В противоположность середине мира, окраина мира — это местонахождение всего злого, страшного, враждебного людям. Поэтому, с одной стороны, окраина мира — это море, которое опоясывает землю и где плавает ужасный змей Ёрмунганд, кусающий свой собственный хвост (Мл. Э., 48), но, с другой стороны, окраина мира — это Ётунхейм, обиталище великанов, т. е. не море, а суша: чтобы вернуться из Ётунхейма, Тор переправляется через какой–то пролив (Ст. Э., 45) или через реки Эливагар (Мл. Э., 117), а Скирнир, слуга Фрейра, добирается до Ётунхейма через «полымя мрачное» и «влажные нагорья» (Ст. Э., 41–42). Утгард (что значит «внешний двор»), царство Утгарда — Локи, т. е. самая окраина мира, это тоже суша, поскольку Тор переправляется туда через море (Мл. Э., 67). Таким образом, окраина мира — это одновременно и море, и суша.
Однако Ётунхейм и Утгард — это не просто окраина, а окраина, расположенная в определенном направлении, а именно — на востоке. Местонахождением злого, страшного и враждебного людям бывает в эддических мифах обычно либо восточная, либо северная окраина. Когда Тор отправляется в обиталище великанов, то обычно оно — на востоке. На востоке находится и Утгард, царство Утгарда — Локи (Мл. Э., 70). Великан Хюмир живет к востоку от рек Эливагар (Ст. Э., 50). Когда настанет конец света великан Хрюм будет наступать на богов с востока (Ст. Э., 14). Оттуда же поплывет корабль с людьми Муспелля, Локи и волком–великаном (Ст. Э., 14). На востоке, в Железном Лесу, живет великанша, чье отродье, волк–великан, проглотит солнце и зальет кровью все небо (Ст. Э., 13; Мл. Э., 29). Река Слид (что значит «свирепая»), несущая ножи и мечи, течет по ядовитым долинам с востока (Ст. Э., 12). Но в мифе о великане Хрунгнире Тор возвращается из Ётупхейма с севера (Мл. Э., 117), а в мифе о великане Тьяцци Локи летит на север в Ётунхейм (Мл. Э., 99). На северном краю неба сидит великан Хресвельг (что значит «Пожиратель Трупов»), который взмахом своих орлиных крыльев нагоняет ветер (Ст. Э., 33; Мл. Э., 38). Согласно мифу о Бальдре, дорога в Хель, обиталище мертвых, идет вниз и на север (Мл. Э., 85). По–исландски до сих пор послать «на север и вниз» (norður og niður) значит «послать к черту». В «Прорицании вёльвы» говорится, что на севере, на Полях Мрака, стоит дом карликов, а в доме на берегах Мертвых, который сплетен из змей и в котором капли яда падают на дымник, двери обращены на север (Ст. Э., 13). Только о Сурте, существе, охраняющем жаркий Муспелльсхейм, говорится, что когда настанет конец света, он будет наступать с юга (Ст. Э., 14; Мл. Э., 20–21). Страны света — это, таким образом, не просто направления, а некие сущности, наделенные качественными характеристиками, или даже живые существа. Так, Сурт, это юг, осознанный как существо, которое своим огненным мечом сожжет мир. Когда боги создали небо из черепа Имира, они укрепили его над землей и под его четырьмя углами посадили карликов, которых звали Восточный, Западный, Северный и Южный (Мл. Э., 25). И в этом случае страны света — это живые существа.
Принято считать, что прообраз Мидгарда, т. е. человеческого обиталища, расположенного в середине мира и окруженного пространствами, населенными силами, враждебными людям, — это усадьба земледельца, окруженная неосвоенными землями, дремучими лесами и т. д. Таким образом, устройство мира в мифах, так принято считать, — это отражение устройства человеческого общества. Едва ли, однако, дело обстоит так просто. Правда, не подлежит сомнению, что в любом мифе, каким бы фантастическим он пи был, все его отдельные элементы — это всегда образы той действительности, в которой он возникал. Так, в эддических мифах эти элементы — земля, небо, море, реки, долины, горы, леса, деревья, растения, дикие и домашние животные, люди, их оружие, их жилье и т. д.
