Рэймонд Курцвейл - Эволюция разума

Еще один путь определения сознания заключается в том, чтобы охарактеризовать его через понятие «квалиа». Что такое квалиа? В соответствии с одним определением, это «осознанный опыт». Однако данная формулировка не позволяет нам продвинуться вперед. Давайте проведем такой мысленный эксперимент. Один нейробиолог полностью лишен способности различать цвета. Это не дальтонизм, при котором человек не различает оттенки, скажем, красного и зеленого (как я). Это такое состояние, когда человек живет в полностью черно-белом мире. (В крайней версии такого сценария человек вырос в черно-белом мире и никогда не видел никаких цветов. Короче говоря, в его мире цвета отсутствуют.) Однако этот человек активно изучал физические основы цвета и знает, что красный свет — это свет с длиной волны 700 нм, а также ему известна суть неврологических процессов в мозге человека, способного нормально воспринимать цвета. Он знает о цвете больше, чем обычно знают люди. Если бы вы захотели объяснить этому человеку, что же такое на самом деле «красный цвет», как бы вы поступили?

Возможно, вы прочли бы фрагмент из стихотворения «Красный» нигерийского поэта Олусейи Олусеуна:

Это действительно может помочь человеку представить себе, с чем ассоциируется красный цвет у других людей, и даже позволит поддержать беседу о цветах. («Да, я люблю красный цвет, он столь горяч и горд, столь опасно прекрасен…») И если этот человек захочет, он в принципе может убедить других людей в том, что у него есть личный опыт, связанный с красным цветом, но никакие в мире стихи не помогут ему этот опыт пережить.

Аналогичным образом, как вы объясните человеку, никогда не касавшемуся воды, что испытывает ныряльщик? Вам опять придется прибегать к стихам, но это не поможет обзавестись личным опытом. Именно этот опыт мы и называем словом квалиа.

Многие из тех, кто читает мою книгу, по собственному опыту знают, что такое красный цвет. Но откуда мне знать, не испытываете ли вы при виде красного цвета то же самое, что я испытываю при виде синего? Мы оба смотрим на красный предмет и утверждаем, что он красный, но это не ответ на вопрос. Может быть, я при этом испытываю то, что вы испытываете, когда смотрите на синий, просто мы оба выучили, что этот цвет называется красным. Мы опять можем прибегнуть к помощи стихов, но они лишь отражают ассоциации людей с тем или иным цветом и ничего не говорят о реальной природе квалиа. На самом деле слепые от рождения люди много читают о цветах, поскольку о цветах часто пишут, и поэтому у них есть некоторый собственный опыт, связанный с цветами. Как сравнить их опыт «красного цвета» с опытом зрячего человека? Это, по сути, тот же вопрос, что и вопрос о человеке, живущем в черно-белом мире. Удивительно, что столь распространенные в нашей жизни явления настолько сложны, что даже невозможно утверждать, что мы имеем один и тот же чувственный опыт (квалиа).

Другое определение квалиа — субъективный опыт. Однако это определение тоже ведет в тупик, как и наши попытки дать определение сознания, поскольку слова и выражения «ощущение», «личный опыт» и «сознание», по сути, являются синонимами. Что есть сознание и что есть квалиа — фундаментальные, возможно, последние вопросы философии (хотя есть еще более важный вопрос, связанный с определением личности, мы поговорим об этом в заключительном разделе данной главы).

Возвращаясь к теме сознания, постараемся точнее сформулировать волнующий нас вопрос. Он звучит так: кто или что обладает сознанием? В заглавии книги я использовал слово «разум», а не слово «мозг», поскольку разум — свойство сознательного мозга. Мы также можем сказать, что разум обладает свободой воли и идентифицирует себя. Утверждение, что эти вопросы относятся к разряду философских вопросов, не совсем очевидно. Я имею в виду, что эти вопросы не могут быть разрешены исключительно научными методами. Другими словами, нет таких фальсифицируемых[132] экспериментов, которые могли бы ответить на эти вопросы — без привлечения философских приемов. Если бы мы построили детектор сознания, Серль обязательно пожелал бы убедиться, что он испускает биологические нейромедиаторы. Американский философ Дэн Деннет (род. в 1942 г.) был бы более податлив, но, возможно, захотел бы установить, содержит ли система модель самой себя и своих возможностей. Эта точка зрения ближе к моей собственной, но в своей основе по-прежнему является философской.

