И.А.Лебедев. ШУТ И ИОВ
© И. А. Лебедев, 2011[1]
В небывало знойное лето в небольшом городе N томился от безделья известный столичный психиатр — светило отечественной науки. Он уже сотни раз проклял себя за согласие приехать к своей двоюродной сестре, которая звала его сюда уже несколько лет. И хотя еще больше он клялся, что в своей отпуск не будет заниматься вопросами, связанными со своей работой, он не выдержал. Появление светила в местной небольшой псих- лечебнице произвело впечатление начала атомной войны. Придя в себя, сдерживая волнение и гордость перед подчиненными от такого визитера, главврач сразу решил заинтриговать жителя столицы с профессиональной стороны: «Я думаю, что Вас заинтересует один наш пациент. Интересный случай графомании. Все время пишет, написанное не уничтожает. Замкнут, но спокоен. Ни имени, ни фамилии не называет». «Навязчивые идеи, фобии», — без интереса, больше для поддержания разговора, спросил человек из столицы. «Не замечен», — живо ответил главврач. Разговор какое-то время шел на уровне научных терминов. «Ну, и что же он пишет?» — спросил, уже собираясь уходить, светило. «Фантастическое расследование — „Иов и Шут“. Может быть, хотите ознакомиться», — с надеждой все же заинтересовать столичного психиатра предложил главврач. Тот хотел было отказаться, но вдруг подумал о бесцельных, долгих вечерах. «Ладно, с нескольких страниц будет видно…». И с папкой вышел в душную ночь…
«О вы, разумные, взгляните сами,
И всякий наставленья да поймет,
Сокрытое под странными стихами»
А. Данте
«…Все там до единого есть история его самого».
Н. В. Гоголь
Еще Ахматова писала, что «Дубровский», в противоположность «Пиковой Даме», — вещь без тайны; «А он не мог без тайны, она его одна влекла неудержимо». Вся «Пиковая Дама» концентрируется во фразе-выдыхании — «Откройте мне вашу тайну».
А Пушкин ее знал. Лернер, комментируя известную запись А. С. — «при дворе находят сходство между старой графиней и княгиней Н. Н. и, кажется, не сердятся» — метко заметил: «Значит, было у него опасение, что рассердятся». Почему?
Притом одевая «Даму» в поведенческие манеры Загряжской (на что ему указал Нащокин, и А. С. согласился), что «Пиковая Дама» — это именно княгиня Н. Н. Голицына. Даже имя Дарьи Петровны — это имя родной сестры княгини Н. Голицыной, графини Салтыковой (которая уже умерла и «Дамы» не знала).
Положение Голицыной в «свете» было особенным. День ее именин в свете и при дворе считался нерядовым днем. При этом присутствовала вся царская семья. Княгиня принимала всех (и царскую семью!) сидя, кроме царя. Быть принятым у нее значило располагать высшим патентом на благородство.
Еще при Александре I она, будучи вдовой, была пожалована в статс-дамы вопреки существовавшему обычаю — не за заслуги мужа. Высокое положение при дворе она занимала не по имени и званию мужа, а по крови.
Петр Великий женил своего денщика Чернышева на 17-летней бесприданнице Ев. Ив. Ржевской, дал за нее 4 000 дворцовых крестьян; произвел Гр. Ив. Чернышева в генерал-аншефы и всячески помогал детям этой пары. Родившийся у них первенец, сын Петра, Петр Григорьевич — в 1742 г. получил от императрицы Елизаветы графство. Что Пушкин подчеркивает относительно Голицыной факт, что она — внучка Петра, видно хотя бы из того, что в «Пиковой Даме» ее называют то графиней, то княгиней (которой она стала по мужу).
Лернер так и говорит, подчеркивая особенность Голицыной — «к этому типу принадлежала и М. А. Румянцева, мать известного фельдмаршала». Известно и то, что Петр внезапно запретил жениться на богатой и красивой невесте капитану Румянцеву (заманившего царевича Алексея в Россию), и выдал за него знатнейшую и богатейшую свою любовницу Матвееву; за три месяца до рождения первенца мужа отослали послом в Турцию и Персию, и ребенка он увидел лишь через пять лет.
Тема «царской крови» является как бы костяком повествования — тема, олицетворенная в старой княгине, вокруг которой вращаются главные действующие лица, Германн и Елизавета. Известно, что первоначально автор хотел вести рассуждения от своего имени, на что указывают передаваемые Пушкиным подробности той обстановки, в которой не раз случалось находиться ему самому. Но при этом первоначальные наброски никак не подводят к окончательной редакции «Пиковой Дамы».
