Какое бы действие человека вы не взяли, нормальный человек, если он только не находится в состоянии аффекта, если его поведение не снижено, ведет себя совершенно отлично от того, как ведет себя животное: его деятельность не подчиняется непосредственному восприятию, а анализу этой ситуации, а анализу этой ситуации, в результате которого сигналы от этой ситуации доходят до него в перешифрованном виде. Эта перешифровка получаемой информации и дает человеку возможность подчинять свое поведение не непосредственному впечатлению, а знанию закона или правила, отражению внутренней необходимости, которое лежит за непосредственным восприятием.
Философски рассуждая, здесь впервые возникает поведение, свободное, в отличии от поведения рабского. Животное — раб воспринимаемой ситуации, человек — хозяин воспринимаемой ситуации. Животное подчиняется непосредственному впечатлению, человек подчиняется перешифрованным сигналам, то есть сигналам, которые исходят не от непосредственного восприятия от той необходимости, которые человек расшифровал, познал и которым подчиняется.
Если человек в моем первом примере не возьмет с собой плащ или пальто и отправится на прогулку поздней осенью налегке, его поведение будет неразумным, несознательным, несвободным потому, что он подчиняется непосредственному впечатлению. Если он сделает обратное, его поведение будет сознательным, разумным и свободным, то есть будет абстрагироваться от непосредственного впечатления.
Если в моем последнем примере человек, желающий пить, выпьет воду из зараженного водоема, его поведение будет несознательное и несвободное, реактивное. А если человек воздержится от этого и, несмотря, на то, что он испытывает величайшую потребность выпить воды из этого водоема, все — таки не выпьет, его поведение будет сознательным, разумным и свободным, ибо оно исходит из познанной необходимости.
Таким образом, поведение человека, в отличие от поведения животного, может подчиняться не непосредственному впечатлению, а анализу закономерностей, которые могут скрываться за непосредственной ситуацией. Поэтому поведение человека, который поступает не реактивно, соответственно впечатлению или потребности, а соответственно познанной необходимости, может оцениваться как поведение свободное.
Таким образом поведение человека по структуре сложное иерархическое, по функции — произвольное или свободное, основанное на перешифровке непосредственных впечатлений. Этим оно резко отличается от поведения животных. Если, как я говорил 2, 5 — ий летний ребенок легко справляется с опытом Бойтендейка, то это потому, что он перешифровывает ситуацию и реагирует не на впечатление от подкрепленного прошлым объекта, а на абстрактной принцип: «Ага, приманка в следующем». Вот почему то, что является границей для человека.
Третья особенность человека заключается в том, что, как я уже рассказывал, поведение человека не определяется только двумя факторами — наследственными программами и личным опытом, — поведение человека определяется той информацией, которую он получает от других людей. Усваивая общечеловеческий опыт, человек получает возможность использовать знания и средства уже в готовом виде. Этот факт имеет огромное значение.
То, что человек живет в митре готовых вещей, в которых материализовался прежний опыт, что он усваивает в школе таблицу умножения и законы рычагов — все это говорит о том, что человек не вынужден заново изобретать каждый раз те вещи, которые были изобретены и применялись в процессе истории.
Следовательно, человек обладает третьим фактором развития — программированием своего поведения с помощью усвоения общечеловеческого опыта, и это резко отличает его от животного, которое ничего не получает из опыта других животных в готовом виде. Тот факт, что человеку не нужно самому формировать опыт, а этот опыт поступает к нему в готовом виде, в известной общественной информации, представляет следовательно, третью существенную особенность психологического процесса человека. Эта особенность связана уже не со структурой или функцией, а с происхождением, генезисом его сложных форм психологической деятельности.
Я кратко остановился на трех основных особенностях психологической деятельности человека, расчлененной по своей структуре, свободной от непосредственного впечатления по своей функции и основанной на своей информации, которая в готовом виде дается ему, передавая общественный опыт поколений по своему генезису.
Когда я сделал эти вещи, я по существу определил основные особенности сознательного поведения человека. Под сознательным поведением мы имеем в виду такое поведение, которое подчиняется известному анализу ситуации и ориентируется на предвидение будущего, соотнося каждый факт поведения с другими возможными актами, приводя настоящее в связь с будущим.
Возникает, однако, важный вопрос, который заключается в следующем: как же можно трактовать происхождение вот таких сложных сознательных форм психологической деятельности, которые явно отличают психологическую деятельность животного от психологической деятельности человека.
В чем же заключается сущность этой сознательной психологической деятельности, как трактовать материалистически, научно трактовать сознание человека? Среди всех загадок природы, которые были поставлены одним из крупных естествоиспытателей прошлого века, фигурирует и эта загадка, считавшаяся им неразрешимой: он считает, что есть несколько мировых загадок, ответ на которые мы никогда не откроем, и одной из таких загадок является естественная история сознания.
Как же подойти к ответу на этот вопрос? Как объяснить тот факт, что из интеллектуального, импульсивного поведения животных возникает сознательная деятельность человека?
На этот вопрос разные теории давали три разных ответа.
Первая теория открытого идеализма давала такой ответ: сознание присущи человеку как имманентное, характеризующее его внутреннее свойство. Этим свойством человек отличается от животного коренным образом, этим он противопоставляется животному. В еще более резкой форме это было сформулировано Декартом: животные есть механизмы или машины, они работают по законам природы, человек есть существо духовное, он действует по законам разума. Сознательность объясняется тем, что человек обладает кусочком бессмертной души, которую вложил в него бог, положив этим отличие человека от животного.
Эта точка зрения господствовала в течение многих веков и в скрытом виде еще продолжает господствовать во многих зарубежных психологических теориях. Она может быть как угодно завуалирована, но психолог — идеалист думает так: животное работает по биологическим законам, а человек действует по субъективным законам, заложенным в его душевной жизни, — он существо сознательное. Такая точка зрения была настоль сильна, что Сеченов меньше чем 100 лет назад говорил так как о злейших врагах науки об «обособителях» в психологии, то есть о тех, кто обособляет психологию от всякой физиологии и биологии, желая найти в психологии духовную сущность и отрицая эту духовную сущность у животных.
Вы ясно видите, что эта идеалистическая имеет по существу агностический характер, потому что она представляет отказ от всякого объяснения сознательной жизни человека, отличающейся от сознательной жизни животных.
Вторая теория — происхождение сознания — это диалогическая теория.
Если первая теория хочет вывести сознание из глубины духа, то вторая теория пытается вывести сознание непосредственно из естественной эволюции животных. Эта точка зрения позитивистов — что это точка зрения механических материалистов. Исследователи примыкающие к этой позиции, считают, что уже у животного можно видеть известные формы инстинктивной жизни, которые приближаются к сознательным, и эти сторонники биологической концепции стараются, наоборот, стереть грань между человеком и животным.
Так, например, Дарвин считал (и для его времени это было правильной и актуальной задачей), что он должен найти в поведении животных такие формы, которые сближают их с человеком; поэтому он очень очеловечивал животных — очень антропоморфизировал их, считая, что и животные обладают теми же формами интеллектуального поведения, что и человек.
Исследователи, пытающиеся вывести из биологической эволюции, не находят иного выхода, как попытки трактовать сознание как сложнейшую форму инстинкта, который может быть свойственен и животным.
Естественно, что эти попытки приводят в тупик потому, что факты, которые мы знаем здесь, заставляют не смазывать разницу между человеком и животным, а в полный голос говорить о различии сознательной деятельности человека и инстинктивного поведения животных.