Ихара Сайкаку, писатель XVIII века, включил в собрание своих сочинений рассказ о складе, принадлежащем одному японскому семейству, точнее, о крестьянине, который разбогател. Образ этого крестьянина был сильно идеализирован, ему, например, приписывалось стремление к самосовершенствованию, что было неубедительно, но в рассказе повествуется о том, как может вознаграждаться добродетель. В манере, типичной для Сайкаку, вторая половина этого рассказа изображает крестьянского сына, который после смерти отца промотал наследство и довел семью до нужды. Вот пересказ первой части этого краткого повествования:
«В деревне Асахи, в Ямато, жил мелкий землевладелец по имени Кусукэ, влачивший жалкое существование. Он сам обрабатывал свою землю, поскольку у него не было волов, а его жена с первым лучом света садилась за ткацкий станок и усердно ткала пеньку. На протяжении многих лет осенью Кусукэ отмерял один и две десятых коку рисового налога, и до тех пор, пока ему не перевалило за пятьдесят лет, он исполнял обычные ритуалы в честь наступления нового года: как все, вывешивал сардинные головы и падуб в крошечных оконцах своего дома и бросал бобы для защиты от невидимых демонов, которые бродили вокруг. Как-то он собрал бобы, которые разбрасывал, и, поддавшись порыву, посадил один из них на пустыре. Тем же летом боб пророс, и получилось несколько зеленых стебельков с листиками. Осенью созрело больше двух пригоршней бобов. Эти бобы крестьянин посадил вдоль канав с водой между своими рисовыми полями, и каждый год он собирал с них урожай, который через десять лет достиг 88 коку. На вырученные от продажи бобов деньги крестьянин велел построить большой светильник, чтобы он освещал в темноте большую дорогу Хадзэ. Он светит и до сих пор, его называют «бобовым фонарем».
Жизнь постепенно налаживается, и самые заветные мечты человека иногда сбываются. Кусукэ продолжал неустанно трудиться, чтобы хозяйство процветало. Он приобрел больше земли под рис и другие культуры и со временем стал крупным землевладельцем. В надлежащее время он унавоживал свои поля и выпалывал сорняки, пускал воду на поля, чтобы колосья его риса тяжелели и наливались, а цветки хлопка становились похожими на стаи бабочек. Если он преуспел больше, чем любой другой, то это не было случайностью – он работал не покладая рук с утра до вечера так усердно, что его лопата и мотыга стесались. Он был очень изобретательным человеком, много сделал для всеобщего блага: придумал грабли с рядами железных зубьев – и у мужчин не было ничего полезнее для разбивания твердой почвы; ввел в обиход китайскую веялку и сито на тысячу коку. Чтобы обмолотить урожай вручную, требуется много времени, и он изобрел инструмент с рядом бамбуковых шипов; если раньше требовалось два работника для обмолота его урожая, теперь один мог это делать без особых усилий. Он также изготовил устройство, с помощью которого женщина за один день могла подготовить во много раз больше хлопка для пряжи, чем раньше. Он скупил снежные горы хлопка, нанял много рабочих и отправлял бесчисленные тюки в Эдо. Через четыре-пять лет он очень разбогател и стал одним из самых выдающихся торговцев хлопком в своей провинции».
Власти, несомненно, отнеслись бы к Кусукэ с большим одобрением как к примеру бережливости и непрерывной деятельности на благо всем земледельцам, но их характерное презрительное отношение к людям, от которых в конце концов непосредственно зависела и их жизнь, очень ясно выражено в некоторых отрывках из некоего постановления, которое было разослано по деревням в 1649 году (цит. по: Сэнсом Дж. История Японии, 1615–1867 годы. Лондон, 1964):
«Сельскохозяйственная работа должна выполняться с величайшим усердием. Посадка должна быть аккуратной, все сорняки должны быть выполоты, а на межах, как «сырых», так и «сухих» полей, следует выращивать бобы или подобные пищевые культуры, однако занимать они должны не много места.
Крестьяне должны рано вставать и срезать траву перед обработкой полей. По вечерам необходимо плести соломенные веревки и делать соломенные мешки, и всю подобную работу следует выполнять с большой аккуратностью.
Им, а также их женам не дозволяется покупать и пить чай или сакэ.
Мужчинам вменяется сажать бамбук или деревья вокруг дома и из экономии использовать упавшие листья в качестве топлива.