Впервые вскользь заинтересовался темой «тайна рождения Германна» Антокольский.
«Между посетителями поднялся глухой ропот, а худощавый камергер, близкий родственник покойницы, шепнул на ухо стоящему подле него англичанину, что молодой офицер ее побочный сын, на что англичанин ответил холодно: „Oh?“». Лишнего у Пушкина никогда нет, а ведь сцена абсурдна. Все цифры — не случайны. Одна из них — возраст «Дамы», 87 лет. Сыном ей Германн быть не мог. У княгини было четверо сыновей, о которых ее внук Томский упоминает в прошедшем времени, т. е. и здесь Пушкин четко указывает направление своей тайной мысли. Антокольский вступает на этот путь — «может быть, внук?» и делает вывод: «пытаясь вырвать у графини тайну ее карт», он чуть было не коснулся тайны своего рождения, а может быть, и коснулся — ведь прозвучала же в его мольбе: «Если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорожденного сына!».
Но если она — внучка, то Германн — правнук! Причем, этот уровень лежит буквально на поверхности, в своем незаконченном «Арапе» Пушкин перевернул прошлую реальность, и в этом одна (если не главная) из причин его не завершенности. Петр выступает, как сват прадеду А. С. Но поэт прекрасно знал, что Ганнибал женился уже после смерти царя. Кстати, свою «Родословную», где ничего не вызывает удивления, Пушкин пишет после «Пиковой Дамы», а вот другую он почему-то сжигает после декабря 1825 г. Что же может быть опасного там? Ничего, если не предположить, что упоминание о своем истинном происхождении при попытке уничтожения правящей царской семьи — уже лишнее.
Возможно, Пушкин знал свою истинную родословную с самого начала, но о том, что он ее прекрасно уяснил себе к 1833 г., говорит хотя бы «дело Петра Габбэ» и отклик на него Пушкина. Габбэ — офицер лейб-гусарского Литовского полка, человек редкого благородства, ума и образования, служил в царстве Польском под началом великого князя Константина. В 1823 г. был разжалован в солдаты за «либеральные выступления». Все отмечали особое расположение к нему цасаревича Константина. Когда случилось наказание — Константин обратился к нему со словами: «Я вас в детских годах ваших носил на своих руках, я привык вас называть Петрушей, вас на своих руках носила моя матушка императрица, вы все это забыли и пошли против меня». Ничего не понимающий Габбэ ответил: «Я вполне чувствую потерю ваших милостей». На эти простые слова вежливости цесаревич кинулся обнимать и целовать его и радостно повторял: «Ну, если так, то все забыто, все забыто!».
В 1826 г. Габбэ уволили в отставку с запрещением въезда в столицы и Варшаву. Но в 1833 г. в Крыму он сходит с ума. Веригин ставит это в связь с вопросом, который ему задала бывшая придворная дама князя Голицына: «Да знаете ли вы, почему об вас так хотят знать, знаете ли вы, чей вы сын?» (он не мог быть сыном Константина, а мог быть или сыном Павла, или, менее вероятно, Александра).
На это Пушкин откликнулся «прозрачным» стихом — «Не дай мне Бог сойти с ума». Сумасшествие Германна — сумасшествие Габбэ. Голицына, внучка по матери Ев. Ив. Ржевской, а род Ржевских стал связующим меж князем Рюриком и А. С. Пушкиным; щур поэта Ал. Ив. приходится пятиюродным братом царям Федору и Ивану V и правительнице Софье. А прадед А. С., Юрий Алексеевич Ржевский, пользовался дружеским расположением самого Петра I и до 1718 г. служил подпоручиком в Преображенском полку.
Вот описание герба Ржевских: «В щите, имеющим серебряное поле, изображена черная пушка на золотом лафете, и на пушке райская птица, щит покрыт горностаевой мантией и шапкой, принадлежащие княжескому достоинству, так как от князей смоленских происходит». Заметим, что герб стоит на первом месте среди дворянских гербов, а наличие горностаевой мантии указывает не только на княжеское достоинство, но и на происхождение от Рюрика.
В принципе, все предки Пушкина были среднеслуживым дворянством, кроме Ржевских и Головиных. В «Истории Петра» еще в 1840 г. была проведена «странная ревизия», и годы 1720—21-й исчезли, хотя осталось исследование Пушкина о смерти царевича Алексея. Когда князь Долгорукий занялся исследованием корней родов аристократии, то Николай I упорно желал вернуть рукописи «Истории Петра I», который тот якобы имел, и повелел предоставить ему все рукописи, касающиеся до истории Петра самого Пушкина.