Когда на следующий день журналист спросил Глорию Свенсон, что она думает о спорах вокруг моего имени, она ответила без лишних церемоний: «Рифеншталь что, разве размахивает нацистским флагом? Кроме того, Гитлер давно мертв».
И Фрэнсис Форд Коппола выказал мне свои симпатии. Он пригласил меня отобедать с ним в Сан-Франциско, где занимался монтажом киноленты «Крестный отец-II». Копполу интересовала техника монтажа в моих фильмах. Часы, проведенные с этим гениальным режиссером, внешне похожим на большого плюшевого мишку, стали для меня событием. Действительно, нам было о чем поговорить, ведь мы оба — фанаты кино.
На том кинофестивале присутствовали и другие деятели искусств, вызвавшие интерес у публики, например, Душан Макавеев,[521] чей необычный эротический фильм «Сладкое кино» впервые был показан в Теллуриде. Едва ли мыслимы большие противоречия, чем у меня с этим высокоталантливым югославским режиссером, но тем не менее он тогда предложил мне сотрудничество.
Фестиваль имел огромный успех, усилия организаторов оправдались. Несмотря на то, что у меня появилось достаточно причин быть довольной и даже счастливой, все же сердце ныло. Очень угнетали все громче раздававшиеся обвинения в мой адрес. А когда появились те восемь молодых людей-демонстрантов, на плакатах которых можно было прочесть, что я со своим фильмом 1934 года «Триумф воли» тоже несу ответственность за миллионы трупов в немецких концлагерях, их упреки ранили меня снова. После чудовищной клеветы, распространявшейся обо мне десятилетиями, можно понять подобные акции протеста. Но, в противоположность ситуации на родине, за рубежом я всегда находила друзей. Как ни глубоко трогал успех в Теллуриде, именно там окончательно стало ясно, что мне никогда не освободиться от теней прошлого. Но я нашла в себе силы без горечи примириться со своей судьбой.
Теперь следовало лететь в Чикаго на фестиваль «Фильмы, снятые женщинами», куда меня в качестве почетного гостя пригласили его президенты Лорел Росс и Камилла Кук. И на этом кинофоруме планировалось демонстрировать «Голубой свет». Однако из опасений, что в Чикаго могут произойти неприятности, схожие с теми, которые довелось пережить в Теллуриде, я отказалась от участия в данном мероприятии.
Из Нью-Йорка мы вместе с Хорстом вылетели через Майами в Гондурас. После бурных дней в Теллуриде я очень обрадовалась возможности погрузиться в морские глубины. Добирались мы туда, неоднократно приземляясь, и в результате оказались на острове Роатан. Полная хлопот поездка себя оправдала. Маленький отель «Спайгласс Хилл», окруженный пальмами, располагался на холме недалеко от моря. Его владельцы мистер Бельвилю и его жена Хэппи приняли нас как друзей. Мы с нетерпением ждали новых подводных впечатлений. Несмотря на то, что Хорст и я в тот момент оказались единственными гостями, нас опекали и инструктор по подводному плаванию, и очаровательная Жанет, которая на следующий день после нашего прибытия отправилась вместе с нами в море. Вода была кристально чистая, и уже после погружения я впервые так близко увидела неподвижно лежащую большую акулу — так называемую акулу-ангела, как говорит само ее нежное имя, неопасного морского обитателя. Она выглядела великолепно и неспешно удалилась, завидев нас. Затем Жанет проводила нас по длинному темному тоннелю. Плыть здесь одна я бы не рискнула. Постепенно темноту прорезал свет, и перед нами развернулся удивительный спектакль: тысячи серебристых рыб плавали в воде, пронизанной солнечными лучами. Мы находились в большом гроте, который, как собор, смыкал здесь свой свод — вокруг темные коралловые стены и над нами купол, переливающийся голубым, зеленым и серебряным. Зрелище, захватывающее дух.
Когда на следующий день Жанет захотела показать другое подводное чудо, иные морские красоты, это ей не удалось — мы попросту не смогли выйти из отеля. Море волновалось, а ветер стал настолько порывистым, что нас чуть не унесло. Ди, наш хозяин, узнал по радио, что обещали ураган. Я тогда не успела предположить ничего плохого, поскольку ни разу в жизни не сталкивалась с подобным явлением природы. В окно было видно, как прогибались пальмы, а листья, кружась, взвивались в воздух. Когда я высунула руку за дверь, то подумала, что ее оторвет. Все более необузданным становился ураган, все сильнее вой ветра и грохот. У Ди и его жены посерьезнели лица.
Тут разбились первые оконные стекла.
— По сообщениям радио, — сказал Ди, — прямо на Роатан надвигается «глаз» — так по-другому называют ураган «Фифи», — и очень скоро он будет над нами. Говорят, что его скорость составляет более двухсот километров в час. Никто не должен выходить из дому.
