— Тебе непременно надо было стрелять?
— Я выстрелил в воздух, слишком уже близко они к тебе подобрались. — Заботливый Гаун распутал мою веревку.
К двенадцати часам мы вернулись в лагерь, к мокрым постелям. Развели костер, глотнули коньяку. Пришел Бакар и доложил, что три друга ушли куда-то далеко. Мы решили, что на сегодня хватит, можно спускаться вдоль реки вниз до деревни. Как-никак, нам удалось понаблюдать оранг-утанов, подсмотреть, как они спят, едят, сооружают гнезда.
Собрав вещи, наш маленький отряд двинулся в обратный путь.
Возвращение домой после трехнедельной исследовательской работы в области Себуяу было отмечено горячей ванной и сладостным отдыхом в мягких креслах. Мы хорошо потрудились в джунглях и успели многое увидеть. И однако принципиально новых наблюдений было сделано мало. Мы не смогли достаточно долго проследить за одним определенным животным, не увидели, как живет стая или хотя бы мать с детенышем. В своем древесном царстве оранг-утаны оказались чересчур подвижными для нас.
Зато экспедиция укрепила во мне решимость стать настоящей «обезьяньей мамой». Отныне наши детеныши будут побольше находиться на деревьях и поменьше на земле. Может быть, тогда они научатся сами строить себе гнезда. Зависимость от меня будет сведена до минимума.
Еве было уже два с половиной года — совсем большая и очень ревнивая. Билл основательно потучнел. У него вырос заметный горловой мешок, и он стал весьма прожорливым. Фрэнк был куда стройнее и подвижнее.
В одном из уголков нашего сада на откосе стояла особняком куща плодовых деревьев.
— Теперь, — сказала я Бидаи, — ты каждый день будешь сажать их на деревья. И не снимай их оттуда, даже если залезут очень высоко. Пусть делают, что хотят.
Ему моя идея ничуть не понравилась. А если они попробуют сбежать? Я посоветовала ему не тревожиться: там будет видно.
Ева на первых порах трусила. Бидаи подсадит ее на ветку, а она поскорей спускается и лезет к нему на руки.
Пришлось вмешаться.
— Она должна стать взрослой, Бидаи, должна научиться жить в своем мире! Не позволяй ей цепляться за тебя, пусть привыкает к деревьям. Посиди на дереве вместе с ней! Может быть, так она освоится.
Он забрался на дерево до середины вместе с Евой, дальше она полезла сама.
С «мальчишками» было проще. Фрэнк повел себя так, будто всю жизнь жил на деревьях. Цепляясь за тонкие ветки и лианы, которые могла обхватить его маленькая рука, он быстро взобрался на макушку. Билл так высоко не полез. Отведав плодов и листьев, они затеяли игру — качались на ветвях, догоняли друг друга.
Когда Бидаи спустился вниз, Ева и Билл последовали за ним и начали играть на земле. Игра продолжалась до самого вечера, затем Бидаи отнес их в клетки, и они получили свой ужин — молоко, рис, фрукты. Но как быть с Фрэнком?
— Он не хочет спускаться, мэм. Слазить за ним?
— Подожди, сначала я попробую приманить его. Было совсем темно, я смутно видела маленький силуэт высоко на дереве. Взяв миску с едой, я позвала:
— Фрэнк! Фрэнк! Спускайся ужинать!
Отошла, чтобы он видел меня получше, и снова позвала. Фрэнк тявкнул и стал спускаться. На полпути остановился и сел, глядя на меня.
— Фрэнк… будь хорошим мальчиком… иди к маме!
Я подняла миску повыше.
Он опять тявкнул и соскочил мне прямо на руки. Тут же, под деревом, он поел, потом я погладила его и отнесла в клетку.
— А ко мне он бы не спустился, — сказал Бидаи. — Он тебя больше любит.
В младенческом возрасте оранг-утаны очень сильно привязываются к тому человеку, который их кормит и ухаживает за ними, даже если уход не ахти какой. В зависимости от обращения, у них развиваются те или иные черты характера — робость и невротический страх, если их обижают, буйство и дерзость, если их балуют, равнодушие и апатия, если их держат в тесном помещении, никак не поощряя их любознательности и эмоций. В самом крайнем случае это может повлечь за собой болезнь и даже гибель оранг-утана.
Если не считать естественной привязанности к существу, заменяющему мать, — привязанности, без которой малыш просто не выживет, — юный оранг-утан так или иначе выражает свою симпатию, антипатию или безразличие к окружающим его людям. О чувствах оранг-утанов вполне можно судить по лицу, оно у них очень выразительное, особенно глаза. Спутать одного оранг-утана с другим просто невозможно.
