Но вот что изумляет меня в Мажанди, кроме его пылкой тяги к пролитой на казни крови. Используя лишь средства, доступные в 1814 году, он умудрился определить сероводород – газ, который, как правило, составляет одну десятитысячную всех газов, продуцируемых в толстом кишечнике человека. Вполне вероятно, инструментом в этом деле для Мажанди служил его собственный нос. Наша обонятельная система чует вонь тухлых яиц, то есть улавливает запах сероводорода в почти несущественной концентрации: 0,02 части на миллион. Но даже существуя лишь в следовых концентрациях, сероводород, по словам Майкла Левитта, «является наиболее важным компонентом, обусловливающим характерный запах кишечных вéтров». Что ж, кому и знать, как не ему.
Глава четырнадцатая
Если запахло чем-то недобрым…
Не так уж и стремился Майкл Левитт поразить весь мир, разобравшись во всех таинствах метеоризма. Идею подсказал его научный руководитель. В то время газовый хроматограф только-только начинали использовать в качестве лабораторного оборудования. Поэтому мало кто был готов проявить должную изобретательность или обладал достаточно крепкими нервами, чтобы применить новую технологию к человеческим «эмиссиям». «Он позвал меня к себе в кабинет, – вспоминает Левитт, – и сказал: полагаю, вам следует заняться изучением газов». Я спросил: «Почем именно этим?» Он ответил: «Потому что вы пока не многое знаете, а если возьметесь за исследование газов и что-нибудь откроете, это, по крайней мере, будет что-то новенькое, и вы получите возможность сделать научную публикацию».
По теме метеоризма Левитт опубликовал уже 34 работы. Он установил, какие три сернистых газа обусловливают характерных запах вéтров. И доказал, что всему виной именно скапливающийся в кишечнике метан, а вовсе не входящие в состав пищи клетчатка или жир. Но что в данной связи еще примечательнее, так это изобретенные им «панталоны» из майлара для «улавливания» флатуса – газов, порождаемых метеоризмом.
«Даже и теперь, – говорит Левитт, подразумевая свои исследования газообразования, – эта новация затмевает все остальное». Мы расположились в конференц-зале, что находится этажом выше его лаборатории в Медицинском центре Миннеаполиса. Улыбка у Майкла какая-то кривобокая и будто глуповатая, а внешность – невыразительная. Начав писать эти строки, я так и не смогла припомнить, были ли у него волосы с проседью. Потому и зашла на страницу Google Images – чтобы найти его фотографию. В результате обнаружила изображение консервной банки с печеными бобами.
Впрочем, вот вам – просто для сведения – перечисление некоторых других достижений Левитта, которые можно считать его вкладом в медицину. Именно он предложил дыхательную пробу на содержание водорода – этот тест первоначально мыслился не как метод оценки уровня газообразования в толстом кишечнике, но как средство диагностики недостаточного усвоения углеводов в тонком. Он развенчал потуги создать диету на основе «непоглощаемых» углеводов. И показал, что изгибающиеся движения ворсинок кишечника – ключевой фактор «перемешивания» пищи и здорового поглощения нутриентов. «Я написал книгу о перемешивании химуса в кишечнике».
Задав вполне достаточное количество вопросов относительно кишечного перемешивания, я рассудила, что могу спросить, как бы мне взглянуть на майларовые панталоны.
Левитт создал эту одежку для парочки штудий с двоякой целью. Во-первых, чтобы установить, какие именно газы ответственны за вредную составляющую флатуса. А во-вторых, чтобы проверить на практике «оборудование», призванное эти газы адсорбировать. Иначе говоря, выяснить, поверхности каких веществ и устройств способны эти летучие субстанции улавливать и переводить в связанное состояние. Майкл тогда не знал точно, где и что искать, но раскопал фотографию женщины, служившей в лаборатории моделью. В ненадутом состоянии эти панталоны выглядят гораздо более комфортными, чем я себе представляла. Они сделаны из чего-то серебристого, складчатого и светоотражающего – материал напоминает тот, в который упаковывают печеный картофель.
Я спрашиваю Левитта, трудно ли было найти добровольцев для участия в исследованиях метеоризма. Нет, не трудно. Отчасти потому, что подопытным платили. Люди, готовые уступить немного собственных кишечных газов, более или менее похожи на тех, кто не прочь сдать за определенную плату свою кровь.
«А вот что оказалось непростым делом, – делится Левитт, – так это поиск судей». Майкл имеет в виду экспертов, которые могли бы судить о запахе, «понюхав раз-другой» и выстроив «рейтинг вредоносности» – от «лишенного запаха» до «отвратительного», причем для каждого из 16 «флатусных доноров»[174]. Гипотеза была такова: вредоносность должна коррелировать с тремя сернистыми газами. И действительно коррелировала.
