Эти открытия не были встречены аплодисментами в образовательном мире: учёные возмутились, руководители нахмурились, партийные боссы озадачились. С воодушевлением принимали эти системы тысячи учителей, которые на своём опыте познавали способности детей и свои творческие возможности. Общество бурлило. Традиционная волна шестидесятых-семидесятых годов обрушилась на новые ростки в образовании и началась реакция: кого-то из учёных исключили из партии, закрыли лаборатории, разогнали сотрудников. А потом, спустя некоторое время, людей начали восстанавливать «в рядах КПСС», учёных возвращали обратно, системы были признаны и рекомендованы для массовой практики.
Трагикомические события происходили и в связи с нашей лабораторией. В Грузии нас критиковали, постоянно проверяли, обвиняли, что мы идём против Гогебашвили, классика грузинской педагогики, против решений партии, разрушаем основы единой советской школы; писались доносы в партийные органы о том, что лаборатория насаждает буржуазную педагогику, в газетах устраивались дискуссии с «разоблачением» наших идей. Нас закрывали и выгоняли из экспериментальной школы.
И это длилось годами.
Порой мы приходили на работу, не зная, что с нами будет.
Думаю, в это сложное время я и начал осознавать чувство любви к детям. Я начинал понимать, что наука, эксперименты, обновление образования, вся борьба в защиту идей — всё это было ни что иное, как защита детей. А силы для борьбы я черпал из двух источников: первый источник — любовь к детям, второй — вера в те идеи, которые помогали мне защитить детей.
Я бы сам отказался от своих идей, от всей своей науки, если бы увидел, что они бессильны уберечь детей от посягательств авторитарного насилия. Любовь и Вера — вот что начал я осознавать тогда, когда, отлучённый от детей очередным решением министерства образования, находился в отчаянии. Не знаю, способствует ли отчаяние озарению, но меня оно спасло — передо мной открылись всесильные источники Любви и Веры. И в дальнейшем бывали случаи, когда они возрождали меня прямо из пепла.
Конечно, в Грузии были люди — учёные, учителя, родители наших учеников, которые поддерживали нас. Но этого было мало. Нас начали поддерживать российские учёные.
О нас хорошо писала вся тогдашняя центральная пресса, газеты «Правда», «Известия», «Неделя», «Литературная газета», «Учительская газета», «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Труд» и многие другие. К нам каждый день приезжали группы учителей со всех концов тогдашнего Советского Союза, из заграницы, из Америки, Германии, Чехословакии, Болгарии, Китая, Венгрии… Это была уже другая сила, которая противостояла местной реакции и воодушевляла нас.
Местная реакция…
Разумеется, это не вся Грузия.
Местную реакцию составляла группа людей, в чьих руках была сосредоточена часть власти, или же те, которые в борьбе с нами защищали самих себя, свои отжившие идеи, или же те, которые были чем-то обижены и потому мстили, были и такие, которые просто не могли не писать доносы в высшие инстанции.
Знали ли они суть наших поисков?
Нет, не знали, и им было неважно знать её.
Защищали ли они от нас что-либо святое?
Об этом тоже не думали.
Но что надо было другое делать авторам традиционно действующих программ, учебников, методических курсов?
Что надо было делать учёным, на которых надвигалось новое педагогическое воззрение?
Что надо было делать министрам, когда они видели, что в их епархии не всё складывается по их приказам?
Что надо было делать людям, которые просто не могли понять, что происходит?
Что надо было делать злым людям?
Это была небольшая группа людей, но они имели часть власти или доступ к власти.
Вот и действовали.
Но вовсе не из любви к детям.
Мечта о Детском Государстве
Наконец, дело дошло до ЦК Грузии. Была выделена большая комиссия, которая долго проверяла нашу работу — теорию, практику, результаты, наработки, проверяла уровень знаний детей. Часть членов комиссии всё же хотела найти наши «буржуазные» идеи, прицепилась к применению содержательных оценок, к принципу свободного выбора, к тому, что в нашей практике не было никаких наказаний. Но всё это утонуло в общей положительной оценке. Вопрос о маленькой лаборатории был вынесен на бюро ЦК. Такого ещё никогда не было. Итак, решалась судьба: какой путь выбирать в образовании — любить детей по-настоящему или любить их на словах.
