"Чудеса" Торлака занимают гораздо больше места, чем его жизнеописание. Именно они дают наиболее полное представление о том, чем было раннее исландское христианство. Все же сначала несколько слов о самом жизнеописании Торлака.
Жизнеописание Торлака написано очень цветистым языком, и в нем масса ссылок на различные церковные писания и цитат из них. Но в нем упоминаются многие исторические факты и даются точные даты, так что оно несомненно представляет большой интерес как исторический источник. Но о личности Торлака, не говоря уже о его внутреннем мире, оно, в сущности, не дает никакого представления. В саге подробно рассказываются внешние факты церковной карьеры Торлака и перечисляются его добродетели. Но эти добродетели никак не иллюстрируются конкретными фактами - его поступками или отношениями с другими людьми. Поэтому, хотя целью саги было, очевидно, изобразить Торлака, портрет получился совершенно безличный и мало чем отличающийся от таких же бледных портретов других епископов в "епископских сагах". Так, сообщается, что Торлак уже в юности был послушлив, добронравен, ревностен к учению и "мил каждому человеку", а в зрелом возрасте усердно молился, строго соблюдал посты, был воздержан в еде и питье, давал милостыню бедным и вообще отличался благочестием, смирением, терпением, милосердием, целомудрием и т. д. Из этого конгломерата стандартных качеств никакой индивидуальности не получается, конечно.
Правда, что касается целомудрия Торлака, то сообщается и нечто конкретное. По совету своих родичей он однажды отправился свататься к одной богатой вдове, но, когда, остановившись на ее хуторе, он лег спать, во сне ему было предсказано, что ему суждена "другая и много лучшая невеста" (1, 44-45). Вняв этому предсказанию, он уехал с хутора, не посватавшись, и на всю жизнь остался холостым. Вероятно, именно этим объясняется то, что святым был объявлен он, а не кто-либо из других епископов, его предшественников, которые все тоже были, судя по тому, что о них написано, [О первых исландских епископах рассказывается в саге, называющейся hungrvaka (буквально - "возбудитель голода", подразумевается, вероятно, "возбудитель желания узнать больше о епископах".] очень добродетельны, но были женаты (в Исландии тогда священникам и епископам разрешалось жениться, и, как правило, они были женаты, а первый исландский епископ, Ислейв Гицурарсон, 1056-1080, был даже три раза женат). Правда, во втором исландском епископстве (в Холаре) святым был объявлен епископ Йон Эгмундарсон (1106-1121), который был дважды женат. Но у него не было детей, и поэтому считалось, что он "ни с одной из своих жен не загрязнился телесно" (И, 26).
Впрочем, было еще одно обстоятельство, дававшее основание для объявления Торлака святым. Когда он умер, то от его гроба и даже от одежд, которые клали на его гроб, исходило благоухание, распространявшееся на всю церковь, а как известно из житий святых, благоухание - непременный атрибут мощей святого, так же как зловоние - непременный атрибут нечистого духа. С наивной объективностью, свойственной исландским сагам, и в том числе даже "епископским сагам", в жизнеописании Торлака сообщается: "...но иногда людям казалось, что они не чувствуют никакого благоухания, даже стоя у самого гроба. А бывало, что из стоявших на равном расстоянии от гроба одни чувствовали благоухание, а другие - нет, как часто бывает с самыми великолепными мощами" (I, 114-115). С такой же наивной объективностью рассказывается в одной из других "епископских саг" ("Саге о Гудмунде Арасоне") о благоухании, которое исходило от костей второго исландского святого, Холарского епископа Йона Эгмундарсона. Когда священнику по имени Стейн показали кости Йона, то он сказал, что, по его мнению, они нехорошего цвета. Тогда по распоряжению священника Гудмунда все присутствующие стали молиться за Стейна, став на колени и распевая "Отче наш", и все чувствовали благоухание от костей, кроме Стейна. Туг Стейн вдруг раскаялся в своем неверии в святость Йона, и когда ему снова дали понюхать его кости, то оказалось, что теперь он почувствовал исходящее от них благоухание (II, 267-268).
Во второй редакции "Саги о Торлаке" есть добавление, настолько отличное по манере от остальной саги, что оно обычно и рассматривается как особое произведение - "Прядь о жителях Одди" (Oddaverjaюбttr "прядь" - это короткая сага). По своей конкретности и драматичности оно похоже на те саги, в которых повествуется о распрях между исландцами, т. е. классические "саги об исландцах". В "Пряди о жителях Одди" рассказывается о распрях епископа Торлака с некоторыми исландскими хёвдингами (родовой знатью) и особенно с Йоном Лофтссоном из Одди (скалахольтский епископ Палль Йонссон, 1195-1211, при котором была написана первая редакция "Саги о Торлаке", был сыном Йона Лофтссона и сестры Торлака, Рагнхейд, поэтому в первой редакции саги писать о распре Торлака с Йоном было нельзя). Распри эти возникали в связи с тем, что Торлак, угрожая отлучением от церкви, прибирал к своим рукам те церкви, которые раньше принадлежали построившим их хёвдингам (в это время в Исландии шла борьба за власть между церковью в лице епископов и хёвдингами), а также требовал расторжения браков, заключенных в противоречии с правилами, установленными церковью.
