Мины Флеминг была на подъеме. В 1899 году Гарвардская корпорация официально назначила ее на только что учрежденную должность куратора астрофотографии. Таким образом она в свои 42 года стала первой женщиной, занявшей официальную должность в Гарвардской обсерватории и университете в целом.
В это же время завершение столетия вдохновило гарвардскую администрацию на подготовку послания потомкам, посвященного университетской жизни, – с фотографиями, публикациями, очерками и дневниками, за которыми обратились к студентам, преподавателям и сотрудникам. Над своим текстом для проекта Chest of 1900 миссис Флеминг добросовестно трудилась шесть недель.
«В Астрофотографическом корпусе обсерватории, – писала она 1 марта 1900 года в желтом линованном блокноте, – 12 женщин, включая меня, заняты работой с фотографиями: выявлением, исследованием и измерениями; обработкой получившихся данных и подготовкой результатов к печати». Над исследованием они ежедневно работали парами: одна через микроскоп или лупу изучала фотопластинку, закрепленную в рамке, и диктовала наблюдения, другая с журналом записей на столе или на коленях фиксировала их. Постоянное повторение цифр и букв, похожее на зашифрованные разговоры, создавало в комнате расчетчиц характерный гул.
«Данные измерений, полученные на меридианном фотометре, – продолжала миссис Флеминг, – также обрабатываются и готовятся к публикации в этом отделе обсерватории». Флоренс Кушман, прежде работавшая в коммерческой фирме, получала массивы данных по звездным величинам, каждую ночь определяемых с помощью фотометров в Кеймбридже и Перу. Вместе с Эми Джексон Маккей они перепечатывали данные визуальных наблюдений, вычисляли поправки, проверяли и перепроверяли цифры, прежде чем сдать отчет в печать. Остальные расчетчицы – сестры Анна и Луиза Уинлок (дочери предыдущего директора) и женщины, помогавшие им с обработкой данных о координатах звезд, – оставались в западном крыле старой обсерватории, так как в Кирпичном корпусе места всем не хватало.
«Мои обязанности в обсерватории настолько монотонны, что описывать почти нечего – обычные рутинные измерения, исследование фотоснимков и расчеты, связанные с обработкой этих наблюдений». Хотя, по словам миссис Флеминг, ее рабочие дни и сливались до неразличимости, они были не такими, как у остальных соавторов гарвардского послания потомкам. «Моя домашняя жизнь отличается от жизни всех прочих служащих университета, так как на мне лежат хозяйственные заботы помимо зарабатывания средств на жизнь». Ей приходилось планировать и закупать все необходимое, а также отдавать распоряжения Мэри Хегарти, ирландской служанке, которая должна была убираться в доме и шесть раз в неделю готовить ужин. Хотя по договору рабочий день в обсерватории у миссис Флеминг был семичасовым, она редко приходила туда позже девяти утра и уходила раньше шести вечера. «Мой сын Эдвард, теперь студент Массачусетского технологического института, плохо знает цену деньгам и потому считает, будто все появляется по требованию». Рачительная миссис Флеминг минимизировала свои расходы, пригласив Энни Кэннон поселиться у нее на Апленд-роуд. Мисс Кэннон оказалась уживчивой и родом была из хорошей семьи. Ее отец Уилсон Ли Кэннон был директором банка, а прежде – сенатором в штате Делавэр.
«Это утро в обсерватории, – писала миссис Флеминг 1 марта, – началось с редактирования работы мисс Кэннон по классификации ярких южных звезд, которая сейчас готовится в печать». Мисс Кэннон научилась классифицировать звезды гораздо быстрее, чем ожидала миссис Флеминг. Конечно, у нее было преимущество – она училась спектроскопии в колледже и несколько лет преподавала физику, у миссис Флеминг такие возможности отсутствовали. И тем не менее невозможно было отказать мисс Кэннон в способности быстро и точно определять спектральные классы звезд. По умению характеризовать отдельные линии в порученных ей сотнях ярких звездных спектров она могла сравниться с мисс Мори, но, в отличие от той, не настаивала на внедрении какой-то собственной новой схемы. Мисс Кэннон пользовалась буквенными обозначениями, установленными миссис Флеминг. По сути, она перекинула мостик между двумя гарвардскими системами классификации, упростив двухуровневую систему мисс Мори и отклонившись от алфавитного порядка миссис Флеминг. Так как оба подхода были условными, основанными исключительно на облике спектров, мисс Кэннон могла устанавливать собственный порядок. В конце концов, астрономам пока не удавалось связать ни один признак звезд, будь то температура или возраст, с теми или иными расположениями спектральных линий. Им требовалась непротиворечивая классификация, режим ожидания для звезд, который способствовал бы их будущему плодотворному изучению. Мисс Кэннон решила [10], что звезды, отнесенные миссис Флеминг к классу O, лучше передвинуть из конца списка в начало, чтобы гелиевые линии предшествовали водородным, как у мисс Мори. Сходным образом звезды класса B у мисс Кэннон оказались впереди A. Не считая этих перестановок, в основном алфавитный порядок сохранялся, но некоторые категории мисс Кэннон объединила. C, D, E и ряд других классов были ликвидированы. Получившийся порядок выглядел так: O, B, A, F, G, K, M. (Впоследствии некий шутник из Принстона придумал фразу для запоминания этой последовательности букв – Oh, Be A Fine Girl, Kiss Me! – то есть «О, будь умницей, поцелуй меня!».)
