Грузовик, направлявшийся из Филлингена в Мюнхен, захватил меня с собой. За два года это была моя первая поездка за пределы французской оккупационной зоны.
Когда мы остановились на отдых в гостинице в американской зоне в Аугсбурге,[376] я не поверила своим глазам. Люди, которых я здесь увидела, выглядели довольными и пели немецкие песни вместе с американскими солдатами. Мне казалось, что я свалилась с другой планеты. Ничто не напоминало ту зловещую атмосферу, которая царила во французской зоне. Там я за все прошедшие два года не видела улыбающихся лиц. Немцы выглядели печальными и безучастными, французы — строгими и часто высокомерными.
В Золлне, пригороде Мюнхена, я остановилась в доме моей симпатичной свекрови. Мама Якоб, так я ее называла, выглядела нежным, почти хрупким созданием, однако обладала сильной волей. Никто не мог с ней совладать. При всей своей внешней слабости, она поступала только так, как считала правильным, часто огорчая проживавшую вместе с ней дочь. Обе меня баловали, хотя им стало известно о распаде нашего брака с очень любимым ими Малышом, как они называли Петера. Их дом пострадал от бомб, но уже был отремонтирован. Здесь жили люди, как будто не пережившие никакой войны. Лишь руины повсюду в городе напоминали о ночных бомбежках.
Меня снабдили небольшим количеством денег и кое-какими продуктами, и я отправилась на поезде в Розенгейм.[377] Там у одного крестьянина незадолго до конца войны мы оставили вещи из моего берлинского дома и из дома моей матери, в основном ковры, книги и некоторые ценные картины, которыми мама особенно дорожила. Крестьянина я разыскала, однако вещей не оказалось. После окончания войны бургомистр «дал добро» уголовникам, освобожденным из заключения на то, чтобы все разграбить за три дня.
На постоялом дворе я подкрепилась супом с клецками и немного пришла в себя. В то время когда я сидела за круглым столиком в углу, наблюдая за посетителями, ко мне подошел упитанный баварец и попросил позволения присесть за мой столик.
— Герман Грампельсбергер, — представился он, — владелец этой гостиницы. А вы, вы не Лени Рифеншталь?
— Вы меня узнали? — немного ошеломленно спросила я.
— Конечно. Я знаю и ваши фильмы… Но, — продолжил он после небольшой паузы, бесцеремонно разглядывая меня, — вы выглядите довольно-таки плачевно и похудели.
После долгого разговора мужчина сказал приветливо:
— Для начала вас нужно снова откормить. Я приглашаю вас в мою альпийскую хижину, там вы можете оставаться, сколько хотите.
— А где это? — спросила я обескураженно.
— Наверху, на Вендельштейне.
Вскоре стало известно, что я остановилась на Вендельштейне. Насколько я была рада раздавать автографы и беседовать с людьми, настолько же опасалась, что Петер найдет меня даже здесь. А пока я наслаждалась великолепным весенним солнцем и фирновым снегом на северных склонах. Мне одолжили лыжи и ботинки, я решила вновь после многолетней паузы попробовать сделать «первые шаги»… Здесь-то и состоялось мое знакомство с кинооператором Паулем Группом. Он уговорил меня пожить некоторое время в его альпийской хижине «Целлер Альм», находившейся неподалеку. И это предложение я приняла с благодарностью.
Однажды мне нанесли неожиданный визит: приехал мой прежний друг Ганс Эртль, один из высококлассных операторов «Олимпии». После того как мы в течение многих часов рассказывали друг другу о наших судьбах, разговор перешел на Тренкера и дневник Евы Браун.
— Знаешь, — сказал Эртль, — что мне вспомнилось. Некоторое время тому назад я навестил Вольфганга Гортера, да ты его знаешь, кинооператора, — фаната гор.
— Лично — нет, — сказала я.
— Он рассказал о письме Тренкера, в котором тот просил предоставить ему сведения о Еве Браун, понадобившиеся для итальянской газеты. Все я не запомнил, так как меня это не интересовало. Но прочитав, что сообщают о дневнике газеты, — я прозрел. Если бы ты смогла получить от Гортера письмо, Тренкер предстал бы как обманщик и легко было бы разоблачить фальшивку.
— Невероятно, — сказала я озадаченно, все еще веря в невиновность Тренкера и в коварство парижской прессы, с которой сам он, как я думала, не имел дел.