Регулярно возникает идея связать сознание с каким-то измеряемым физическим параметром; Серль называет это «механизмом стимуляции сознания». Американский ученый, философ и анестезиолог Стюарт Хамерофф (род. в 1947 г.) писал, что «филаменты цитоскелета — это корни сознания»[133]. Речь идет об имеющихся во всех клетках (в том числе и в нейронах) тонких нитях, называемых микротрубочками, которые обеспечивают структурную целостность клетки и играют важную роль в ее делении. Книги и статьи Хамероффа на эту тему содержат подробные описания и уравнения, объясняющие возможную роль микротрубочек в информационных процессах в клетке. Но, чтобы перейти от микротрубочек к сознанию, нужно сделать очень смелый шаг, не менее смелый, чем религиозная идея о том, что высшее существо наградило сознанием (иногда именуемым душой) некоторых существ (главным образом человека). Идея Хамероффа подтверждается одним доказательством, заключающимся в том, что неврологические процессы, которые могли бы поддерживать данные клеточные перестройки, прекращаются под действием наркоза. Однако это наблюдение нельзя считать исчерпывающим доказательством, учитывая значительное количество процессов, которые останавливаются в этих условиях. Мы даже не знаем точно, обладает ли сознанием находящийся под наркозом человек. Нам известно только, что, проснувшись после наркоза, люди ничего не помнят. Однако даже это не совсем верно, поскольку некоторые люди достаточно отчетливо помнят какие-то события, происходившие, пока они были под наркозом, например разговоры врачей. Такие случаи «бодрствования под наркозом» в США отмечаются примерно 40 тыс. раз в год[134]. Но речь вообще-то не об этом, сознание и память — совершенно не одно и то же. Как я уже писал, если я пытаюсь вспомнить прошедший день во всех подробностях, я нахожу множество чувственных ощущений, но помню лишь некоторые вызвавшие их события. Означает ли это, что большую часть дня я был без сознания? Это очень хороший вопрос, и ответ на него совсем не очевиден.

Английский физик и математик Роджер Пенроуз (род. в 1931 г.) делает другой смелый шаг для объяснения происхождения сознания, но тоже связанный с микротрубочками, в данном случае как с носителями некоторых квантовых свойств. Суть его рассуждений мне не совсем ясна, но в целом сводится к тому, что, поскольку сознание является загадочным феноменом и квантовые явления тоже загадочны, между ними должна существовать какая-то связь.

Пенроуз начал свои исследования с изучения теоремы Тьюринга о неразрешимых задачах и теоремы Геделя о неполноте. Тьюринг утверждал (мы подробно обсуждали это в восьмой главе), что существуют алгоритмические задачи, которые можно сформулировать, но нельзя решить с помощью машины Тьюринга. Учитывая универсальность вычислительных способностей машины Тьюринга, приходится заключить, что эти «неразрешимые задачи» не под силу никакой машине. Теорема Геделя о неполноте приводит к тому же результату в приложении к формальной арифметике. Пенроуз же утверждает, что человеческий мозг способен решить эти неразрешимые задачи, то есть может делать вещи, которые такие детерминистские машины, как компьютеры, делать не в состоянии. Его мотивация, по крайней мере отчасти, заключается в том, чтобы поставить человека выше машины. Однако его главный тезис — о том, что человек может решить неразрешимые задачи Тьюринга и Геделя, — просто-напросто неверен.

Одна из таких неразрешимых задач, известная как задача про усердного бобра (Busy Beaver), заключается в следующем: нужно найти максимальное число единиц, которое машина Тьюринга с определенным числом состояний (n) может записать на своей ленте. Для ответа на вопрос нужно создать все возможные машины Тьюринга с n-состояниями (это конечное число, если значение n — конечное число) и определить максимальное число единиц, которые эти машины печатают на своей ленте, за исключением зациклившихся машин Тьюринга. Ответить на этот вопрос нельзя, поскольку при попытке моделирования всех этих машин наш симулятор зациклится при попытке симулировать машину, которая уже зациклилась. Тем не менее компьютеры решают эту задачу для некоторых значений n. Справляются с задачей и математики, но компьютеры решают задачу для гораздо большего числа n, чем не вооруженные вычислительной машиной люди. Вообще обычно компьютеры лучше людей решают неразрешимые задачи Тьюринга и Геделя.