Вот и пчела совершила посадку на губу цветка ятрышника и пытается втиснуть свой хоботок в шпорец. Ищет нектар. Это ведет к разрыву внешней перепонки клювика — и освободившиеся поллинарии своими прилипальцами приклеиваются ко лбу визитера, словно у него молниеносно выросли рога. Высосав нектар, пчела, теперь уже рогатая, спешит к другому такому же цветку. Во время перелета с приставшими рогами — поллинариями происходят, казалось бы, странные преобразования: при высыхании клейкого вещества маленький диск прилипальца сокращается и сидящие на ножках пыльцевые мешки, наклоняясь вперед, описывают дугу в четверть круга, принимая тем самым горизонтальное положение. Но эти метаморфозы строго выверены. Не будь этих изменений, пыльцевые мешки расположились бы во втором цветке, посещаемом пчелой, против пыльцевых же мешков и никакого бы опыления не совершилось. А из-за принятого нового положения «рога» пчелы пыльники, одаренные первым цветком, упираются точь-в-точь в рыльце второго цветка. При соприкосновении липкого пыльцевого мешка с липким рыльцем чужой поллинарий, приобретенный в другом цветке, не отрывается от лба пчелы полностью. На рыльце второго цветка остается лишь часть пыльцы, притянутая липким слоем рыльца. Такая экономия приводит к тому, что один поллинарий может опылить несколько цветков.
Не правда ли, тонкий расчет, где нет ничего лишнего? Но это так себе, рядовое явление, будни жизни в мире растений.
При опылении бывают «вещи» и похлеще. Некоторые орхидеи выстреливают своими пыльценосными «снарядами» — поллинариями — иногда почти на метр. А вот ведерчатая орхидея вытворяет такое, что даже верится с трудом. Над ее чашей, или кубком, назовите, как хотите, имеются мясистые наросты, которые, смыкаясь, образуют помещение, куда ведут два боковых отверстия. Если бы в него вошло одно насекомое, ничего страшного бы не произошло. Гость после пиршества ушел бы восвояси. Но не тут-то было. Мясистые наросты источают одуряющий приятный аромат и выделяют опьяняющий нектар. Запах привлекает рой пчел. Все они хотят выпить, поэтому в помещении, как в кабаке, пчелы-завсегдатаи теснятся, толкаются, а некоторые, одурев, начинают тыкаться во все стороны. Одна пчела, не устояв на ногах, проваливается по скользкой поверхности цветка прямо в кубок, вернее, ведерочко, наполненное водою. По словам Мориса Метерлинка, «она находит в нем неожиданное купанье; добросовестно промачивает в нем свои прекрасные прозрачные крылья и, несмотря на страшные усилия, не может больше лететь. Вот этого и ждет коварный цветок». Из плена можно вырваться через единственный выход — сток, через который выливается избыток воды. Пчела, как очумелая, карабкается по нему, сначала касаясь спиной липкой поверхности рыльца, затем — не менее клейких пыльников. Наконец-то, пчела вырвалась на свободу, нагруженная липкой пыльцой. Она уже обсохла и полетела в сторону соседнего ароматного цветка, внутри которого «повторяется драма пиршества, толкотни: купания и спасания, заставляющего соприкасаться с жадной завязью унесенную пыльцу».
А впереди не то еще будет…
Но сначала обратимся к книге Ч. Дарвина «Опыление орхидей» и найдем место, где он пишет:
— Несколько экземпляров латифолии росли около моего дома, я имел возможность в продолжение многих лет наблюдать здесь и в других местах способ их опыления. Хотя пчелы и шмели разных видов постоянно летали над этими растениями, я никогда не видел, чтобы пчела или какое-либо двукрылое насекомое посещало эти цветки. С другой стороны, я неоднократно видел, как обыкновенная оса Веспа сильвестрис высасывала нектар из чашевидной губы. При этом я видел и акт опыления, совершавшийся при помощи ос, уносивших пыльцевые массы и затем переносивших их на своих головках на другие цветки… Весьма замечательно, что сладкий нектар этого эпипактиса не представляет привлекательности ни для какого вида пчел. Если бы вымерли в каком-либо округе, то, по всей вероятности, такая же судьба постигла бы Эпипактис латифолия.
Далее он приводит большое количество примеров поразительной взаимной приспособленности цветков и опыляющих их насекомых, но он все же считает, что наиболее удивительным из известных… является Эпипактис латифолия. Латифолия — это тоже орхидея.
Не зря удивлялся гениальный Дарвин. Но он не разгадал загадку взаимных симпатий цветков латифолии и опыляющих их ос.
