В течение всего периода правления сёгуната Токугавы буддизм более или менее успешно боролся с почитателями конфуцианства с единственной целью: ограничить число монахов и храмов, а народ лишь добавлял к дедовским верованиям буддийские и конфуцианские мотивы, так или иначе навязанные им правителями.
Так, когда правительство в 1870 году публично выразило желание видеть, как японский народ возвращается к чистоте своей национальной религии, никто не выразил не малейшего удивления, не очень ясно представляя себе важность этого решения. Разве японцы не были достаточно ревностными последователями синтоизма, даже если многие из них и оказывали почтение божествам буддийского пантеона? Только начиная с 1873 года, когда правительство решило провести четкую грань между буддизмом и синтоизмом, народ начал волноваться. То, что было введено деление по рангу разных священнослужителей (каннуси) синтоизма, то, что их организовали в иерархию, никого не удивило. Но то, что с алтарей и из храмов снимали статуи божеств под предлогом «разделения религий», было другое дело: ведь люди привыкли молиться в определенных местах местным божествам, воплощением какой бы веры они ни являлись. Кроме того, новое деление территории на синтоистские «приходы» вызвало серьезные возражения со стороны крестьян, так как они отказывались мириться с уничтожением их алтарей или их сменой на новые, признанные официально. Государство решило окончательно вырвать буддизм из синтоистских храмов в 1882 году, а некоторые особенно ревностные чиновники предлагали даже уничтожить буддийские храмы. Крестьяне взбунтовались, потому что не могли больше рассчитывать на буддийских монахов, чтобы провести церемонию похорон по всем правилам, кроме того, многие монахи, лишившись храмов, были вынуждены превратиться в обычных крестьян. Итак, чтобы избежать беспорядков и ввести новую политику, правительству пришлось в некоторых провинциях, например в Мацумото, разрешить похоронные ритуалы, которые часто перенимались из конфуцианства, поскольку синтоизм не имел подобных обрядов, специфически приспособленных к обстоятельствам. Действуя таким образом, правительство лишь утверждало обычай, уже введенный в княжествах крупными даймё, преследующими буддизм на подвластных им территориях и с почтением относящимися к конфуцианскому сёгунату… Позднее власти приложили все усилия, чтобы ввести синтоистские похоронные церемонии вместо буддийских.
Чтобы завершить разделение религий, некоторые буддийские праздники, например Бон (праздник, посвященный душам умерших), изменили так, чтобы они вошли в рамки синтоизма. Наконец, все люди были обязаны внести свою фамилию в список, составлявшийся при храме в том приходе, в котором они родились. Приход же предоставлял им печать, которая всегда должна была быть при себе. Эта мера была принята и с другими целями, не имевшими ничего общего с религией: во-первых, она была призвана облегчить перепись населения, во-вторых, ввести что-то вроде «удостоверения личности». Но это новшество не имело особой популярности, и в 1873 году его пришлось отменить. В действительности ни одна из антибуддийских реформ не была поддержана населением, демонстрирующим неподчинение официальным распоряжениям не из-за того, что японцы обладали такой уж нерушимой верой в своих богов, но скорее из-за того, что это было посягательством на традиции. Закон, обязывающий регистрировать всех новорожденных в приходах синтоизма, всего лишь официально подтвердил давно существующий обычай, согласно которому ребенка представляли охраняющему божеству семьи или рода примерно месяц спустя после рождения, чтобы коми могли узнать его и защищать в течение всей жизни. Обряд повторялся, когда ребенку исполнялось три года, пять и семь лет, и эта традиция сохраняется в Японии и по сей день. Людей смущало иное: этот обряд, предназначенный для узкого семейного круга, правительство сделало обязательным и прилюдным. Кроме того, правом возглавлять церемонии, посвященные охранительным божествам, во время мацури, или местных праздников, обладали лишь несколько членов общины. Эти избранники составляли нечто вроде закрытых гильдий, а их права вызывали зависть. Но после новых распоряжений служение охранительным божествам стало доступно всем без исключения, что, разумеется, привело к конфликтам между членами общины, поскольку до этого времени эти религиозные гильдии всегда играли очень важную роль, особенно в делах, касающихся проведения праздников, или мацури.
