Что же, история иногда имеет свойство повторяться. Я уверен, когда-нибудь эти Комментарии ещё послужат при написании истории спектакля. Спектакль — это не то, на что мы могли бы просто закрыть глаза. Его возникновение стало главным событием нашего века, причём мало кто дерзнул его хоть как-нибудь описать. Возможно, в иных обстоятельствах, я бы и не принялся за эту работу, удовольствовавшись первым своим трудом по данной теме, оставив право развивать её другим. Однако в сложившейся ситуации непохоже, чтобы кто-нибудь кроме меня решился на это.
Сети рекламы и контроля органично стыкуются с сетями разведки и дезинформации. Раньше человек уходил в подполье, чтобы противостоять режиму. Ныне же конспирация в почёте, и является хорошо оплачиваемой и весьма достойной профессией. При господстве спектакля люди конспирируются, чтобы поддерживать это господство, чтобы в очередной раз утвердить конспирацию как залог благоденствия спектакля. Конспирация — это неотъемлемая часть спектакля.
Власть намеренно создаёт поводы для своего рода превентивной гражданской войны, чтобы предугадать все возможные пути развития событий. Для этих целей создаются "специальные подразделения", готовые вступить в бой по первому зову интегрированного спектакля. Их тактика заключается в том, чтобы развязать бойню ещё до того, как началось восстание. Прецеденты уже были, в худшем случае власть может решиться на операцию аналогичную той, что была вовремя проведена в Мехико в октябре 1968 года и носила кодовое название "Три культуры".[12] Безусловно, такой вариант припасён на самый крайний случай. Необоснованные, случайные убийства являются весьма полезным инструментом для правительства, но только если они относительно часты и вызывают широкий резонанс, особенно важен резонанс, — только благодаря нему стрелка общественных предпочтений может качнуться в ту или иную, выгодную для правительства, сторону. Такие убийства вовсе необязательно должны быть выборочными, ad hominem. Чем случайней выбор новой жертвы — тем больше резонанс.
Далее, даже разрозненные элементы культивированной социальной критики начинают упорядочиваться. Спектакль теперь уже не доверяет академикам и профессионалам СМИ: их традиционная ложь, выдаваемая за критику, уже всем приелась, и необходима новая, более совершенная критика, которую можно эксплуатировать ещё более эффективным образом, и которую будут контролировать другие, лучше обученные профессионалы. Всё чаще на глаза попадаются довольно-таки выдающиеся тексты, за подписью совершенно неизвестных авторов, а то и вовсе анонимные. Достаточно полезная тактика, особенно если учесть, что всем надоели привычные клоуны спектакля, хочется чего-нибудь новенького — и именно поэтому такие тексты встречаются "на ура". Зачастую они посвящены темам, которые никогда не затрагивал спектакль и, что особенно важно, в них используются весьма оригинальные доводы, основанные на совершенно очевидных фактах, которые прежде никто не догадывался приводить. Что же, прямо на наших глазах светлые умы нашей эпохи добровольно идут в рабство режиму, пройдёт ещё много времени, прежде чем они поймут, во что они влипли. То, что для кого-то станет первым шагом в карьере, менее посвящённых заведёт в ловушку.
В тех случаях, когда дискуссия рискует зайти в тупик, искусственно создаётся новая псевдокритика; и из двух точек зрения спектакль, по своему подлому обыкновению, выдвинет ту, которой будет проще манипулировать, благодаря её расплывчатости. Таким образом, любая дискуссия может быть обновлена и начата заново при первой же необходимости. Примечательно, что чаще всего это происходит с громкими дискуссиями о том, что утаивают СМИ: содержат ли эти дискуссии конструктивную критику? — безусловно. Верны ли многие аспекты этой критики? — вполне. Однако акценты у этой критики почему-то постоянно бывают смещены. Темы и выражения в вышеупомянутых текстах кажутся уж больно искусственными, высосанными из пальца. Порою кажется, что они были сгенерированы компьютерной программой в которую кто-то заложил критическое мышление. В этих текстах всегда присутствуют пробелы, которые с первого раза и не заметишь: в них абсолютно нет перспективы на будущее, и это пугает. Они напоминают муляжи орудий, у которых есть лафет, есть ствол, но нет бойка. К несчастью, эта критика поверхностна, и хотя ей не занимать искренности, и зачастую она метко попадает в цель, однако все её положительные стороны блекнут из-за её односторонности. Желает ли эта критика стать беспристрастной? Едва ли. Её разоблачает то, что она никак не хочет раскрывать свою первопричину: ведь именно из государства она когда-то вышла, и к государству стремится вернуться.
