Фаллос начинает функционировать в системе означающих тогда, когда субъекту необходимо найти в противоположность означающему символ для означаемого, символ для значения. Символ как таковой сочетает и присутствие, и отсутствие. Угроза кастрации превращает фаллос в знак знака. Означающим означаемого вообще и становится фаллос. Чтобы узаконить систему означающих, действует Имя-Отца. Оно делает систему законом. Свое выступление в Мюнхене Лакан заканчивает напоминанием: уже в древности функция фаллического означающего была связана с разумом, с логосом.
Когда ребенок инкорпорирует понимание символического фаллоса, он готов занять в полоролевой системе «свою» сексуальную позицию. Вслед за Фрейдом, для Лакана отношения между полами асимметричны именно потому, что фаллос остается единственным означающим. Ему нет пары. Он центрирует все, что связано с полом. Эдипов комплекс с такой точки зрения подразумевает диалектику выбора: быть или не быть фаллосом, иметь или не иметь фаллос, причем три основных момента этого выбора зависят от роли фаллоса в желаниях трех участников эдиповой сцены.
Фаллос как привилегированное означающее – то, что удовлетворяет желание Другого. Первый такой Другой – мать. Отсутствие матери в какой-то момент указывает на то, что ребенка ей недостаточно, что у нее есть еще желание, уводящее ее от него. Лакан на семинарах, посвященных психозам, подчеркивает, фаллос оказывается в центре разворачивающейся драмы сразу же, как только субъект сталкивается с желанием матери. Причем фаллос навсегда остается завуалированным, поскольку в отношениях между означающим и означаемым это означающее выступает последним.
Присваивая желание матери, ребенок хочет быть ее фаллосом или идентифицироваться с фаллической матерью. В Эдипов период отец-кастратор появляется как четвертый член в воображаемом треугольнике мать-дитя-фаллос. Лакан полагает, что кастрацию переживают и девочки, и мальчики – любой ребенок должен отказаться от роли материнского фаллоса. Отказ от идентификации с воображаемым фаллосом прокладывает путь к отношениям с символическим фаллосом, которые и предписывают пол. Мальчик будет иметь фаллос, девочка будет фаллосом.
На семинарских занятиях 1972/73 годов Лакан подходит к фаллосу с другой стороны. Он ставит дополнительный акцент на асимметрии фаллос/его отсутствие. Фаллосу нет пары. Лакан теперь говорит не столько о фаллосе, сколько о фаллической функции. Фаллическая функция как функция закона связана не только со структурированием бессознательного, но и с узакониванием дискурса Другого.
БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ —
ДИСКУРС
ДРУГОГО
Фрейд называет бессознательное другой сценой. С этой отчужденной сцены и звучит речь. Поскольку речь со времен Фрейда исходит из бессознательного, то уже предполагается, что бессознательное есть дискурс Другого. Бессознательное говорит! Говорит языком Другого. Речь заимствует себя у языка. С психоаналитической кушетки раздается голос: «эти слова не мои», «я такого не говорил», «все, что я говорила, как будто говорил кто-то другой», «то, о чем вы подумали – неправда». Такое отрицание в языке, для Фрейда, являлось одним из свидетельств наличия представления в бессознательном. Иначе, откуда взяться отрицанию. Когда пациент говорит ему: «эта женщина в сновидении, конечно, не моя мать», Фрейд слышит голос бессознательного: «ну, конечно, это моя мать». Бессознательное – речь Другого. Речь не присвоенная. Лакан отмечает, что мысль о том, что бессознательное-дискурс Другого, особенно отчетливо звучит в статьях Фрейда, посвященных телепатии. Мысль передается на расстоянии. Приходит с другой сцены. От кого-то еще. Понятие другой появляется у Фрейда в связи с введением инстанции я. В 1921 году в «Массовой психологии и анализе человеческого я» он пишет: в жизни человека всегда присутствует другой. Фрейд показывает: меня нет и быть не может без другого. Лакан получает свое представление о другом в связи с этими мыслями Фрейда, а также идеями «другого» у Платона и Гегеля. Гегеля, который уже говорит: я есть благодаря тому, что меня признает Другой.