Мне стало страшно. Я видела, как хлестал ветер, в море все выше вздымались волны, сучья носились по воздуху. Буйство урагана возрастало с каждой секундой, дверь сорвало с петель, а мы пытались укрыться во всех возможных уголках помещения. Перекрытия с грохотом падали с потолка, и с минуты на минуту дом грозил обрушиться на нас. Тут начало моросить, а вскоре с неба обрушились ливневые потоки. С помощью всевозможных сосудов мы пытались вычерпывать воду. Непроизвольно вспомнилось о снежных бурях, пережитых во время съемок «Белого ада Пиц-Палю» на Дьяволецца, но происходившее здесь ужасало гораздо сильнее.
После двенадцати часов такого безумства, во внезапно наступившей тишине мы отважились выйти наружу. Вихрь разрушил все вокруг. Огромные старые деревья оказались вырваны с корнем или переломаны как спички. Куски волнообразной жести с крыши, как бумажные манжеты, обвились вокруг стволов. У здания, где мы спасались от урагана, сорвало крышу. Большая яхта, до недавних пор стоявшая на якоре, теперь лежала на холме, полностью разрушенная. Все вокруг выглядело как после бомбежки.
Чудо, что нам удалось выжить во время урагана «Фифи». Как стало известно позже, это стихийное бедствие, охватившее в сентябре 1974 года район острова Роатан, стало самым страшным за прошедшее столетие. По официальным сводкам, от восьми до десяти тысяч человек погибло, сотни тысяч остались без крова и полмиллиона понесли различные потери. Были разрушены железнодорожные линии и мосты. Тяжелый тропический ливень не прекращался 60 часов. Высохшие русла превратились в бурные реки. Смесь из гальки, обломков деревьев, земли и воды опустошила город Колома, оказались целиком затоплеными километры суши. Убегающие люди были раздавлены огромными оползнями или потонули в бушующих водах. Больше всего пострадали области на северном побережье. Правительство Гондураса объявило чрезвычайное положение.
О скором отъезде с острова нечего было и думать. Все электрические и телефонные линии пришли в негодность. Ди установил аварийный электрический агрегат, чтобы хотя бы приготовить еду и немного осветить помещение. В первые дни к берегу прибивало трупы. Страшно, как на войне.
Ди и Хэппи выглядели несчастными и трогательными. Жанет, тренер по погружению и другие работали с утра до ночи, чтобы восстановить самые большие повреждения в отеле и привести жизнь в норму. Через несколько дней после того, как море снова успокоилось, Ди, Хорст и я отправились понырять, но уже стало невозможно легкомысленно наслаждаться красотами, слишком сильно довлел недавно пережитый шок. Мы ждали первой возможности уехать отсюда, но только спустя три недели это наконец удалось.
Приземлившись в аэропорту Сан-Педро-де-Сула, нам пришлось проехать по наполовину разрушенному городу, где в воздухе еще стоял трупный запах. Я в ужасе закрыла глаза: не могла смотреть, как по покрытым тиной и грязью улицам бродят несчастные дети и взрослые.
По прошествии некоторого времени, проснувшись в нью-йоркском отеле «Вестбери», я поймала себя на мысли, что все пережитое на Роатане уже воспринимается как дурной сон. Наши родственники и друзья тем не менее очень беспокоились.
Как-то во время прогулки мы с Хорстом остановились перед большим книжным магазином «Риццоли» на Пятой авеню. На витрине лежало американское издание «Последние из нуба». Я удивилась не тому, что увидела свой альбом — его как раз собирались выпустить в свет в Америке, поражало другое — вся витрина оказалась украшена исключительно книгами о нуба. Такой рекламы раньше не было… В издательстве «Харпер энд Роу» подтвердили, что альбом о нуба пользуется сенсационным успехом, даже по оценкам прессы. Когда я перед закрытием посетила «Риццоли», обнаружилось, что за несколько часов там раскупили все экземпляры, включая и находившиеся на витрине. Мы отпраздновали этот успех в итальянском «Нанни», одном из уютных ресторанчиков, располагавшихся здесь в изобилии.
После того как распространилась весть, что мы вернулись в Нью-Йорк, у меня уже не осталось ни минуты покоя: осаждали журналисты и фотографы, приходили деятели искусства и друзья. Как-то раз Бианка Джаггер, проживавшая в отеле «Плаза», пригласила меня на чай. То, что я предполагала в прошлый раз, подтвердилось: Бианка отнюдь не являлась модной куклой, как полагали многие, скорее, наоборот. Она много прочла о кино (особенно ее интересовала работа режиссера) и, на удивление, подробно ознакомилась с моим творчеством. С Миком Джаггером мы также встретились, но несколько позже, он специально для этого приехал из Лонг-Айленда. Тот вечер запомнился во всех подробностях. Мик пригласил на ужин красавицу Фей Данауэй и рок-музыканта Питера Вольфа (они недавно поженились), а также своего агента Анни Айвиль, Хорста и меня. Анни заранее предупредила, что для посещения роскошного французского ресторана «Ла Коте Баск» Хорсту непременно понадобится галстук, а мне — вечернее платье. Для нас это прозвучало несколько проблематично, поскольку Хорст ненавидел галстуки, а мои туалеты выглядели весьма скромно.