Помимо этой анти-журналистской лжекритики ещё существует вполне организованная тенденция к распространению слухов, которые, как известно, являются побочным продуктом зрелищной информации, так как каждый, пускай и бессознательно, стремится получить хоть какую-то толику последней; пускай даже бы она была ложной — в неё всё равно уверуют. Вообще говоря, слухи зародились как наивное суеверие, самообман. Впрочем, не так давно благодаря разведке появились такие люди, которые специально были натасканы на то, чтобы пускать слухи, немедленно удовлетворяющие запросам населения. На основе наблюдений решено было внедрить на практике теорию, которая была сформулирована ещё 30 лет назад, а корнями уходила ещё глубже — в американскую социологию рекламы. По этой теории существуют так называемые "законодатели мод", толкачи, т. е. такие индивиды, которые провозглашают: "делай как я", — и люди добровольно тянутся за ними, стараясь один в один повторять их поступки. Только сейчас данная теория построена не на добровольном следовании примеру, а на строгом подчинении. Помимо традиционных специалистов недавнего прошлого вроде академиков и профессионалов СМИ, полицейских и социологов — спектакль ухитрился навербовать себе новых нахлебников, причём средства на них выделяются как из бюджетных, так и из внебюджетных фондов. Ни в коем случае нельзя тупо и упорно, механически применять к изменившимся условиям устаревшие модели, как нельзя игнорировать опыт прошлого. "Рим перестал быть Римом", а мафиози — ворами. Службы разведки и дезинформации сейчас столь же кардинально отличаются от полицейских и осведомителей былых времён (к примеру, от жандармов и шпиков Второй Империи), как и вообще все современные спецслужбы — от Второго Отделения образца 1914 года.
Искусство умерло, и теперь нет ничего проще, чем спрятать шпика под личиной художника или артиста. СМИ так и трубят о мнимом величии пошлых, не пойми откуда взявшихся клонов нео-дадаизма, которые уже принялись создавать целые замки и дворцы из мусора. При таком процессе вполне понятно, почему шпионы и прочие агенты государственных сетей принуждения с такой лёгкостью выдают себя за артистов. Как грибы после дождя возникают абсолютно пустые псевдомузеи и псевдоисследовательские центры, посвящённые творчеству никогда не живших личностей, с тем же успехом создаются репутации журналистов-стукачей, историков-стукачей и писателей-стукачей. Несомненно, Артюр Краван обладал даром предвидения, когда написал в своём «Maintenant»: "Скоро на улицах нам будут встречаться исключительно художники и артисты, и придётся немало постараться, чтобы отыскать в толпе простого человека". В своё время парижские бедняки любили язвить: "Здравствуйте, добрые артисты! Надеюсь, вы и вправду добрые". Конечно, они говорили не совсем так, но в такой форме их острота ещё более актуальна.
Мы вынуждены принимать мир таким, какой он есть. Сегодня мы становимся свидетелями того, как коллективное авторство начинает практиковаться почти во всех крупных издательствах, точнее в тех, что приносят своим владельцам наибольший доход. Всё равно, только газеты имеют право удостоверять псевдонимы, а потому они с радостью ими жонглируют, сочетают, меняют местами, а то и вовсе подменяют искусственными мозгами. Задача современных авторов — выражать идею и стиль жизни эпохи, но не потому, что они действительно хотят их выразить, а потому что им это приказали. Вот и получается, что поистине независимыми сейчас являются лишь литературные антрепренёры, которые с умным видом рассказывают нам о том, что Дюкасс ссорился с Графом Лотреамоном, настаивают, что Дюма и Маке — два разных человека, подмечают, что не стоит путать Эркманна и Чатриана, и что Ценсье и Даубентон — совершенно разные вещи.[13] Можно смело сказать, что все современные авторы — последователи Рембо, особенно что касается утверждения: "Я — это не я, а кто-то другой".
Вся история общества спектакля вела к тому, чтобы секретные службы начали играть в нём главную роль; так и получилось, чуть только власть и сила этого общества достигли должной концентрации. И хотя они скромно именуют себя «службами», на самом деле именно они определяют главные интересы общества. Они не знают коррупции — они могут лишь верой и правдой служить обществу спектакля. Так ревностно служат, пожалуй, только вперёд смотрящие на корабле посреди бескрайнего океана. Спектакль привёл всё тайное к триумфу, и теперь вынужден нанимать для собственного управления всё больше и больше специалистов в области тайного. Эти специалисты не обязательно должны быть бюрократами, — это индивиды, которые в разной степени освободили себя от контроля государства и бюрократии.
