До преобразования московской полиции в 1881 г. квартальный надзиратель представлял первую полицейскую инстанцию в городах. У него в подчинении находился квартал — часть городской территории, населенная определенным количеством жителей. Для них именно квартальный был тем самым «оком государевым», под пристальным взглядом которого проходила вся жизнь российского горожанина.
«Устав благочиния» предписывал квартальному следить за тем, «чтобы все и всякий в его квартале оставался в законно-предписанном порядке», «чтобы молодые и младшие почитали старых и старших», чтобы слуги беспрекословно слушались хозяев. Кроме того, в его обязанности входил разбор мелких ссор и споров, а также «бдение, дабы всяк пропитался честно и сходно узаконению». Для этого квартальный был должен «ведать о всех в квартале его ведомства живущих людях».
Последнее бывало особенно необходимым, когда возникала потребность отыскать человека, проживавшего в Москве. Например, загулявшего офицера, который не спешил вернуться из отпуска к месту службы, или должника, скрывавшегося от судебных исполнителей. Несмотря на учреждение в 1807 г. Адресного стола — специального отдела московской полиции, куда стекались сведения обо всех, кто поселился в городе, — основная тяжесть розыска приходилась на квартальных.
О малой эффективности такой системы свидетельствует эпизод из романа Ф. В. Булгарина «Иван Выжигин»: «…я поехал в полицию и нашел чиновника, который взялся отыскать жилище тетушки.
Разосланы были приказания ко всем Частным Приставам, чтоб они немедленно дали знать в Управу, где проживает г-жа Баритоно. От всех съезжих дворов получены рапорты: «Что в такой-то части упомянутой Баритоно на жительстве не имеется». На другой день, после получения рапортов, трактирный лакей, которому я также поручил отыскивать тетушку, уведомил меня, что она живет в двадцати шагах от трактира, в доме, принадлежащем жене Частного Пристава, рядом с тем самым Квартальным Надзирателем, который сочинял от своей части рапорт, что г-жи Баритоно на жительстве не имеется».
Другой квартальный, не обладавший должным служебным рвением и чутьем, упомянут М. М. Максимовым в «Записках сыщика». Описывая похождения вора, совершавшего в Москве дерзкие кражи, сыщик отметил, что для проживания без соответствующей регистрации преступник избрал дом некой барыни:
«В это время бывало у нее много гостей, которым она выдавала К-ва за своего родного брата, приехавшего к ней погостить из Казани. Он, поддерживая родство, распоряжался в ее доме, как брат, дозволяя себе нередко быть в халате. Барыню по праздникам приходят поздравлять унтер-офицеры из полиции, которым К-в всегда дает по полтиннику. Они остаются очень благодарными и верят тому, что он ей родной брат, приехавший погостить.
У квартального (литография 1857 г.).
Один раз К-в, лежа на диване, рассматривал какую-то книжку, а барыня, сидя у окна, вязала чулок. Откуда ни возьмись — квартальный. Вошел прямо в зал и, раскланявшись с К-м и барыней, начал вести сначала разговор о том, что он давно не заходил из-за множества дел. Барыня, тотчас обласкав надзирателя, высказала ему, что она по случаю приезда брата и сама мало бывает дома, а потому, если бы он и вздумал прийти, то ее бы не застал. Не думаете ли вы, что К-в в это время сконфузился? Нет, нисколько. Напротив, он, спросив у надзирателя — давно ли тот служит и какого города уроженец, пустился с ним в разговор о торговых делах в Москве, расспрашивая о здешних фабрикантах. И так покалякавши часа два, они с надзирателем расстались как хорошие знакомые».
Впрочем, иногда нерадивость квартальных была москвичам только на пользу. Так, в 1837 г. в Управу благочиния поступило распоряжение о взыскании с П. В. Нащокина более сорока тысяч рублей. В ответ истца уведомили, что должника «…по розыску полиции жительства в городе не оказалось»[18]. Резолюция более чем странная, если учесть, что отставной поручик Нащокин пользовался в Москве большой известностью. «С утра до вечера, — описывал Пушкин обстановку в доме своего близкого друга, жившего в то время у Пречистенских ворот, — у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла свободного нет.»
