсть. Некоторые девушки бросаются в многочисленные эротические похождения, чтобы избежать страха перед сексуальными отношениями; кроме того, они надеются избавиться таким образом от любопытства и навязчивых идей; однако часто их поступки сохраняют сугубо теоретический характер и имеют не больше отношения к реальности, чем их фантазмы о будущем. Отдаваясь для того, чтобы
