Европа после Второй мировой войны считала себя сохранившей и начавшей умножать ценности европейской интеграции, способствующей наступлению европейского века[87]. Уже в год написания статьи, на которую дана ссылка, ее автор полагал, что Европа обратилась и к своим бывшим колониям, подобно США, активно обращающимся к проблемам стран, находящимся за пределами американского Юга.
Географическое видение Европы и восприятие Европы как концепта меняется. Европа в географическом плане тоже представлялась различной. Она казалась долгое время географической границей Востока, который ее окружал. С. Хантингтон, которого Европа интересует как концепт, обозначающий особую цивилизацию, показывает взаимовлияние цивилизационных оснований и географии. Он приводит три упомянутые карты – 1920-х годов (обозначены территории за пределами Европы, управляемые Западом), времен холодной войны (где Восточная Европа достаточно условно считается Европой) и после 1990-х годов, в которых место Запада и Западной Европы определяется их влиянием на мир. Именно тогда появляется лозунги: «Европа от Лиссабона до Урала», «Европа от Ванкувера до Владивостока», но это – уже концепции, а не география. Речь шла в период президентства М.С. Горбачева о том, что с распадом СССР и коммунистической системы в целом прежде закрытый регион социализма становится открытым для освоения западноевропейских принципов – демократии, правового государства, капитализма, свободы предпринимательства и прочих свобод, отказа от идеи совершенного общества в пользу современного общества как результат постоянной социально преобразующей деятельности людей. Так, в Европу как концепт, обозначающий ее принадлежность к современности (модерну), присоединялась Германия после окончания Второй мировой войны и поражения фашизма. Германия обучалась быть Европой, присоединялась к Европейской цивилизации. Сегодня Германия – лидер Европы, ее цивилизационно наиболее устойчивая часть, наряду с Великобританией и Францией.
Говоря о закате Европы после Первой мировой войны О. Шпенгдер имел ввиду закат ее концептуального содержания как общества модерна, в котором господствуют не предзаданные состояния, а творческие действия людей и народов.
Многие приветствовали идею Европы и вхождения в нее Германии, чтобы положить конец чисто националистическим ожиданиям, соединив национальные цели с целями Европы. Идея Европы после окончания холодной войны завладела умами не только политиков, ученых, но и общественности. Казалось, что эта идея формирует континент: «ЕС был в то время в первую очередь западноевропейским образованием, но начиная с 1991 года к нему – наряду со Швецией, Кипром и Мальтой – присоединились такие центрально- и восточноевропейские страны, как Австрия, Венгрия, Чешская Республика, Словакия, Польша, Румыния, Болгария, Словения, Латвия, Литва и Эстония. И конечно же, было восстановлено единство двух Германий» (Госсман, 2012: 81). Произошли серьезные изменения в восприятии Европы: «Концепт Европы перестал отождествляться с Западной Европой, хотя она воспринималась как его ядро, модернизирующее Восточную Европу и прибалтийские страны» (Госсман, 2012: 81)[88].
В статьях 2006 года мы могли прочесть о невеликодушии Европы в отношении прибывших в нее иммигрантов, о перспективах ЕС преодолеть эту ситуацию и о мультикультурализме, который имеет перспективу. Новые страны – Греция, Италия, Испания, Ирландия, Португалия и Восточневропейские страны вступили в ЕС, явно стремясь стать современными, пройти модернизацию, вступить в модерн. Но это уже третий модерн: новое Новое время для незападных стран, когда культура определяет условия и границы модернизации.
Многообразная Европа
Подобно тому, как расчленился Запад на северо-американскую и европейскую часть, все большее внимание стали обращать на различия внутри Запада. Среди всех источников формирования западной парадигмы Ренессанса, Реформации и Просвещения благодаря трудам М. Вебера основной акцент делается на Реформации. Обычно не менее процветающее состояние католических стран Запада объясняется тем, что и католицизм впитал влияния, идущие от протестантизма, стимулирующего невмешательство церкви в дела государства, трудовую этику, индивидуализм.