Что же все-таки зовет ос к этим цветкам? Ответ был найден лишь в 50-ходах XX века в результате изучения… численного состава опылителей: все они оказались представителями мужского пола перепончатокрылых. Выяснилось: самцы ос совершают облет потому, что сердцевина изумительного цветка удивительно похожа на их долгожданную невесту. Потом была обнаружена целая группа таких орхидей.
И это еще не все. Любой такой цветок, строением своих частей напоминающий живые организмы, издает такой же запах, как оса-самка, готовая к спариванию. Обманутый сходством и запахом, самец осы пытается копулировать с цветком — «самкой» и улетает, унося на другой цветок пыльцевой мешок. Если о важной роли насекомых в опылении цветковых растений и о значении пыльцы и нектара в жизни насекомых известно с конца XVIII века по книге замученного бедностью и не понятого современниками замечательного натуралиста Христиана Конрада Шпренгеля «Раскрытая тайна природы в строении и опылении цветков», вышедшей в 1793 году, то о существовании «маслоносных» (не нектароносных) растений мы узнали совсем недавно — в середине XX века. О них поведал миру западногерманский ботаник, профессор Штефан Фогель. Изучая растительный мир Южной Америки, он обнаружил свыше сотни видов деревьев с цветками, выделяющими, вместо нектара, жировые капли, и десятки видов пчел, собирающих их.
Эти дикие пчелы, ведущие одиночный образ жизни, передними и средними ногами счесывают с гребешков на цветках микроскопические жировые капельки и складывают их в губчатые корзинки на задних ногах. Собранным жиром они пропитывают хлебцы из пыльцы — незаменимую пищу для личинок, развивающихся в индивидуальных норках. На каждую личинку приходится по одной булочке с маслом.
Получается, что не только пыльца и нектар, но и жировые капли привлекают насекомых к цветкам, нуждающимся в опылении.
Как говорится, на хороший цветок и летит мотылек; трава красиво расцветает, чтобы пчелка на нее поглядела; на хороший цветочек и пчела летит. Кто не видел веселое, буйное цветение летом: васильки, ромашки, колокольчики, лютики, иван-да-марья, кровохлебка, иван-чай… раскрывают самые изящные свои творения, радующие глаз, и выставляют себя напоказ. Летите, бабочки, пчелы, шмели, мухи, спешите на пир природы!
Разве цветковые растения рекламируют себя? Вот ответ Дэвида Эттенборо:
— Да, сладкий товар — нектар и пыльца — нуждается в рекламе. Яркая раскраска цветков делает их заметными с довольно большого расстояния. Насекомое приближается и по особым знакам на лепестках читает, где именно находится лакомое сокровище. У многих цветков к сердцевине оттенок становится ярче или — как у незабудок, алтея, вьюнков — появляется совсем другой цвет. У других лепестки размечены линиями и точками, словно летное поле аэродрома, и насекомое читает по этим знакам, где садиться и в какую сторону подруливать, — таковы наперстянка, фиалка, рододендрон. Подобных меток существует гораздо больше, чем можно подумать. Многие насекомые различают цвета в той части спектра, которая недоступна нашему глазу, и цветки удовлетворяют эти их способности. Если сфотографировать цветок, представляющийся нам ровно раскрашенным, на пленку, чувствительную к ультрафиолетовым лучам, на лепестках обнаружится много разных штрихов.
Добавим к сказанному. В яркие чистые тона, как красный, синий, желтый, окрашены прежде всего цветки, раскрывающиеся днем, для того, чтобы быть заметными для дневных насекомых-опылителей. Летние цветки контрастны и резко бросаются в глаза среди зелени трав. К осени на фоне опавших на землю желтых и бурых листьев раскрываются синие и белые, но никак не желтые цветки. В лесной тиши в тени деревьев на фоне темного опада заметнее всего цветки белые и бледные. У цветков, раскрывающихся ночью, опыляемых ночными насекомыми, наряд белый или светлый.
Некоторые цветки меняют окраску в зависимости от стадии развития: они в цветочной почке — красные, при полном цветении — фиолетовые, а отмирающие — синие. Это своего рода «вывеска», адресованная опылителям. Так, у незабудки и у медуницы венчики неопыленных цветков — розовые, а у опыленных — синие. Для насекомых такой «язык «понятен: они избегают посещения опыленных цветков.
Иногда в соцветиях между цветками происходит разделение обязанностей: ярко окрашенные крупные цветки, расположенные по краям, теряя способность опыляться и становясь бесплодными, привлекают насекомых и указывают путь к центральным мелким невзрачным цветкам, выделяющим нектар и предназначенным для размножения. Таковы соцветия калины и тысячелистника.
