Произнести трижды слово темон, при восхождении солнца, когда оно обещает вёдро.
Для человека со здравым смыслом весьма понятно, что нечистой силе нет никакого дела до наших альковов и что все эти так называемые заговаривания зависят более от недостатков нашего сложения, слабости темперамента, малодушия, а иногда от действия разгоряченного воображения, от чрезмерно сильного пожелания, от которого жизненные силы бросаются в голову, оставляя свое главное направление. Отстраните все эти обстоятельства, предположите в новобрачном человека пылкого, молодого, крепкого сложения, неспособного предаться пустому страху, могущего умерять свои желания, и тогда пусть заговаривают его все колдуны мира: вы увидите, что усилия их будут тщетны. Кто бы осмелился подумать, что можно заговорить того героя Греции, знаменитого своими двенадцатью подвигами, который в одну ночь совершил пятьдесят раз то, что каждому из нас предстоит совершить единожды в жизни?
Влияние сил душевных на тело так велико, что люди совершенно здоровые вдруг становились неспособными к таинствам любви, потому что какому-нибудь шарлатану, деревенскому колдуну, или старой ворожее, вздумалось напугать их заговариванием. Доктор Сент-Андре рассказывает, что однажды жена его, не получив в назначенный срок заказанной ею работы одному бедному ткачу, хотела попугать его и сказала, что будет просить своего мужа заговорить его. Ткач до того был перепуган ея угрозою, что лишился способности исполнять свои супружеские обязанности, как будто бы его в самом деле заговорили. Только по окончании заказанной работы избавился он от своего страха. Боден рассказывает об одной женщине средних лет, жившей в Бордо, еще довольно живой и свежей, которая бралась вылечивать радикально все заговаривания. Для этого она ложилась спать с больными, которые, благодаря ея искусству, всегда совершенно вылечивались. Дочь этой женщины наследовала ея ремеслу и составила себе еще большую славу и гораздо значительнейшее состояние.
Впрочем есть столько естественных средств для укрощения или умерения телесных пожеланий. Кому неизвестны болеутолительные свойства четырех родов прохладительных семян. То же действие бывает от слабых приемов опиума, от камфары, селитры и от разжижающих слабительных{40}.
Глава V
«Люди за столам менее, нежели где-либо, боятся черта, и, несмотря на это, они здесь удивительно суеверны»{1}
Муха, попавшая в кушанье или питье, предвещает подарок…
Обедать должно благословяся, а кто сего не делает, с тем диавол, невидимо беседуя, пьет и ест вместе…
Скатерть не должно, отужинавши, оставлять с корками на столе; ибо есть ли оных наедятся мыши, то у всех ужинавших или почернеют, или гнить будут зубы…
Скатертью и салфеткою не должно утирать рук, дабы не пристала заусеница… Соль, просыпанная нечаянно, предзнаменует ссору и брань. В отвращение чего нужно велеть себя кому-нибудь выбранить или ударить по лбу щелчком…
Уголь, попавший в кушанье, есть знак подарка{2}.
* * *
Есть суеверия общепринятые, как то: 13 человек за столом, или 3 зажженные свечи в комнате предвещают покойника{3}.
* * *
Не станем доискиваться происхождения нелепого предрассудка, что будто число тринадцать всегда приносит несчастье, а когда случится за столом сидеть тринадцати человекам, то это знак, что один из них умрет в продолжение года{4}.
* * *
Графиня Салтыкова, закадычный друг г-же Бенкендорф, обошлась со мною как с родным. Я был удостоен ее особым расположением, но вместе с тем мне приходилось нередко сносить ее капризы. Эта дама была очень своеобразна и суеверна. Она не терпела духов, никогда не садилась за стол, если было 13 собеседников, немилосердно прогоняла из-за стола того, кто имел неосторожность просыпать соль. Однажды, когда я был напомажен помадой, которая пахла гелиотропом, она прогнала меня, сделав мне громогласно выговор; другой раз я был лишен обеда за то, что пришел тринадцатым{5}.
* * *
Во время большого стола у одной старой, суеверной и злой барыни человек, принимая со стола блюдо, задел по неосторожности им за солонку и рассыпал соль. Барыня побледнела и бросила гневный взор на бедного слугу; но тот, идучи с блюдом, толкнул будто нарочно локтем стоявшую позади его на столике против зеркала вазу — и ваза и зеркало разбились вдребезги. Госпожа перекрестилась и сказала ему: «Ну, счастлив! А то б дала я тебе знать!» Известен предрассудок суеверов, что если рассыплется за столом соль и в то же время нечаянно что-нибудь разобьется, то не будет никакой беды{6}.
