ценам. Разок я даже получил какой-то квиток, позволявший зайти в Новоарбатский гастроном и отовариться с заднего хода. Там процессом командовала полная очень уверенная в себе женщина, которая строго проверяла категорию квитка — чтобы не перепутать, что кому полагается. Мне, помню, причиталась в том числе и банка красной икры, но не черной. Между тем я заметил целые ряды заветных стеклянных баночек с черными зернышками за спиной продавщицы, но они полагались обладателям пайков более высокой категории. Когда я перешел в «Известия», моя семья стала питаться чуть лучше — качество наборов да и частота их выдачи повысились. Время от времени в газете проводились так называемые распродажи. Смешно сейчас вспоминать, но это было грандиозное событие в жизни коллектива! Самые знаменитые журналисты страны и их жены с выпученными глазами носились по залу, где работники торговли со снисходительными лицами продавали мастерам пера какой-то ширпотреб. Не высшего качества, не Италия и не ФРГ, все больше Чехословакия и Венгрия, до двухсотой секции ГУМа далеко, но все же в простом магазине таких вещей было не купить, а на черном рынке — дорого, зарплата не позволяла. Свитерок какой-нибудь социалистический или шарфик можно было оторвать. Дубленки — нет, это нам было уже не по рангу, это уже где-нибудь в Госплане или Госснабе, наверно, распродавали-распределяли…
Причем и рабочие на крупных заводах тоже имели некие, более скромные, но тоже «коэффициентики» к своим зарплатам. Иерархия и там была строгой: рубль на оборонном предприятии стоил больше, чем на каком-нибудь автомобильном или велосипедном. И так далее и тому подобное. Важен был сам принцип: ваш реальный заработок определялся не числом, за которое вы расписывались в ведомости (или могли подхалтурить, работая налево), а вашим местом в советской табели о рангах. Это был, конечно, главный, основополагающий принцип всего общественного устройства. Но в результате рубль никак не мог выполнять нормальных денежных функций.
Встает вполне серьезный, научный вопрос: а можно ли было считать «деревянный» рубль деньгами вообще? Мой коллега Михаил Бергер, заведовавший в начале 90-х экономическим отделом «Известий», придумал такое определение: рубль в советские времена был справкой о том, что вы ходите на работу, а не деньгами. (Надо бы добавить — справкой еще и о том, насколько важной считалась ваша работа в советской системе ценностей.) И вот в соответствии с вашими карьерными успехами эта самая справка или удостоверение получала некую покупательную способность. Почему же нельзя было поступать просто и ясно — платить начальству намного больше, установить при этом реальные цены на товары и услуги и дать таким образом деньгам работать, как во всем мире? Нет, вот этого как раз сделать никак нельзя было, потому что министру тогда пришлось бы платить не в пять — шесть раз больше, чем рабочему, а в пятнадцать или двадцать раз. Рабочие высокой квалификации, например токари-инструментальщики высоких разрядов, получали гораздо больше своих менее талантливых и обученных товарищей, уже практически столько же, сколько министры и секретари ЦК КПСС. Но реально качество жизни и этих особо привилегированных рабочих не шло ни в какое сравнение с прелестями номенклатурной жизни. Спасало положение только незнание массами истинного положения вещей.
Но в этой системе рубль не мог полноценно осуществлять обменных функций даже и в межведомственных отношениях. Если ваш завод имел деньги на развитие и на закупку нового оборудования, это вовсе не значило, что он мог их реально заполучить. Нет, гораздо важнее было «выбить фонды», а для этого надо было отправляться в Госснаб и договариваться об их выделении. Личные связи директора часто имели решающее значение. Предприятия были жестко закреплены по фондам за министерствами и далее по подчиненности.
«Кто такой этот — как вы говорите? Главк? — который не может обеспечить вас столь остро необходимыми деталями? Откажитесь от его услуг, поменяйте поставщика», — посоветовал представитель австрийского партнера руководителям одного московского предприятия. И никак не мог взять в толк, почему его столь разумный совет вызвал приступ почти истерического смеха у присутствующих инженеров и администраторов. А объяснить ему, в чем дело, в присутствии представителей райкома было невозможно…
В Советском Союзе появилась уникальная профессия — снабженец. Даже объяснить западному человеку, что это такое, почти невозможно. В 1989 году мой друг профессиональный экономист, выпускник Плехановского института Григорий Каневский работал в НИИ Томографии, и на его базе было создано модное тогда совместное предприятие с General Electric. Советская сторона предоставляла программное обеспечение, американцы — «желeзо». И вот вздумалось одному американскому коллеге как раз задаться этим вопросом: чем заняты эти странные люди — «снаб-же-ентсы»? Гриша честно попытался на этот вопрос ответить. После того как он минут двадцать атаковал проблему то с одной, то с другой стороны и уже стал приходить в некоторое отчаяние, видя стеклянное непонимание в глазах иностранца, Гриша случайно выронил фразу: «Они звонят поставщикам…» И тут американец просиял и сказал: «О, понял наконец! Это люди, которые звонят на фирмы! О, очень толково придумано: иногда бывает так трудно дозвониться, особенно в последнее время, с этими чертовыми автоответчиками!» На снабженца официально нигде не учили, признавать значение и распространенность профессии не хотели. Но без снабженцев не могло существовать ни одно уважающее себя предприятие или учреждение. Да что там предприятие: вся советская экономика мгновенно рухнула бы без этих людей. Убери из страны всех до единого секретарей ЦК (а также обкомов, горкомов и так далее), вряд ли бы кто-то заметил разницу. А вот без снабженцев жизнь бы сразу остановилась. Десятки тысяч людей как оглашенные носились по всей стране, правдами и неправдами добывая для родной фабрики или завода цемент или шифер, сверла или резцы, или еще какие-нибудь материалы, детали или запчасти — список дефицита непрерывно рос. Да иначе и быть не могло: спрос в СССР окончательно разгромил предложение, но инфляция выражалась не в росте цен, как в рыночной экономике, а в исчезновении, «вымывании» товаров, услуг и капитальных ресурсов. Если завод имел у себя в штате хорошего снабженца, тот старался обеспечить дефицитные позиции в объемах, намного превышающих нормальные потребности, потому как знал, что в будущем получение этих товаров отнюдь не гарантировано. Один мой приятель столкнулся со случаем, когда некое предприятие запаслось дефицитным видом сверл («мечиков») на 30 лет вперед! То есть действовала та же логика, что и на уровне потребительском: если видишь очередь, то вставай в нее, потом разберешься, что дают. И хватай любой дефицит, причем в максимально возможном количестве. Создавай запасы — как в войну. Но в промышленности такая практика имела особенно разрушительные последствия. Несколько других предприятий надолго останутся без