Если в эддических мифах и встречаются существа, которых не могло быть в действительности, как например великаны или драконы, то ведь эти существа состоят из тех же частей, что и тела людей или животных. Так что и в этом случае элементы мифа — образы той действительности, в которой миф возникал. Однако, хотя все отдельные элементы мифа (как и элементы всякой фантазии, какой бы бредовой она ни была!) — это образы действительности, связи между этими элементами обусловлены внутренней действительностью человеческого сознания, а не действительностью, внешней по отношению к человеку. В частности, положение жилища людей в «середине мира», т. е. отождествление его с серединой мира и вместе с тем с миром в целом, явно обусловлено пространственными представлениями, характерными для мифического мышления, а именно — внутренней точкой зрения на пространство.
Характерно, что в героических песнях «Старшей Эдды» (а ведь они тоже бытовали в обществе земледельцев, живущих в своих усадьбах) господствует совершенно другое представление о мире, и это, очевидно, объясняется тем, что эпическое творчество подразумевает другую ступень развития пространственных представлений. В героических песнях «Старшей Эдды» у мира нет середины, а у стран света — качественной характеристики. В этих песнях юг — это просто страны, расположенные к югу от Скандинавии. Местности, называемые в этих песнях, хотя и не всегда поддаются отождествлению, но это явно местности, принимавшиеся за скандинавские или близкие к Скандинавии. Нередко это названия целых стран (Дания, Норвегия, Швеция, страна франков, страна гуннов и т. д.). Словом, в героических песнях «Старшей Эдды» внутренняя точка зрения на пространство уступила место внешней, а мифическое пространство — эпическому.
Высказывались предположения, что ясень Иггдрасиль — это отражение дерева или столба, которым поклонялись как святыне или вокруг которых строили жилище. Однако гораздо вероятнее, что и мировое древо Иггдрасиль (как, возможно, и все великанское в мифах) — это отражение не внешней, а внутренней действительности, а именно — пространственных представлений, характерных для мифического мышления. Великанское древо, ветви которого простерты над всем миром, вершина поднимается выше неба, а корни уходят в разные миры (по «Младшей Эдде» один его корень — у асов, другой — у инеистых великанов и третий — в Нифльхейме, «мире мрака» — Мл. Э., 32; но по «Речам Гримнира» корни эти соответственно — у Хель, у инеистых великанов, и у людей — Ст. Э., 38), — это образ, который, подобно образу великана Имира, отражает осознание мира как конкретного целого путем отождествления микрокосма с макрокосмом. Не случайно образ мирового древа широко распространен в мифах у разных народов.
По–видимому, представления о времени всегда в какой–то мере основаны на представлениях о пространстве, и всякая ориентация во времени в какой–то мере предполагает ориентацию в пространстве. Даже говоря о времени в самом абстрактном его понимании, употребляют такие выражения как «линейность времени», «временной центр», «локализация во времени» и т. д., т. е. прибегают к пространственным образам. Современный человек может прекрасно осознавать время, абстрагированное от какого–бы то ни было конкретного содержания, т. е. абстрактное время, и вместе с тем представлять себе отдельные куски времени в зрительных, т. е. пространственных образах. Так, например, он может представлять себе год как сплюснутый снизу овал, округлая верхняя часть которого — зима, плоская нижняя часть — лето, а боковые части — весна и осень. Но, конечно, у современного человека такие представления — это только своего рода метафоры, они не исключают понимания времени как абстрактного процесса и не влекут за собой отождествления времени с его пространственной, т. е. предметно–чувственной основой. В сновидениях современного человека время может даже оказаться разорванным на куски, т. е. быть прерывным и конечным; быть обратимым — начинаться снова и снова или принять форму ленты, нити и т. п., другими словами — материализоваться. Однако наяву современный человек никогда не примет эти сонные фантазии, которые обычно даже не поддаются выражению словами, за реальность.
Иначе обстоит дело в мифах. В эддических мифах возможно даже материализованное время. Так, нить судьбы, которую прядут норны, или яблоки Идунн, которые боги должны отведывать, как только они начинают стариться, — это, очевидно, материализованное время. Вместе с тем в эддических мифах невозможно обнаружить никаких следов понимания времени как абстрактного процесса. Пространственные, т. е. предметно–чувственные, представления отождествляются в этих мифах с представлениями о времени. Поэтому, подобно тому как в представлениях о пространстве, отраженных в эддических мифах, обнаруживается то, что ранее было названо внутренней точкой зрения, в представлениях о времени, отраженных в этих мифах, можно обнаружить внутреннюю точку зрения на время, т. е. нечеткую ориентированность времени относительно воспринимающего субъекта, нечеткие субъектно–объектные отношения в сфере времени.