Когда Лакан начинает говорить о другом в 1930-е годы, то речь поначалу идет просто о другом человеке. Постепенно другой раздваивается на Другого с большой буквы (А – от фр. Autre) и другого с буквы маленькой (а – от фр. autre). Различие между Другим и другим Лакан проводит на семинарских занятиях 1955 года. Различие это оказывается принципиальным не только в теории, но и на практике, поскольку аналитик должен занимать место символического Другого, а не воображаемого другого. Установление связи с Другим предопределяет окончание анализа. Эта связь рассеивает иллюзию себя в другом, ведь этот другой на самом деле – образ собственного я. Большой же Другой – измерение других, которое остается неведомым говорящему, поскольку он обращается к другим в языке. Язык же всегда предшествует этим отношениям. Он принадлежит Другому. Да и обращение к другому всегда еще и обращение за его пределы. Обращение к другому – запрос к Другому.
Психоаналитической опыт, – пишет Лакан – показывает: Другой находится по ту сторону стены языка; язык укореняет нас в Другом и в то же время мешает нам его понять. Психоанализ нацелен на то, чтобы открыть путь истинной речи, которая соединила бы одного субъекта с другим, находящимся по другую сторону стены языка. Окончательная связь с Другим, чей ответ всегда оказывается неожиданным, и предопределяет собой окончание анализа. Психоанализ состоит в том, чтобы позволить субъекту осознать свои отношения не с собственным я аналитика, а с теми Другими, которые и являются его истинными, но не узнанными собеседниками.
Маленький другой появляется на стадии зеркала как проекция я. Таким образом, другой собственно другим не является, он – отражение себя (moi), он – другой, занимающий место я. Маленький другой как фантазм занимает «свое» «место» в воображаемом порядке. Этот маленький другой/я стоит на пути к Другому.
Большой Другой предполагает радикальную ина-ковость, которая не может обнаружиться в порядке воображаемого. Лакан сравнивает эту непредставимую инаковость с иностранным характером языка. Большой Другой приписан символическому порядку, именно с ним имеет дело функция речи. Большой Другой это и другой субъект, и тот символический порядок, который выступает посредником в отношениях с другим субъектом. Другой – место, в котором конституируется речь. Язык одновременно укореняет субъект в Другом и отчуждает его от Его инаковости.
Позицию, а точнее, предпозицию Другого в связи с символической мерой желания для ребенка поначалу занимает Мать. Во время кастрационных переживаний ребенок обнаруживает в Другом нехватку. «Собственно» позиция Другого устанавливается как Закон и Порядок Имени Отца. Другой – Отец, имя которого для ребенка связывается с законом и порядком. Другой – пространство культуры, в котором свершаются все приключения индивидуальных желаний.
Отношения с Другим по-разному проявляются в клинике. Истерик старается прийти в согласие с символической кастрацией, утратой наслаждения, посредством поддержания желания Другого. Истерик находит удовольствие в ситуации, в которой делает себя желанным. Истерик стремится любой ценой избежать наслаждения Другого. Другой должен желать, а не наслаждаться. Невротик с навязчивостями стремится преодолеть символическую кастрацию, нейтрализуя желание Другого. Он извлекает удовольствие из отстранения от Другого, изоляция для него – высшее жизненное достижение. Субъект с перверсивной структурой психики достигает удовольствия в наслаждении Другого. Он превращает себя в инструмент его наслаждения. Так называемый извращенец преодолевает невротическую оппозицию между наслаждением и желанием в результате минимализа-ции воздействия символического закона и перенесения наслаждения в самую сердцевину Другого.
Особенности психики субъекта зависят от той позиции, которую он занимает в дискурсе Другого. Эта позиция в порядке означающих его и структурирует. Об этом Лакан говорит в своем знаменитом толковании «Похищенного письма».
ПОХИЩЕННОЕ
ПИСЬМО
ПРИХОДИТ
ПО НАЗНАЧЕНИЮ
12 мая 1955 г. Лакан проводит семинар по мотивам рассказа Эдгара Алана По «Похищенное письмо». Разбирая эту детективную историю, Лакан показывает: субъект представлен цепью означающих, в которых – в терминах Бенвениста – план высказывания расходится с планом акта высказывания. То, что субъект говорит, не соответствует тому, что он хочет сказать. Место «я мыслю» (Декарта) занимает «оно говорит» (Фрейда). Письмо, буква (по-французски это одно слово – letter) вписано в бессознательное и определяет судьбу субъекта. Этот семинар для Лакана настолько важен, что он переписывает его в 1956 году в отдельную статью, а в 1966 году помещает ее в свое собрание «Сочинений». Причем этот сборник самых важных, на взгляд Лакана, статей начинается именно с «Похищенного письма».