аксиомой, что инфляция возникает тогда, когда слишком большое количество денег «гоняется» за слишком малым количеством товаров? И невозможно отрицать, что денег действительно будет невероятно много, в то время как производительный потенциал глобальной экономики сильно пострадал. Впрочем, с точки зрения адептов Современной монетарной теории (MMT —
Modern Monetary Theory — см. Глоссарий), с инфляцией как серьезным макроэкономическим фактором покончено навсегда, она больше не имеет значения. Соблазнительная мысль для руководителей государств. Но что, если эти эксперты катастрофически ошибаются? Тогда экономику западных стран ждет новая Великая депрессия или что-то в этом роде.
Что же это за теория? Ее адепты (которых особенно много на левом фланге американской Демократической партии) считают, что практически никаких ограничителей для дефицитного финансирования нет. (Единственный фактор, на который надо все же оглядываться, — это имеющиеся производственные мощности и трудовые ресурсы.) В несколько упрощенном варианте ее можно толковать так: знай себе одалживай или печатай сколько нужно денег и не заморачивайся. Но совсем еще недавно серьезные экономисты и большинство политиков отмахивались от этой теории, как от фантазии, которая не представляет опасности для общества лишь потому, что нет ни малейших шансов на ее практическое воплощение в жизнь. И вдруг мир перевернулся, случился коронавирус, и теперь начинает казаться, что руководители западных государств в одночасье превратились в адептов MMT. И, долго не задумываясь о том, как они будут расплачиваться за непомерные траты, наращивают госдолг и даже готовы беспечно включать печатный станок на полную мощность.
Современная монетарная теория на самом-то деле не такая уж современная. Ее основные идеи заимствованы у концепции функциональных денег посткейнсианца Аббы Лернера. Та, в свою очередь, восходит корнями к хартализму немецкого экономиста начала ХХ века Георга Кнаппа, считавшего, что деньги — это вовсе не товар, а «дитя закона». Сторонники этой теоретической школы уверены, что сила национальной валюты, фиатных, то есть государственной волей созданных, денег («фиат» означает «декрет») в том, что граждане вынуждены платить налоги и другие сборы именно в них, а значит, на валюту страны обеспечен постоянный спрос. И этот спрос определяет доверие к ней граждан и ее надежность. Согласно ММТ, единственное, что ограничивает расходы правительства, — это наличие реальных ресурсов, таких как рабочие руки, промышленные мощности, строительные материалы и т. д.
«Первейшая обязанность правительства, — писал Абба Лернер, — обеспечить такой уровень (совокупных) расходов, который был бы не меньше и не больше того, что требуется, чтобы купить по существующим ценам весь объем товаров, которые можно произвести». Обратите внимание на слово можно в этом определении: то есть столько, сколько экономика способна произвести, а не столько, сколько реально производит в отдельно взятый момент. И вот еще одна знаменитая цитата из работ Лернера: «Многие люди убедились, что дефицитное финансирование может работать, однако все еще выступают против этого способа обеспечения благосостояния… потому что слишком легко дают себя испугать сказками «ужасных последствий».
Как удивился бы Лернер, будь он жив сегодня, увидев, как современные финансовые власти богатых стран больше не боятся последствий массированного дефицитного финансирования и даже заходят дальше, чем теоретики MMT, которые предупреждали, что, если государственные расходы не подкрепляются имеющимися ресурсами, инфляция может взлететь до опасных пределов.
Альтернатива вольностям ММТ — дефолт по долгам. Но опыт Великой депрессии свидетельствует: это может привести к новому, возможно, рекордно длительному периоду дефляции в истории человечества и причинит столько же (а может, и больше) боли, сколько и инфляционный коллапс. Впрочем, гадание о будущем вообще становится все более безнадежным делом. Никто не сможет точно предугадать, какое долгосрочное воздействие на нашу жизнь в итоге окажет пандемия COVID-19. Бросается в глаза, как закрываются один за другим магазины — розничная торговля и без всякого вируса быстро перемещалась онлайн, теперь этот процесс ускорился в разы. Вряд ли стоит ожидать всеобщего возвращения «офисного планктона» на свои рабочие места. Тенденция к росту дистанционки — то есть работы из дома онлайн — наметилась уже достаточно давно, но карантинные меры придали этим переменам резкое ускорение. Из дома работать удобнее, проще, дешевле — и для сотрудников, которые могут не тратить уйму денег и времени на транспорт, и для корпораций, которые могут серьезно сэкономить на аренде офисов. А какой сокрушительный удар нанесен по огромной разветвленной сети, обеспечивавшей «людей Сити» бутербродами и быстрыми ланчами! Тысячи и тысячи работников отрасли потеряют заработок. Но еще больше беспокоит британское правительство другое: наловчившись работать по дистанционному методу, корпорации неизбежно задумаются о том, что в таком случае можно экономить еще больше — если нанять за полцены сотрудников в Индии или Малайзии. А тут еще роботизация и внедрение искусственного интеллекта грозят резко снизить потребность во многих категориях рабочей силы.
Но, кстати, какие именно профессии прежде всего сможет заменить искусственный интеллект? Среди ученых есть разные мнения, но нельзя исключать, что без работы останутся прежде всего люди с высшим образованием и специальным средним образованием, работающие в таких сферах, как бухгалтерский учет, нотариат, имеющие другие юридические специальности (кроме требующих особенно высокой квалификации), а также администраторы и менеджеры, всякого рода клерки низшего и среднего уровня, возможно, некоторые категории медиков. А вот люди, занимающиеся физическим трудом, будут еще долгое время обеспечены работой, поскольку массовое производство роботов, способных их заменить, — дело весьма отдаленной перспективы. Пандемия коронавируса показала общественную важность профессии курьера, доставляющего еду и товары в живущем онлайн обществе. Когда-нибудь и их, наверно, смогут заменить роботы и дроны. Но когда? Вряд ли в обозримом будущем. Но вот что уже происходит на наших глазах, так это кардинальные перемены и в рынке рабочей силы, и в структуре накладных расходов корпораций, и в корпоративном управлении. В конечном итоге само общество может начать быстро меняться вслед за экономикой и ее структурами, «переформатируя» и социальную психологию, и всю систему межличностных отношений, и даже мироощущение индивидуумов. Боюсь, через пару десятков лет мир изменится неузнаваемо. Впрочем, почему «боюсь»? Может, наоборот, этому радоваться надо? Вполне возможно, что о пришествии коронавируса будут вспоминать как о некоем переломном моменте, точке отсчета новой эпохи. В том числе и в истории фондового рынка, на котором торгуются акции компаний и корпораций.
Биржевой пир во время чумы
«Фондовая биржа — это не экономика». Это один из самых часто повторяемых тезисов лауреата Нобелевской премии Пола Кругмана и его последователей. Понятно, что имеется в виду: экономическая конъюнктура, конечно, влияет на курсы акций, но связь эта нелинейна, биржа часто живет своей собственной жизнью, и у нее своя особенная динамика, которая часто не согласуется напрямую с важными экономическими индикаторами.