У каждого из наших детенышей был свой предмет симпатии. Боб всем предпочитал Тома, Ева обожала Бидаи, Фрэнк выделял меня, хотя я отнюдь его не поощряла. Билл больше всего был занят собственной персоной, делая исключение разве что для Фрэнка, которого ему очень, нравилось дразнить. А ведь мы обращались с ними одинаково, никого не выделяя. Правда, Еву баловали больше других — ведь она попала к нам такая тщедушная и хилая. Но это не мешало ей относиться к нам с Томом совершенно безучастно, ее кумиром был Бидаи.
Знакомясь в нормальной обстановке с человеком, оранг-утан осматривает его, потом изучает запах. Потрогает пальцем и поднесет его к носу. Затем обнюхает вашу руку. Впрочем, он может составить себе впечатление только по внешности человека, не обнюхивая его. Свою симпатию он выражает голосом, жестами и поведением, например, дергая вас за волосы или ласково покусывая за палец. Признаком отрицательного отношения служит (в лучшем случае) полное, равнодушие к человеку.
— Меня заботит отношение Евы к Бидаи, — сказал мне как-то вечером Том. Она просто без ума от него. Пожалуй, стоит дать ему отпуск. Пусть съездит в родную деревню. Ина присмотрит за животными. Ева как-то должна научиться жить без Бидаи. Иначе не миновать ей зоопарка.
И в два с половиной года Ева продолжала боготворить Будаи
Бидаи поехал в деревню. Ева никаких признаков тоски не высказывала, ела нормально, однако продолжала отрицательно относиться к лазанью по деревьям и играм в саду и явно гораздо больше, чем Билл или Фрэнк, нуждалась в ласке и заботе. Судя по всему, ей не хватало физической закалки, чтобы изменить свои привычки и приспособиться к полудикому образу жизни.
Мы убедились, что лучше всего поместить ее в зоопарк, пока она еще достаточно молодая. Я списалась с Берлином, где только что был выстроен новый обезьянник. Мое предложение было принято с радостью, и Ева отправилась в путь.
* * *
…Около нашего участка остановился грузовик с большим ящиком в кузове, и из кабины вышел лесник.
— Получайте оранг-утана, — сказал он, улыбаясь. — Один селянин незаконно держал его у себя.
Мы спустили клетку на землю и отворили дверцу. Оранг-утан смотрел на нас без страха. Мы ласково заговорили с ним и сняли с него ошейник из стальной проволоки. Он потер шею — на ней было несколько болячек, в остальном наш новый питомец, двухлетний самец, выглядел вполне здоровым.
Мы назвали его Найджелом, в честь престарелого епископа Борнео, который только что объявил в газете о своей помолвке.
Найджел с самого начала держался очень самостоятельно, всем видом показывая, что вполне мог бы обойтись без нас. Он не нуждался в утешении и ласке, но охотно принимал от нас молоко и фрукты. Своих собратьев воспринял спокойно, доброжелательно, но без бурных проявлений чувств.
Впрочем, Найджел, как и следовало ожидать от орангутана, не обошелся без кумира. Впервые увидев Тома, он тотчас приветствовал его, как старого друга. Вышел из клетки, присел около него на корточках, обозрел и потянул рукой за саронг. Принимая игру, Том ласково ущипнул Найджела за щеки и шею. Оранг-утан ответил широкой улыбкой. Это было начало нежной дружбы.
Меня Найджел воспринял совсем иначе, даже с каким-то отвращением. Третьего декабря 1958 года, когда он провел у нас уже больше недели, я записала в дневнике:
«Я подошла к клетке пожелать ему спокойной ночи, и тут Найджел впервые по собственной воле прикоснулся ко мне. Указательным пальцем он стал ощупывать то, что привлекло его внимание на моей руке: а) широкий шрам на локте, б) браслет ручных часов, в) кольцо на одном из пальцев. Потрогав все это, он исследовал мой личный запах, поднеся указательный палец к ноздрям».
Несколько дней мы продержали Найджела в клетке, чтобы он свыкся со своим новым домом. Второго декабря его впервые выпустили в сад. Он робел и не полез на дерево, а предпочел играть на земле с Биллом. Фрэнк, как обычно, забрался на самый высокий сук.
На следующий день мы приставили лестницу к одному из деревьев, чтобы Найджел по ней мог добраться до нижних веток. Лестница ему страшно понравилась. Он то стоял на перекладинах, то висел на них и сдернул вниз Билла и Фрэнка, когда они захотели подняться наверх. Наконец надумал сам влезть на дерево. Попробовал на вкус листья, поковырял кору — вообще, исследовал обстановку. Через час спустился на землю, потом снова полез на дерево вместе с Бидаи, когда тот отправился за Биллом.
