«Мир - верховный правитель в царстве неоклассической экономики» [Н. Magdoff, Militarism and Imperialism, The American Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 60, № 2 1970 May, p. 237].
Изоляция общего управления экономикой от вопросов, касающихся влияния фирмы, от мысли, что оно (управление) может оказаться широким комплексом мероприятии, направленных на приспособление к потребностям современного корпоративного предприятия, поддерживала веру в простые истоки идей. Такая тенденция подкреплялась разделением труда в экономической теории. Как уже отмечалось, это старая проблема. Тенденции, существующие в современных корпорациях и профсоюзах, никогда полностью не учитывались в теории фирмы, поскольку они относятся к иной области преподавания и изучения. Еще более широкая пропасть отделяет неоклассический взгляд на фирму и рынок от проблем общего руководства экономикой. Теория фирмы относится к микроэкономике; проблемы общего руководства экономикой - это макроэкономика. Каждое направление имеет свои собственные учебные курсы, преподавателей и теоретические исследования. Однако такое разделение становится бессмысленным, если макроэкономическая политика отражает интересы современной корпорации, а именно это, как мы увидим, имеет место. Тем не менее такое разделение существует, и оно помогает отвлекать внимание от влияния корпорации на более серьезные политические проблемы. Итак, получается, что в неоклассической модели отдельная личность, а точнее, как мы вскоре увидим, домашнее хозяйство, по-прежнему играют решающую роль как в частной экономике, так и в государстве.
И соответственно отсюда вытекают социальные, моральные и политические факторы, приписываемые, таким образом, обществу. Остается упомянуть еще о двух проблемах.
В неоклассической модели реакция фирм на спрос потребителей и государства, за одним исключением, является однородной: модель предусматривает только одну теорию фирмы. Как крупные, так и мелкие фирмы в своем развитии реагируют на воздействие рынка и потребителя. Ни у одной из них нет особой тенденции распоряжаться капиталом и действовать по своему усмотрению. Полностью подчиняясь требованиям рынка, ни одна из них не имеет достаточно сил, чтобы так поступать. Исключение составляют, как уже отмечалось, олигополия и монополия. Но и здесь инвестиции и рост все еще определяются возможностями для максимизации прибыли, которые в свою очередь определяются спросом на продукцию монополиста или члена олигополии. Разница только в том - как мы увидим, это явно не соответствует наиболее насущным задачам в наше время, - что в тех условиях, когда фирмы сильны на своих рынках, имеет место более низкий объем инвестиций, более низкий уровень применения рабочей силы и развития, чем это желательно с социальной точки зрения.
Остается возможность того, что некоторые фирмы или отрасли могут лучше использовать технику, т. е. иметь более высокие темпы технического обновления, и по этой причине иметь более высокий темп развития, чем другие. Ответ неоклассической модели на этот вопрос является двусмысленным. Она признает, что некоторые отрасли в техническом отношении более прогрессивны, чем другие, однако определенного объяснения причин этого нет. Одна система взглядов, основателем которой является И. А. Шумпетер [J. A. Schumpeter, Capitalism, Socialism and Democracy, New York and London, Harper and Brothers, 1942, p. 81 ff.], полагает, что олигополия и монополия технически более прогрессивны, чем конкурирующие предприятия. Благодаря своим монопольным прибылям они могут больше тратить на свое техническое развитие, у них есть стимул делать это потому, что их монопольная власть позволяет им присваивать большую часть получаемых выгод.
Противоположный и более распространенный взгляд состоит в том, что фирмы, обладающие монопольной властью, будут, скорее всего, отсталыми; они используют свою власть для подавления и сдерживания технического прогресса. Старая экономическая «мудрость» гласит, что монополист ни к чему так не стремится, как к спокойной жизни.
Самый распространенный взгляд, возможно, состоит в том, что технический прогресс происходит случайно. Он возникает, когда кто-то замечает потребность, которая еще не удовлетворена, или видит более удачный способ выпуска изделий или оказания услуг, который обеспечивает удовлетворение существующей потребности. (Таким образом, технический прогресс, как и все остальное, происходит в ответ на волю потребителя.) Если некоторые части экономики технически более прогрессивны, то это значит, что конкуренция вызывает большую умственную активность в некоторых областях по сравнению с другими.