Заинтересованный в выяснении, в какой мере различные сернистые газы обусловливают общий букет флатуса, Левитт приобрел образцы трех газов у поставщика химреактивов. Судьи-оценщики сошлись на следующих дескрипторах. «Тухлые яйца» – для сероводорода, газа, в наибольшей степени определяющего зловоние. «Гнилые овощи» – для метантиола. И «сладковатый» – для диметилсульфида. Среди не столь важных компонентов, тоже, однако, вносящих свою лепту, – метилмеркаптан. Именно три основных газа – во множестве комбинаций, порой едва отличных друг от друга в качественном и количественном отношении, – и создают бесконечное разнообразие запахов, свойственных кишечному метеоризму. По меткому замечанию Алана Клигермана, «запах вéтров столь же специфичен, как и отпечатки пальцев». Впрочем, в отличие от «пальчиков», эти «следы» труднее выявлять – даже присыпая их специальным порошком.
Широкое разнообразие запахов, характерных для кишечных газов – в зависимости как от конкретного человека, так и от съеденного, – порождает проблему на втором этапе исследований, когда необходимо выработать критерии оценки веществ, способных уничтожать вредные запахи. Какой запах – и чего? – следует приписать вéтрам, типичным для среднестатистических американцев? Как выясняется, никто не знает. Используя в качестве основы для «рецепта» соотнесенные с определенными объемами данные хроматографа, а в качестве компонентов «сырья» – полученные химическим путем газы, Левитт изготовил в лабораторных условиях смесь, которую эксперты находили «объективно схожей по запаху с кишечными газами». Словно войдя в роль инженера-новатора, Майкл сотворил микст, аналогичный кишечному метеоризму. Этот «искусственный флатус» и пустили в дело, изучая его воздействие на различные предметы, созданные с использованием активированного угля – включая нижнее белье, прокладки с клейкими краями и подушечки для стульев. (Как известно, активированный уголь эффективно поглощает сернистые газы. Воздух, циркулирующий в космических скафандрах NASA, фильтруется через активированный уголь, чтобы кишечные газы не овевали лица космонавтов трижды в минуту, когда работа в открытом космосе уже близится к концу.)
Воздух, циркулирующий в космических скафандрах NASA, фильтруется через активированный уголь, чтобы кишечные газы не овевали лица космонавтов трижды в минуту, когда работа в открытом космосе уже близится к концу).
В отдельном исследовании, в котором имитировались те же условия отхождения газов, что и при обычном образе жизни, Левитт клейкой лентой прикреплял трубку к анусу испытуемого – но поверх прокладки с активированным углем. (Подушечки удерживались на месте ремешками). Затем участник эксперимента надевал поверх всего еще и майларовые панталоны – независимо от того, какие предметы проходили пробу. Наконец, ассистент герметизирующей лентой приклеивал нижние «раструбы» панталонов и их пояс-резинку к коже добровольца. Майкл щелкал включателем – и по трубке в течение двух секунд проносились примерно полчашки (100 миллилитров) синтезированных кишечных газов: так ученый представлял себе объем и продолжительность типичного пуканья. «Сразу же после подачи газа, – писал Левитт в своей заключительной статье, – воздух, наполняющий [майларовые] панталоны, перемешивался в течение 30 секунд посредством энергичной пальпации». По словам ученого, видеозаписи у него нет. На последнем этапе в специальный «порт» майларовых панталонов вставлялась спринцовка – чтобы взять на пробу и измерить тот остаточный газ, который не был уловлен и адсорбирован фильтрующим слоем древесного угля.
Особая проблема, как обнаружилось, заключалась в том, чтобы полностью направить поток газов в фильтрующий компонент: в герметичном космическом скафандре этого добиться просто, а вот в обычном деловом костюме – не очень. Подушечки для сидений оказались почти бесполезными, и в большинстве случаев «оборудование захвата» удерживало всего около 20 % сернистых газов. Прокладки в нижнем белье давали уровень потерь от 55 до 77 %. То есть эффективность «накопления» была близка к обычному рассеиванию вéтров, а не к концентрации их в нужном месте. Мужские трусы ценой в 70 долларов показали себя с лучшей стороны, удерживая во внутреннем объеме фактически весь выделяемый сернистый газ – хотя и оставалось неясным, насколько они нóски. Да, и к слову: принимая во внимание уровень цены и самооценки, эта разновидность нижнего белья, вероятно, будет пользоваться ограниченным спросом.