Далее в дневниковой записи миссис Флеминг от 1 марта следовала «классификация спектров тусклых звезд для Южного дрейперовского каталога». Это была собственная епархия миссис Флеминг, хотя она и делила ее с Луизой Уэллс, Мэйбл Стивенс, Эдит Джилл и Ивлин Леланд. В начале карьеры миссис Флеминг тусклые звезды северного неба принадлежали ей одной, но с южным небом было невозможно управиться в одиночку [11]. Хотя бы потому, что условия наблюдений в Арекипе позволяли разглядеть во мраке намного больше тусклых звезд. На снимках, сделанных через телескоп «Брюс», даже спектры звезд девятой величины смотрелись достаточно четко, чтобы измерить расположение отдельных линий. Более того, открытие каждой новой переменной влекло за собой необходимость пересмотреть до сотни предыдущих снимков той же области неба, сделанных за десяток лет в Перу, и убедиться, что звезда действительно переменная. С каждым годом эта часть работы миссис Флеминг становилась все утомительнее, так как массив сравнительного материала увеличивался. Многочисленные открытия, прежде приносившие ей столько радости, столько признания – столько газетных вырезок в ее блокноте, – теперь были в тягость. Даже директор признавал, что не успеешь собрать необходимые данные для одной переменной звезды, как объявляется другая.
«Уже проделана немалая часть работы по измерениям, – писала миссис Флеминг о линиях южных спектров все в той же первой дневниковой записи, – и мы надеемся многое успеть за лето. Поступили на исследование материалы наблюдений профессора Бейли с меридианным фотометром из Южной Америки».
Солон Бейли, вернувшийся в Кеймбридж, описывал результаты своей пятилетней командировки в Арекипу. Его южные данные о звездных величинах (блеске) относились в основном ко множеству переменных в звездных скоплениях – «переменных типа скоплений», как он их обозначал. На фотопластинках, отснятых им через телескопы «Бейч», «Бойден» и «Брюс», в этих звездных агломерациях обнаружилось около 500 переменных, и их величину на фотографиях следовало скорректировать с учетом визуальных наблюдений. Нередко он ночевал в обсерватории, помогая директору с новыми наблюдениями или руководя работой сотрудников. Ирвинг, 15-летний сын Бейли, чье образование в детстве ограничивалось естественной историей и археологией Андского высокогорья, теперь ходил в Кеймбриджскую латинскую школу, готовясь поступить в Гарвардский университет.
В то первое утро миссис Флеминг отвлекали от дневника «прочие рабочие задачи», а вечером ей пришлось уехать в Бостон по делам. Позже она писала: «Мы с миссис Бейли, мисс Андерсон и моей сестрой миссис Макки были в театре "Касл-сквер". Спектакль назывался "Торговый дом Гердлстона" и всем нам понравился. Миссис Бейли уговаривала меня заехать к ней поужинать и переночевать, но моя небольшая семья ждала моего возвращения домой к утру. Без присмотра они склонны опаздывать к завтраку, а следовательно, и к повседневным обязанностям».
Следующий день миссис Флеминг в обсерватории, 2 марта, был занят «всяческими мелочами и увязкой концов». Сюда входили отслеживание научной корреспонденции и рассылка свежей брошюры «Стандарты величин тусклых звезд. Вып. 2», изданной обсерваторией, всем партнерам, как любителям, так и профессионалам, наблюдавшим за колебаниями яркости переменных.
«Затем следовали примечания мисс Кэннон относительно классификации спектров. Это очень трудоемкая работа, так как приходится принимать во внимание очень многое, особенно когда требуется изменить форму примечания». В каждом таком комментарии к публикации предлагалось конкретизированное, часто пространное описание какой-либо особенности спектра. Требовалось время, чтобы объяснить мисс Кэннон, «почему мы исправили "одно" и усомнились в "другом"». Пояснения мисс Кэннон казались миссис Флеминг многословными и грозили заполнить десятка два страниц мелким шрифтом в две колонки. Даже мисс Мори не считала необходимым писать столь длинные примечания.
