существовало и в минувшие века. Однако существует принципиальное отличие от прошлых времен: «нижняя часть пирамиды» в западных странах в наши дни отлично осведомлена о cостоянии дел и вряд ли готова будет долго его терпеть. Результат уже налицо — приход к власти всякого рода популистов-демагогов, которые, разумеется, не могут предложить никаких позитивных рецептов реформы, но дают выход нарастающей озлобленности масс, направляя ее на иммигрантов и либералов, которых «назначают» ответственными за сложившуюся экономическую модель. Трудно избежать впечатления, что впереди — все более серьезные социальные потрясения.
И продолжая медико-биологическую тему. Двое британских ученых, Кейт Пиккетт и Ричард Уилкинсон, опубликовали результаты исследований, убедительно показывающих губительное воздействие высоких показателей неравенства на состояние не только общественных отношений, но даже и на психическое здоровье большого числа индивидуумов. Причем вот что, может быть, самое удивительное: оказывается, в более неравных обществах испытывает больше стресса и отрицательных эмоций и высшая, материально наиболее благополучная элита, а не только смертельно завидующая ей беднота. При Сталине и министры, и члены Политбюро жили в постоянном страхе и напряжении; точно так же в обществах, где особенно сильно неравенство, несчастливы и богачи. Но последние не отдают себе в этом отчета, ощущение привилегированности греет эго, а потому они не хотят что-либо менять.
Авторы предложили термин: статусная тревога. Это мучительный, изнуряющий стресс, вызванный боязнью опуститься вниз в социальной иерархии. Тревожность, как правило, снижается по мере роста доходов, но она выше на всех уровнях в более неравноправных обществах — до такой степени, что самые богатые десять процентов в странах с высоким уровнем благосостояния более обеспокоены своим социальным положением, чем почти все слои в странах более равноправных. Единственное исключение — один самый обездоленный слой — десять процентов самых бедных людей в странах с особенно низким уровнем жизни, люди, к нему принадлежащие, чувствуют себя хуже всех.
При всем при том за лозунгами социальной справедливости нередко скрывается неизбывное в Homo sapiens чувство: элементарная зависть. Но она оказывается во взрывоопасной смеси с чувством несправедливости, неправильности устройства жизни, и это весьма распространенное сегодня ощущение сильно сгущает разлитую в воздухе враждебность и агрессию, ведет к росту социального напряжения. Словом, с неравенством обществам явно надо что-то делать — чтобы спасти капитализм и демократическое политическое устройство. Разумеется, речь не идет о крайностях, о грубой уравниловке, нельзя допустить и утраты финансового успеха как мотиватора — это ведь один из важнейших факторов прогресса и в итоге повышения благосостояния всего общества.
Но давайте взглянем на пропорции вознаграждения, сложившиеся в последнее время в современных западных корпорациях, с позиций даже не морали, а элементарного здравого смысла. По данным лондонской «Файнэншл таймс», типичный глава крупной компании, входящий в составляемый газетой список 100 ведущих британских компаний (FTSE), зарабатывает в 183 раза больше сотрудника той же компании, занимающего в ней среднее положение. Но это еще скромный вариант. На верхних ступеньках корпоративной лестницы вознаграждение генерального (исполнительного) директора может еще сильнее отличаться от зарплаты простых смертных — в 810 раз! Разрыв в заработках все время растет и все более головокружительными темпами. В 1998 году он тоже был немал и у многих простых смертных уже тогда вызывал нарекания. Но отличие было лишь 47-кратным. Посмотрите на пример рекламной компании WPP. Ее глава Мартин Соррелл заработал в 2005 году без малого два с половиной миллиона фунтов. В 2011-м, несмотря на угнетенное состояние экономики в результате кризиса 2007–2009 годов, его вознаграждение выросло до четырех с половиной миллионов. Но аппетит приходит во время еды. В 2014-м его заработок достиг уже 44 миллионов, а в 2015-м, включая все предусмотренные контрактом премии, уже и вовсе 70 миллионов фунтов стерлингов. Это в две тысячи (!) раз больше средней заработной платы в его компании, которая, кстати, куда выше средней по стране. Такие пропорции, вернее, диспропорции неизбежно деморализующе действуют на работников самих этих компаний. У сторонней публики от таких цифр тоже глаза на лоб вылезают. Общественное мнение не готово принять объяснения, что столь резкий рост вознаграждения топ-менеджеров, уходящих все дальше и дальше в отрыв от большинства сотрудников, происходит из-за конкуренции, необходимости борьбы за талантливых руководителей. Насколько же они должны быть эффективны и талантливы, чтобы оправдать такие безумные зарплаты? Нелегко себе представить, чтобы один человек был бы лучше другого, причем зачастую имеющего сходное образование и обладающего не менее высокой работоспособностью, не в пять, а в сотни, а иногда и тысячи раз. Нет, считать такую ситуацию нормальной могут разве что ее прямые бенефициары. Невозможно поверить, что, кроме них, не существует других высококвалифицированных кандидатов на директорские посты, готовых руководить крупными компаниями «всего лишь» за несколько «жалких» миллионов фунтов в год. Они, конечно же, есть и во многих случаях не пробились на самый верх лишь в силу элементарного невезения или отсутствия нужных связей. Корпоративная система, определяющая вознаграждение руководства, явно вышла из берегов. Еще более вопиющая картина наблюдается в США. Да и корпорации других развитых стран стараются следовать этому примеру. И это, я уверен, создает прямую угрозу капитализму. Пора бы вспомнить завет Джефферсона, пока не поздно.
Есть не менее важная проблема другого неравенства — не между жителями зоны обитания благополучного «золотого миллиарда», а между народами и регионами. Отчего оно происходит? Как так получается, что экономические показатели и, главное, качество и продолжительность жизни столь разительно отличаются от одной страны к другой? А иногда и север от юга или восток от запада в одном и том же государстве разнятся друг от друга столь радикально, что трудно поверить, что в обеих частях страны живет один и тот же народ. В чем же дело, как это объяснить? Этими вопросами мыслители задались давным-давно. Недаром главный труд Адама Смита, положивший начало политэкономии, да, пожалуй, и вообще экономике как серьезной науке, называется «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776).
Именно тогда, в XVIII веке, когда жил и творил основоположник, неравенство это вдруг стало расти и расти. Если в начале XVI столетия самая богатая страна мира была примерно вдвое богаче самой бедной, то два века спустя это соотношение составляло уже пять к одному. А с тех пор разрыв достиг уже баснословных размеров. Например, если взглянуть на такой признанный (хотя и не идеальный) показатель, как ВВП на душу населения, то окажется, что США богаче Северной Кореи в девяносто с лишним раз, и в 78 раз — Таджикистана. А если сравнить Люксембург с замыкающей табель о рангах Бурунди, то отличие составит более 435 раз!
Адам Смит считал, что для процветания рыночной экономики необходимы определенные культурные нормы и