Во время лихорадки реформ, направленных на преобразование внешней политики государства эпохи Мэйдзи, многочисленные религиозные праздники были забыты или заменены новыми, предложенными правительством. Но это было временным явлением, и большинство новых праздников просто добавилось к длинному списку традиционных фестивалей и мацури. Кроме того, определенные верования превратились в простые ритуалы, вроде утреннего приветствия солнца, которое японцы выполняли, поворачиваясь лицом к востоку и кланяясь. Сначала это был праздник Солнца, Химацури, но постепенно его значимость и глубокий смысл были утеряны, что привело к тому, что определенное число японцев просто сохранили привычку смотреть на встающее солнце, что давало им эстетическое наслаждение, но не имело никакого религиозного подтекста. Даже сейчас в Японии еще живы сезонные ритуалы. В первый день нового года люди выходят на улицу и ждут, когда их жилище покинут «демоны прошлого года», и в то же время приветствуют появляющееся солнце. Во время восхождения на гору Фудзи — что является своего рода религиозным паломничеством — на ней обычно остаются на ночь, чтобы на середине склона застать рассвет и увидеть потрясающее зрелище, когда солнце выплывает из моря и облаков. В этом ожидании не осталось никаких мотивов, носящих религиозный оттенок; лишь несколько паломников, привязанных к традициям предков, могут сохранить прежние представления.
Крестьяне и городские жители часто объединялись в группы или общины (ко), чтобы вместе совершать паломничества к синтоистским святыням или к буддийским храмам. Самый знаменитый маршрут таких паломничеств вел к священным алтарям Исэ, посвященным богине солнца Аматэрасу. Когда правительство Мэйдзи стало поощрять эти паломничества в Исэ, количество странников резко возросло, так же как и цены на оказываемые им по дороге услуги. Вдоль всего пути к святыне множились гостиницы, принимающие не только верующих, но и простых путешественников. Паломничество, потеряв большую часть религиозного содержания, превратилось в приятную прогулку. Потребности в ко больше не было, и, хотя они не исчезли, прежней роли ко уже не играли. Стали исчезать многочисленные религиозные запреты, связанные, в частности, с ограничениями в употреблении тех или иных продуктов. До Мэйдзи эти запреты строго соблюдали большинство крестьян, но, когда нарушилась герметичность и цикличность их повседневной жизни, когда была введена всеобщая воинская повинность, а многие деревенские жители переселились в города, возможности придерживаться религиозных ограничений уже не было. Тем не менее продолжали жить кое-какие суеверия, но об их происхождении ничего нельзя сказать наверняка. Они примерно той же природы, что и французское суеверие, утверждающее, что если трое людей одновременно прикурят три сигареты от одной зажигалки, то один из трех курильщиков умрет в течение года. Большая часть современных японских суеверий родилась в эпоху Мэйдзи, возможно, как своего рода замещение исчезнувших религиозных запретов. Например, нельзя произносить слово, означающее «четыре» (си), потому что оно созвучно слову «смерть». Даже сейчас в большинстве японских гостиниц нет комнаты под номером четыре. Это суеверие соответствует европейскому поверью, связанному с цифрой тринадцать. Немилость, в которую попал буддизм, и «огосударствление» синтоизма привели к ослаблению веры японцев в божества предков, а с развитием современной жизни, с миграцией широких масс населения уменьшилось и религиозное чувство: религия, став официальной, во многом потеряла доверие народа и сохранилась только как обычай. Как часто происходит в подобных обстоятельствах, началось увлечение магией, особенно среди низших классов населения. Возникали новые религиозные течения, многие из которых имели определенный успех и сохранились до наших дней. Среди всех проповедников того времени самым знаменитым стал крестьянин Накаяма Мики (1798–1887), который, утверждая, что был вдохновлен свыше, заложил основы новой религии Сэнри-кё, несшей в себе элементы синтоизма и конфуцианства. В своей книге «Кофуки» он с собственной точки зрения излагал миф о сотворении мира и человека. Накаяма Мики был также плодовитым поэтом — он создал тысячу семьсот одиннадцать стихотворений в стиле вака — и имел множество последователей. Даже в наши дни их число увеличивается благодаря усилиям миссионеров, и Сэнри-кё приобретает международное признание.