Но уже через несколько дней я получила второе доказательство лживости дневника и еще одно подтверждение того, что Тренкер обманщик. Мистер Мусманно, один из судей на Нюрнбергском процессе, узнал о моем местопребывании и попросил встретить его в Гармише. Там мы беседовали несколько часов. Как только речь зашла о Тренкере и «Дневнике», он сказал:
— Вы можете сослаться на меня, «Дневник» — подделка и Луис Тренкер — подлец. Нам известна истина, и американские службы об этом проинформированы. Вы можете ссылаться не только на меня, но и получить информацию из Министерства обороны США.
Это случайное знакомство с мистером Мусманно переросло в многолетнюю дружбу. Он знал о моем бедственном материальном положении и каждый месяц посылал мне долларовую банкноту. Неожиданная помощь пришла и с другой стороны. Вальтер Френтц, тоже один из лучших операторов фильма «Олимпия», несколько раз навещал меня в Кёнигсфельде. Он предложил мне войти в контакт с семьей Браун и даже лично встретился в Гармише с фрау Шнейдер, лучшей подругой Евы Браун. Так же как и родители Евы Браун, она была возмущена фальсифицированным дневником.
Чтобы заполучить письмо Тренкера, я обратилась к семье Гортер.
Гортеры пригласили Френтца и меня навестить их в Кохеле.[378] Я еще не знала, чем обернется этот визит. Поначалу мы беседовали о горных фильмах Фанка и Тренкера. Гортер обожал горы, и очень хотел поработать с Вальтером. Вечером зашел разговор о «Дневнике». Выяснилось, что из-за публикации Тренкера фильм «Долина» остался под французским арестом. Связанный с этим человеком узами дружбы, Гортер был поражен, что тот оказался способен на такую фальсификацию. С другой стороны, Гортер ценил мою работу, и мысль, что «Долину» могут уничтожить, для него была невыносимой. Тогда я попросила показать письмо Тренкера. Я нервничала: позволит ли он мне его прочитать? Гортер встал, на мгновение поколебался и вышел. Драматическая ситуация. Слишком многое зависело от этого письма. Сердце учащенно забилось — Гортер возвратился с бумагой в руках. Вот полный текст документа:
Боцен-Грис, 19 ноября 1946 года.
Виа Мадзини, 16.
Милый господин Гортер!
Итальянская газета публикует серию статей об отдельных личностях Третьего рейха, включая Лени Рифеншталь и Еву Браун. Меня попросили привести данные об их детстве, школьных годах и родителях. Газету особенно интересует детство Евы Браун: где оно прошло, ее отношения с сестрами и родителями, условия жизни, немного о соученицах, какую школу посещала, несколько небольших историй, знакомства, любовные похождения, когда пришла к Генриху Хоффманну, кем у него работала, взаимоотношения с подругами, где сестры, какой была в школе, была ли умным ребенком, когда и где родилась, откуда родом ее мать и тому подобное. На эти вопросы Вам нужно будет ответить достаточно подробно. Вы можете посылать мне письма отдельными копиями по 2 экземпляра каждое в Кицбюэль и в Боцен. Всего должно быть страниц 15–20. Не посылайте все сразу, а страниц по 4–5. Будет весьма хорошо, если сумеете приложить несколько фотографий жилого дома или родителей. Насколько я знаю, родители Евы Браун живут в Рупольдинге. Мой гонорар от газет составляет 30 000 лир. Вашу долю — половину от всего — я отправлял бы Вам в виде продовольственных посылок, если Вы в таковых нуждаетесь. Если же пожелаете другую оплату, напишите, пожалуйста. Жду быстрого ответа, возьметесь ли Вы за это дело. Прошу никому ничего не рассказывать.
С наилучшими пожеланиями
Ваш
ТренкерP.S. Если Вы сами будете все это выяснять, то никому не следует разъяснять, о чем идет речь, нужно просто беседовать с людьми. Вы сможете описать мне Ваши личные впечатления об этих людях.
В какую авантюру пустился Тренкер! Но в тот момент мною владела лишь одна мысль: оставить это письмо у себя, чтобы иметь в руках требуемое доказательство фальсификации «Дневника».
— Жаль, — сказал Гортер, прерывая тишину, — что таким явным безобразием Тренкер разрушает свою жизнь и творчество. Какую красоту и какие благородные идеи подарил этот человек миллионам людей! Эти люди хорошо о нем думают. Почему он так поступает? У многих сложилось о нем хорошее мнение. Зачем он это делает? Что общего у его фильмов «Сын белых гор», «Бунтарь», «Карелл» и «Огненный дьявол» с политикой?
Все больше проникаясь гневом, Гортер взволнованно произнес:
— И все его тянет в грязь. Это не прежний ценимый и любимый нами Тренкер, это другой человек, безвкусный, бестактный мужлан, каким мы его не знали никогда. Печально, очень печально. Однако ничего тут не изменишь. В конце концов, истина все же всегда побеждает.