Крестьяне – люди, лишенные здравого смысла и предусмотрительности, поэтому они не должны давать рис своим женам или детям во время сбора урожая, а должны запасать его на будущее. Им следует питаться просом, овощами и другой грубой пищей вместо риса. Даже опавшие с растений листья следует запасать в качестве еды на случай голода… В период посадки и выращивания урожая, когда труд требует много сил, потребляемая пища может быть чуть лучше обычного.
Муж должен работать в поле, жена – трудиться за ткацким станком. Оба должны работать и по ночам. Как ни привлекательна жена внешне, если она пренебрегает своими домашними обязанностями в угоду чаепитию, либо охоча до зрелищ, либо любит бродить по склонам холмов, с ней нужно развестись.
Крестьяне должны носить одежду только из хлопка или пеньки – никакого шелка. Им не разрешается курить табак – это пагубно сказывается на здоровье, отнимает время и стоит денег, а также создает риск пожара».
Одежда из хлопка и пеньки, носимая крестьянами, отличалась от провинции к провинции до определенной степени в зависимости от состоятельности владельца, но можно сделать немало обобщений. Длинное кимоно подчас носили представители обоих полов, особенно в моменты отдыха от работы, такие как, например, участие в какой-нибудь местной церемонии. Женщины могли носить его в доме в зимние месяцы, когда работы вне дома было немного, мужчины могли иногда носить его на работе, подвернув полы за узкий пояс, чтобы дать свободу движениям. Рабочая же одежда обычно состояла из короткой куртки и шаровар. В некоторых районах женщины надевали просторные шаровары, стянутые вокруг щиколоток, в других регионах они носили более узкие штаны, как у мужчин, но обычно с фартуком. И те и другие подпоясывались кушаками шириной пять дюймов. В жаркую погоду мужчины могли снять свои куртки и работать обнаженными до пояса или разоблачиться далее и снять исподнее, оставив на себе лишь набедренную повязку фундоси – кусок материи, проходящий между ног и закрепленный вокруг бедер; фасоны набедренных повязок тоже различались в разных местностях.
Рис. 27. Женское нижнее белье. Сборщица моллюсков выжимает нижнюю юбку
Набедренная повязка обычно была из белого хлопка, но могла быть и красной – считалось, что этот цвет отгоняет демонов. Женщины носили нижнее белье, похожее скорее на короткую юбку, но не делали никаких уступок жаре, разве что слегка ослабляли свою одежду, стянутую кушаком.
Одежда для холодов состояла из штанов и наручей от локтя до кисти, последние с клапаном, чтобы прикрывать тыльную сторону руки. Соломенные сандалии были обычной обувью, но башмаки на деревянной подошве (гэта) с высокими подставками носили для хождения по грязи или во время легкого снегопада. В районах на севере и востоке зимой толщина снега составляла несколько футов[32], и тогда надевали башмаки из соломы либо обувь с ластообразными подошвами и даже примитивные лыжи, которые были в обиходе. Похожую ластообразную обувь иногда носили, чтобы не слишком сильно увязать в грязи на рисовых полях, хотя по некоторым полям было гораздо удобнее передвигаться в плоскодонках, даже для посадки. Чтобы уберечься от дождя или снега, сельские жители надевали плащ из сшитой по всей длине соломки с капюшоном или коническую соломенную шляпу, последняя защищала летом от солнца. По фасону и украшениям эти предметы одежды от местности к местности сильно отличались.
Основной пищей крестьянской семьи, как предписывалось указом, был не выпаренный рис, который ели самураи и богатые горожане, а нечто вроде каши, состоящей в большей мере из проса или, возможно, небольшого количества ячменя или пшеницы.
Рис. 28. Крестьянские дома с характерной формой кровли
Заправляли эту кашу зеленью, овощами и гигантской редькой, маринованной в жидкости от рисовых отрубей, лежалыми фруктами, которые было уже невозможно продать, а также обрезками сушеной рыбы, чтобы придать вкус и добавить незначительное количество белка к основному углеводному рациону. Рисовые поля в зимние месяцы привлекали множество диких птиц, представители которых могли попасть в горшок, несмотря на буддийский запрет лишать жизни живые существа; рыба из ручьев также служила деликатесом. Говядину и конину никогда не ели, хотя шкуры умерших животных продавали. Запрет есть говядину основывался на особом буддийском принципе, по-видимому имеющем отношение к священным коровам Индии, но был усилен необходимостью держать скот для работы в хозяйстве и лошадей для военных целей.