Однако были среди квартальных и такие, кто досконально знал подведомственную ему территорию, поскольку нес там службу не один десяток лет. Пример такого старого служаки приводит в воспоминаниях Н. А. Найденов:
«Продолжительность состояния на одном месте и в одной должности была присуща в прежнее время не только лицам, составлявшим церковный причт, для которых занятие места имело до некоторой степени наследственный характер, но до конца 1840-х годов она встречала большое применение и к службе в местной полиции; ближайшие к населению полицейские чины, начиная с квартальных надзирателей и кончая будочниками, оставались несменяемыми, — исключая случаев личного стремления к переходу, что встречалось, однако, редко, или каких-либо казусных обстоятельств, — в течение долгого времени на одном месте и таким путем приобретали оседлость, делаясь для местности непременною принадлежностью. Таким был и у нас квартальный надзиратель тит[улярный] сов[етник] Егор Филиппович] Долгов, который заслуживает воспоминания; это был по внешнему виду гоголевский городничий (каким последний изображается), но лишь иного свойства по его действиям; он был человек непритязательный, близкий к жизни местных обывателей, оберегавший их при всяких встречавшихся случайностях и потому пользовавшийся общим с их стороны расположением».
Сам факт реального существования в жизни таких полицейских позволял опровергать утверждение, что обыватели не видели со стороны блюстителей порядка ничего, кроме произвола. Когда некий князь, описывая в «Современной летописи» разбор полицией его конфликта с кухаркой, обвинил квартального надзирателя в запугивании свидетелей, в ответ получил отповедь:
«Где опять видел автор народ, смотрящий на квартального надзирателя, как на инквизитора? Полицейские чиновники имеют слишком частые сношения с народом; народ привык к ним, освоился с ними и не может бояться их как инквизиторов. Эти инквизиторы очень часто отстаивают права простых людей, и в полицейском чиновнике народ видит скорее своего защитника, чем утеснителя».
Квартальный-старожил со временем поневоле узнавал все подноготную подвластных ему жителей, поскольку ни одно мало-мальски важное событие в жизни обывателей не обходилось без его ведома. Эту сторону жизни москвичей поэт Б. Н. Алмазов отразил в стихотворении «Неизбежный»:
Что б ни послали боги нам —
Счастливый случай иль печальный —
Во всем, друзья, как соль ко щам,
Необходим для нас квартальный.
Повестку ль с почты принесут
На малый куш иль капитальный,
Нам денег с почты не дадут,
Коль не подпишется квартальный.
Хотим ли видеть Божий свет
И в путь сбираемся мы дальний,
Кто даст на выезд нам билет?
Все он опять, опять квартальный!
И в скорбный час, когда зажгут
Над нами факел погребальный,
Как нас в заставу провезут;
Кто нам поверит, коль и тут
Не даст свидетельства квартальный?
Современный читатель может посчитать художественной гиперболой утверждение поэта, что без «благословения» квартального московский обыватель не мог сделать ни единого шага. Тем не менее все перечисленное в стихотворении — черты реального быта. Например, дилижансное сообщение между Москвой и Петербургом, открытое зимой 1820 г., подчинялось строгим правилам. При покупке билета, кроме паспорта, в контору следовало представить подписанное квартальным разрешение на выезд из Москвы. Одно время даже существовала практика лишения должников, не расплатившихся с кредиторами, возможности сменить место жительства — у них квартальные просто отбирали паспорта.
Обыватели: — Вот, батюшка Иван Осипович, мы вам замочек принесли: запирайтесь им покрепче, а то мы боимся, чтобы и вас у нас не украли. (кар. из журн. «Развлечение». 1864 г.)
На абсолютный характер власти квартальных намекал автор сатирического «Путеводителя по Москве», опубликованного в журнале «Современная летопись»: «…в столице имеется около ста квартальных надзирателей. Оные надзиратели распределены по столице сообразно с тем, какие местности и водворения какого порядка требуют; права их в точности, правда, не определены, но зато определены их обязанности: они должны споспешествовать, наблюдать, «просить честью» и в случае надобности подвергать изъятию».