Мы будем считать, что неоклассическая система не является описанием реальности.
Ниже будут представлены соответствующие доказательства. Чем же в этом случае объясняется ее влияние на экономическую теорию? Уже отмечалось, что она выполняет инструментальные функции. Соответственно данная система содержит формулу для спокойной жизни без излишних споров. Однако это не все - у экономистов, как и у других людей, истина и собственное достоинство имеют право на существование. Неоклассическая система многим обязана традиции - она приемлема как описание общества, которое когда-то существовало. И в качестве отображения той части экономики, которую в дальнейшем мы будем называть рыночной системой, она также является в определенной степени удовлетворительной.
Кроме того, это готовая теория. Студенты приходят, чему-то их надо учить, а неоклассическая модель имеется под рукой. Она обладает еще одной сильной стороной.. Это учение допускает бесконечное теоретическое усовершенствование. С возрастающей сложностью возникает впечатление растущей точности и правильности.
А по мере разрешения трудностей создается впечатление лучшего понимания. Если экономист достаточно «глубоко погрузился в свои данные и свои методы», он может проглядеть социальные последствия, - поскольку его внимание занято чем-то другим, он может даже без ущерба для сознания «поддерживать систему, которая дурно обращается с большим числом людей» [J. G. Gurley, The State of Political Economics, The American Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 61,.№ 2, 1971, May, p. 53.].
Не следует полагать, что нынешнее влияние господствующей, или неоклассической, системы незыблемо. Нельзя допускать, чтобы связь между доктриной и реальностью была слишком далекой. Трудно поверить, что уровень развития жилищного строительства, если сравнивать его с космическими исследованиями, является проявлением воли потребителя. Никто также не верит, что имеется тенденция к выравниванию заработной платы между разными секторами экономики. Когда от веры требуют слишком много, она исчезает; доктрина же в таком случае отвергается.
Это относится и к неуместным усовершенствованиям. Рано или поздно они приобретают характер игры в бирюльки [«…достижения экономической теории за последние два десятилетия впечатляющи и во многих отношениях великолепны. Однако нельзя отрицать, что есть что-то скандальное в спектакле, в котором множество людей занято усовершенствованием анализа экономических состояний, в отношении которых нет оснований предполагать, что они когда-либо имели или будут иметь место… Это неудовлетворительное и в какой-то степени позорное положение вещей». Это высказывание Ф. Х Хана, бывшего президента Эконометрического общества, приведено В. Леонтьевым в его президентском обращении к Американской Экономической Ассоциации, 1970 (см.: W. Leontief, Theoretical Assumptions and Nonobserved Facts, The American Economic Review, vol. 61, № 1, 1971, March, р. 2).]. Не удивительно, что в последние годы неоклассическая модель теряет свое влияние, особенно на молодых ученых.
Одним из следствий отказа от неоклассической модели является возрождение интереса к теории марксизма. Марксистская система в прошлом была великой альтернативой классической экономической мысли. Многие ее принципы находятся в резком противоречии с более неверными предпосылками неоклассической модели. Она признает решающую роль крупных предприятий. Такое предприятие и его владелец, капиталист, не испытывают недостатка власти.
Признаются также их более высокие технические возможности и тенденция к объединению в менее многочисленные единицы все более возрастающего размера - тенденция к капиталистической концентрации. Капиталисты не подчинены государству; государство является их исполнительным комитетом.
Как будет показано при последующем изложении, я не разделяю такую реакцию. Маркс предвидел многие тенденции капиталистического развития, однако он не обладал сверхъестественной силой, позволявшей ему в свое время предвидеть все, что в конце концов произойдет. После Маркса произошло многое, что надо принимать в расчет сейчас. Но поскольку он так долго был недоступен для честной мысли, честность и смелость теперь ассоциируются с полным признанием его системы. Это означает замену одной точки зрения на экономическое общество, которая не является исчерпывающей, другой точкой зрения. Честность и, возможно, также смелость связаны с признанием того, что существует.