Находясь на бюро ЦК, на этом наивысшем уровне власти, я вообразил, что передо мной самые милые люди, которые могут исполнить мою мечту. Вот я и размечтался: на горе Саирме, где стояла Республиканская экспериментальная школа № 1, я вообразил Детское Государство, где, наряду с научными учреждениями, находятся детские сады, спортивные комплексы, парки, трудовые мастерские, эстетические центры, детский дом… В центре Государства стоит величественное здание — это ратуша, там заседает объединённый парламент детей и взрослых. В Государстве действует своя Конституция…
Я тогда уже прочитал книгу Януша Корчака «Король Матиуш Первый». Не раз мечтал вместе с детьми об обустройстве жизни.
Когда я вернулся к реальности, услышал голос первого секретаря Джумбера Патиашвили. Он прервал меня и, смеясь, сказал:
— Давайте создадим такое Детское Государство…
И решили: впервые в Советском Союзе создать так называемое Научно-производственное педагогическое объединение и издать на грузинском, абхазском и осетинском языках мои книги: «Здравствуйте, дети!», «Как живете, дети?», «Единство Цели». (На абхазском и осетинском языках в скором времени они действительно были изданы, но на грузинском языке я так и не дождался их «рождения»). А меня назначили Генеральным директором.
Воодушевленный таким оборотом дела, я приступил к подготовке проектов Детского Государства. Смешанная комиссия учеников и учителей начала готовить проект Конституции. Дети-художники и архитекторы с большим воодушевлением создавали эскизы разных сооружений, в первую же очередь, здание парламента…
Был тогда конец 80-х годов. Вскоре меня выбрали народным депутатом и членом Верховного Совета СССР, а потом Союз распался. Новому руководству Грузии и президенту З.Гамсахурдиа не нужны были такие образовательные проекты, не нужна была гуманная педагогика. И я подал в отставку.
Сердце живого педагогического процесса
Наше грузинское направление складывалось по-другому. Вначале для нас теоретической базой было синтезированное понимание идей Л.С.Выготского и Д.Н.Узнадзе о развитии. Они прекрасно дополняют друг друга и дают более полную картину о закономерностях развития Ребёнка. Далее, взяв курс на развитие и воспитание личности, мы включили в психологическую основу фундаментальные понятия Д.Н.Узнадзе — установку и объективацию. Они усилили наш личностный подход к Ребёнку и помогли по-новому разработать методические аппараты наших учебников для начальных классов.
В 1915–1916 годах Д.Н.Узнадзе был директором грузинской школы, где осуществил много новых идей, в корне отличающихся от действительной практики: он упразднил отметки и ввёл самооценочные суждения, установил ученическое самоуправление, между учителем и учениками установил сотруднические взаимоотношения, уважение личности ученика стало законом в школе… О результатах учебного года Д.Н.Узнадзе написал «Отчёт», что практически является концепцией образовательной системы, построенной на началах гуманности, добра и любви.
Мы пытались вовлекать идеи Д.Н.Узнадзе в эксперимент, усиливая тем самым наше педагогическое направление. В целом мы охватили широкий круг проблем: сотруднические взаимоотношения учителя с учениками, педагогическое общение, уважающее и утверждающее личность Ребёнка, отказ от всяких формальных знаков (отметок) в оценке успешности учеников, введение содержательных оценок и воспитание оценочной деятельности как качества личности Ребёнка; мы впервые в огромной стране начали приём детей с шестилетнего возраста и создали систему их воспитания и развития; мы радикально изменили систему развития речи, заложив в основу письменную речь как светильник души; утвердили принцип свободного выбора в образовательном процессе, построили новые учебники по всем образовательным курсам, заложив в них условия творческого сотрудничества и творческого развития детей; открыли огромное количество новых приёмов и методов, утверждающих радость познания, организовали воспитательный и развивающий процесс в условиях полного дня, основанного на разнообразных видах деятельности детей…
Несмотря на масштабность идей, эксперимент назывался развивающим обучением, а в прессе его именовали то «грузинским», то «тбилисским», то «безотметочным» и т. п. обучением.