Однако есть тенденция рассматривать Западную Европу, несмотря на ее объединительные тенденции, более дифференцированно (и не в плане геополитических интересов, что было всегда), а в плане выделения ее исторически и культурно различных территорий. Эти различия особенно заметны шведам, норвежцам. Не случайно поэтому появление модели Европы норвежского ученого С.Роккана[89]. С. Роккан разделяет Западную Европу по двум осям: Север-Юг, Восток-Запад, показывает значительность отличий: Север – протестантский, Юг – католический, с религиозной сверхтерриториальностью. Восток и Запад тоже неодинаковы. Вообще говоря, по осям Север-Юг, Восток-Запад складывается исторически переменчивая картина. Среди факторов, которые создают многоразмерный характер Европы, С. Роккан выделяет: первоначальные различия – стартовые условия; факторы, связанные с различным сочетанием индустриальной революции и национальных революций (например, Французской революции); различия в политике государств между 1848 и 1950 годами; сюда следует добавить вхождение государств в состав разных империй; способность некоторых стран, географически находящихся на Западе, а фактически не являющихся Западом – как окраинных (Португалия, Греция), так и серединных (Германия) стать частью Запада; в целом исторически переменчивый характер того, что мы называем Западом и не-Западом.
Концепцич Роккана была подробно исследована российским политологом Ильиным.
Дифференциация Западной Европы вокруг осей Север-Юг, Запад-Восток приводит к выделению центральной Европы, имеющей свою специфику и свою судьбу. В отличие от обычного значения центра в модернизационных теориях центральная Европа не была ни более развитым, ни сконцентрировавшим силу регионом. Напротив, она была наиболее слабым местом. Судьба центральной Европы, Средней Европы была вопросом не только теории, но и практики. Германия заплатила гигантскую цену – две мировые войны, фашизм – за то, чтобы, находясь в центре Европы, стать Западом.
Но в начале века ряд немецких ученых были объединены в движение «Серединная Европа» (Mitteleuropa)[90]. Это была идея объединения вокруг Германии ряда государств, часть из которых имела ориентацию на Россию и Францию; авторам концепции – Ф. Листу, К. Бруку, К.Францу, Ф. Науману – представлялось, что им легче достичь общей экономической, культурной, хозяйственной и религиозно-этической близости с Германией.
Ф. Лист был автором концепции немецкого экономического национализма, изложенной в книге «Национальная система политической экономии». К. Маркс начал, но не завершил критику системы Листа, и об этом очень мало известно[91]. «Немецкий национализм, – как отмечал известный американский исследователь Р. шпорлюк, – касался не только культуры и политики, но также экономических вопросов, включая индустриализацию»[92]. Иными словами, немецкий национализм был вызван трудностями модернизации и вхождения в западное сообщество. Маркс и Энгельс полагали, что эта проблема будет решена посредством революции. Революция должна была ускорить процессы и приблизить Германию к индустриальному развитию Англии. Маркс показывал, что индустриальная революция была источником современного мира, в который Германия стремится и не может попасть. Маркс сосредоточился на классовых конфликтах, следующих за индустриальными революциями, Лист – на национальных. Лист считал основой политического сообщества национальное сообщество, решающее дилемму между свободой и организацией[93]. Теория национализма Листа была теорией индустриализации или модернизации.
Представляется, однако, что геополитика оказалась лишь временно отодвинутой и что выработка немецких геополитических концепций еще впереди. Я знала прежде только одного исследователя, проявившего интерес к концепции Серединной Европы, но его интуиция может оказаться пророческой[94].
Стремление ЕС сегодня отождествить себя с Европой, тогда как на деле это всего лишь институт, не учитывающий европейский смысл жизни других народов, являющихся европейскими, и прежде всего России с ее европейской и евразийской культурами. А. Меркель много сделала, чтобы мир забыл о фашизме в Германии. Безусловный имидж демократии, формируемой в Европе ЕС, однако сегодня пошатнулся. Демократические интенции Меркель, как кажется, соседствуют со стремлением оторвать близкие к России страны и приблизить их к Германии, что особо заметно по отношении к Украине. Ситуация сегодня схожа скорее с 1915 годом, чем с стремлением к демократии, когда в период Первой мировой войны вышла упомянутая знаменитая книга Ф. Наумана, в которой он сочетает либерализм с утверждением идей, сохраняющих имперскую роль Германии. Суть концепции, как было выше отмечено, состоит в том, что малые страны не могут развиваться самостоятельно и должны быть вместе с каким-то сильным государством. В контексте жестокой войны такой подход означал призыв к возможности для Украины и других европейских государств решить вопрос, с кем они хотят быть – с Россией или с Германией. Стремление Германии после Второй мировой войны к демократии отодвинуло эту концепцию на задний план из-за демократических интенций, которые сделали правильным восприятие концепции серединной Европы весьма сомнительным с точки зрения формирующейся демократической политической культуры Германии. Но сегодня эта концепция имплицитно просматривается в политике ЕС и появляются работы о «серединной Европе»[95].