Так, Торлак потребовал, чтобы Торд Бёдварссон разошелся со своей законной женой Снэлауг на том основании, что отец ее добрачного сына был родственником Торда в четвертом колене, и несмотря на то что, как говорится в саге, "они очень любили друг друга" и у них уже был сын (I, 145-146). В конце концов Торлак вынудил их разойтись, но потом, уже отлученные от церкви, они снова и снова сходились, и у них было еще три сына. Торлак потребовал также, угрожая анафемой, чтобы Йон Лофтссон разошелся с Рагнхейд, сестрой Торлака (у Йона была жива жена, но в Исландии искони существовал институт "побочных жен", и ничего безнравственного в этом институте никто не находил), несмотря на то что Йон и Рагнхейд, как говорится в пряди, "с детства любили друг друга" и у них было двое сыновей (одним из которых и был епископ Палль Йонссон, преемник Торлака). Этот последний эпизод особенно драматичен, и в нем ярко выступают характеры Торлака, властного церковного сановника, черствого формалиста и ханжи, и Йона, могущественного хёвдинга, который с негодованием отвергает право епископа вмешиваться в его личную жизнь и заявляет, что ни анафема, ни чье-либо насилие не заставят его расстаться с Рагнхейд, пока он сам этого не захочет (1, 157-158).
Целью автора саги было, конечно, возвеличить Торлака и осудить Йона. Но, изображая распрю между исландцами, он невольно следовал манере тех саг, в которых описываются такие распри, и, в частности, сообщает все сказанное участниками распри, и в силу этого люди, о которых рассказывается в "Пряде о жителях Одди", оказываются гораздо более объективно изображенными, чем в остальной части саги. Ведь в "сагах об исландцах" персонажи оказываются объективно изображенными только потому, что непосредственный объект изображения - не эти персонажи, а распри.
Христианской этики, как ее понимает современный человек, в жизнеописании Торлака нет и в помине. Этика сводится к тому, что добро - это соблюдение правил, установленных церковью, как бы они ни были лишены этического содержания, а зло - это нарушение их.
Но в "чудесах" Торлака нет и такой этики. Впрочем, в "чудесах" Торлака нет и ничего, что давало бы им право называться "чудесами" (исландское слово jartein или jarteikn и значит скорее "знак, знаменье", чем "чудо"), поскольку в них нет ничего сверхъестественного и, в сущности, даже нет и никакого вымысла. ["Чудеса" Йона Эгмундарсона, второго исландского святого, по своему характеру совершенно аналогичны "чудесам" Торлака. Но "чудеса" Гудмунда Арасона, неканонизированного исландского святого, носят более фольклорный характер, и некоторые из них просто сказки-бывальщины.] Они обычно подразумевают только веру в возможность сверхъестественных (с точки зрения науки нашего времени) причинных связей, но не веру в возможность сверхъестественных явлений самих по себе. За ничтожными исключениями (психологически легко объяснимыми) в "чудесах" Торлака не происходит никаких сверхъестественных событий, что поразительно, поскольку вера в возможность сверхъестественного была, конечно, широко распространена и образцом для рассказов об исландских святых послужили, несомненно, кишащие самыми невероятными чудесами жития раннехристианских святых и мучеников, известные в то время в Исландии, как это видно по их очень раннему древнеисландскому переводу. [Heilagra manna sшgur, Fortжllinger og Legender om hellige Mжnd og Kvinder efter gamle Haandskrifter udgivne af C.R. Unger, Christiania, 1877, 1-2.] Таким образом, даже в произведениях, написанных явно по чужеземному образцу, исландские авторы остаются самобытными.
"Чудеса" Торлака - это короткие рассказы или очерки с такой сюжетной схемой. Происходит какое-то несчастье, после чего потерпевший мысленно обращается к Торлаку. Такое обращение называется бheit, и оно всегда вместе с тем обещание выполнить что-то - пожертвовать в Скалахольт свечу такого-то размера, столько-то локтей сукна и т. п. (в случае потери чего-либо часто пожертвовать половину стоимости потерянного), но иногда просто повторить столько-то раз такую-то молитву, соблюсти пост в такие-то дни и т. п. Затем несчастье ликвидируется. О том, что именно обещано выполнить, в "чудесах" не всегда сообщается, но, по-видимому, какое-то обещание само собой разумеется, так как само слово бheit значит "обещание". Обычно не сообщается и о том, что обещание было выполнено, так как и это само собой разумеется.