* * *
Туркул был отъявленный противник суеверия. Когда графы Браницкие, Владислав и Александр, в сороковых годах приезжали по делам в Петербург, министр часто обедал у них. Особенностью этих обедов было то, что в сервировке соединено было все, что в популярном веровании разных народностей считается дурным предзнаменованием: тринадцать человек за столом, три свечи, опрокинутая солонка, ножи и вилки, сложенные крестом. Это всех забавляло, и Туркул первый шутил над страшной символикой, которая однако ж ни у кого не отнимала аппетита{7}.
* * *
Точно также опрокинутая солонка заставляла бледнеть моего отца, и сколько раз эти солонки летали у нас со стола — летом в окно, зимою в форточку, как бы для того, чтобы разрушить силу предвещания; тринадцати человек у нас за столом никогда не садилось{8}.
* * *
За столом ему пришлось сесть подле Веры Николаевны. Молодая хозяйка была внимательна к своему соседу, но сосед был отчаянно неловок он беспрестанно ронял что-нибудь и краснел. Когда начали пить здоровье Веры Николаевны, князь Петр взял в руки бокал, хотел встать и как студент уронил все на пол: бокал разбился в мелкие куски; шампанское все пролилось на платье Веры.
— Браво! — закричали гости, уже развеселенные вином. — Прекрасный знак!
Они шептали друг другу на ухо. Люди за столом менее, нежели где-либо, боятся черта, и, несмотря на это, они здесь удивительно суеверны. Каждое обстоятельство почитается тогда приметою. Разбитая рюмка всегда в хорошую сторону принимается родителями, у которых есть дочери-невесты{9}.
* * *
Придя в гости к Храповицкому, мы сели за стол, подали блины; и хозяин и гости вместе выпили за успех моего водевиля. Я поблагодарил их за доброту, но тут кто-то из нас пролил масло. Актриса Шелехова заметила, что это дурная примета, но жена Храповицкого, хотя была женщина с предрассудками, заметила, что на масленице пролить масло ничего дурного не предвещает{10}.
* * *
Помню, в последнее пребывание у нас в Москве Пушкин читал черновую «Русалки», а в тот вечер, когда он собирался уехать в Петербург, — мы, конечно, и не подозревали, что уже больше никогда не увидим дорогого друга, — он за прощальным ужином пролил на скатерть масло. Увидя это, Павел Войнович с досадой заметил:
— Эдакой неловкий! За что ни возьмешься, все роняешь!
— Ну, я на свою голову. Ничего… — ответил Пушкин, которого, видимо, взволновала эта дурная примета.
Благодаря этому маленькому приключению Пушкин послал за тройкой (тогда ездили еще на перекладных) только после 12 часов ночи. По его мнению, несчастие, каким грозила примета, должно миновать по истечении дня.
Последний ужин у нас действительно оказался прощальным… {11}
* * *
У меня был небольшой вечер; гости мои сидели за чайным столом. Михаил Петрович Розберг, объяснявший с Шеллинговой точки зрения ношение духа над водами хаоса, дунул в самом деле на свечку и погасил ее, сказав: вот будет нечаянный гость. На этот раз примета сбылась: зажженная свеча осветила входящего Магницкого{12}.
* * *
— Какая неожиданная радость! — вскричал он [Дюндик]. — Недаром у меня сегодня целое утро чесался нос! Я тот час сказал, что будет к нам дорогой гость! Ну, добро пожаловать, Владимир Александрович! А мы думали, что вы нас совсем забыли. Легко ли! целый год мы не видались{13}.
* * *
И вдруг тетенька, сейчас только говорившая с Натальей Петровной о том, что нарост на свече означает гостя, поднимает брови и говорит, что дело, давно решенное в ее душе…{14}
* * *
В одно время с нами чрез боковое крылечко вошла в дом кухарка, нарядная по-праздничному; она поклонилась нам на ходу; она несла из погреба молочник со сливками. В прихожей, приветствуя нас, приняла этот молочник одна из хозяек, младшая, седая особа без чепца, необыкновенно веселая.
