Отношение жены к мужу, дочери к отцу, сестры к брату – это отношение вассальной зависимости. Синь приносит Жоржу клятву рыцаря своему сюзерену:
«Вы вождь, я – бедная сивилла, хранящая огонь» [236].
«Дай мне клятву принести, как молодые рыцари клянутся! О мой сеньор! Дай мне поклясться, не выпуская меня из рук,
И будет эта клятва свята, как монашеский обет,
О муж из рода моего!» [237]
Верность и честность – это величайшие человеческие добродетели женщины-вассала. Мягкая, кроткая, смиренная как женщина, она надменна и неукротима как представительница своего рода; такова гордая Синь де Куфонтен, такова принцесса из «Золотой Головы», которая выносит на своих плечах тело убитого отца, соглашается на нищету дикой и одинокой жизни, принимает муку распятия и ухаживает за Золотой Головой в его предсмертной агонии, а потом умирает рядом с ним. Часто женщина предстает примирительницей, посредницей: она – Эсфирь, исполняющая приказы Мордехая, Юдифь, послушная воле священников; она способна победить в себе слабость, малодушие, стыдливость во имя честного служения делу, которое считает своим, поскольку это дело ее хозяев; в своей преданности она черпает силу, которая делает ее ценнейшим орудием в руках мужчины.
Итак, в человеческом плане источником ее величия становится сама ее подчиненность. Однако в глазах Бога она совершенно самостоятельное существо. То, что у мужчины существование постоянно преодолевает свои пределы, а у женщины оно сохраняется в неизменности, создает различие между ними только с земной точки зрения; трансценденция же все равно совершается не на земле, а в Боге. И женщина имеет с Ним столь же прямую и даже более тесную и тайную связь, что ее спутник. Бог обращается к Синь устами мужчины – правда, священника; но Виолена слышит его голос в уединении собственного сердца, а Пруэз имеет дело только с ангелом-хранителем. Самые возвышенные образы у Клоделя – женские: Синь, Виолена, Пруэз. Отчасти это связано с тем, что святость для него состоит в отречении. Женщину же гораздо меньше увлекают земные цели, у нее меньше личной воли: созданная для того, чтобы отдавать себя, а не для того, чтобы брать, она ближе к совершенной самоотверженности. Именно через нее будут преодолены земные радости: они дозволены и благи, но принести их в жертву еще лучше. Синь совершает эту жертву с вполне определенной целью: спасти папу. Пруэз сначала смиренно идет на нее потому, что любит Родриго запретной любовью:
«Разве ты хотел бы, чтобы в твоих объятьях оказалась неверная жена?.. Тогда б я стала просто женщиной, которой вскоре предстояло б умереть у сердца твоего, а не звездою вечной – предметом твоих страстей» [238].
Но когда эта любовь могла бы стать законной, она не предпринимает ничего, чтобы дать ей осуществиться в этом мире. Ибо ангел-хранитель шепнул ей:
«Приветствую тебя, Пруэз, сестра, дитя Господне в свете,
Та Пруэз, что лицезреют ангелы с небес, ведь это на нее он смотрит, сам того не зная, ее ты создала затем, чтобы ему вручить» [239].
Она – человек, женщина, и смиряется не безропотно:
«Он запаха и вкуса моего не будет знать!» [240]
Но ей известно, что ее истинный брак с Родриго совершится только через ее отказ:
«Когда нельзя никак уж будет путы разорвать, когда ко мне он будет навек привязан в этом невозможном союзе брачном, когда не станет средства ускользнуть от крика плоти моей всесильной и от пустоты безжалостной, когда я докажу ему небытие его, равно как и мое, когда в его небытии не будет тайны, что не поверялась бы небытием моим.
Вот тогда его отдам я Богу отверстого, разъятого, чтоб Он ударом грома его восполнил, вот тогда я получу супруга и буду Бога в объятиях сжимать» [241].
Решимость Виолены еще более таинственна и бескорыстна, ибо она избирает проказу и слепоту, когда законные узы могли бы соединить ее с мужчиной, которого она любит и который любит ее.
«Жак, быть может,
Мы любили слишком сильно, чтобы справедливо было нам принадлежать друг другу, чтобы принадлежать друг другу было хорошо» [242].
Но столь исключительный жребий героизма и святости выпадает женщинам прежде всего потому, что Клодель по-прежнему воспринимает их в мужской перспективе. Конечно, каждый из полов воплощает Другого в глазах пола противоположного; но, несмотря ни на что, его мужскому взору женщина нередко представляется абсолютным другим. Существует мистическое преодоление границ своего «я», и «мы знаем, что сами по себе мы не способны его свершить, а потому такую власть имеет над нами женщина – она подобна власти Благодати» [243]. Под «мы» здесь понимаются только мужчины, а не весь человеческий род, и их несовершенству женщина противостоит как зов бесконечности. В некотором смысле здесь наблюдается новый принцип субординации: сама соборность христианской Церкви предполагает, что каждый человек – орудие спасения для всех остальных; но именно женщина оказывается орудием спасения для мужчины, а не наоборот. «Атласный башмачок» – это эпопея спасения Родриго. Драма открывается молитвой, которую возносит за него Богу его брат, а завершается она смертью Родриго, которого Пруэз привела к святости. Но с другой стороны, женщина тем самым обретает величайшую независимость: ведь она несет в себе свою миссию и, обеспечивая спасение мужчине или будучи примером для него, в одиночестве приходит к собственному спасению. Пьер де Краон предсказывает Виолене ее судьбу и пожинает в своем сердце чудесные плоды ее жертвы; он восславит их перед людьми в камнях соборов. Но самопожертвование Виолена совершает одна, без всякой помощи. В отношении Клоделя к женщине есть нечто мистическое, напоминающее отношение Данте к Беатриче, мистику гностиков и даже мистику сенсимонистской традиции, видевшей в женщине возрождающее начало. Но поскольку мужчина и женщина в равной мере создания Господа, Клодель дал ей самостоятельный удел. Женщина у него реализуется как субъект, становясь другой («Я служанка Господня»), и в своем «для-себя-бытии» предстает Другим.
В «Приключениях Софии» есть одно место, где в сжатой форме изложена практически вся клоделевская концепция. Бог, читаем мы, даровал женщине «лицо, которое, каким бы далеким и искаженным оно ни было, являет некий образ ее совершенства. Он сделал ее желанной. Он соединил в ней конец и начало. Он сделал ее хранительницей своих замыслов и наделил способностью дать мужчине тот созидательный сон, во время которого была задумана и она сама. Она – опора судьбы. Она – дар. Она – возможность обладания… Она – связующее звено в тех узах любви, что никогда не перестанут соединять Создателя с Его творением. Она Его
