Патриаршая книгохранительная палата
Семнадцатый век. Это была поистине мятежная пора. Грозное зарево народного протеста не угасало на горизонте. Первые его сполохи затрепетали в самом начале — Болотников. Мощными толчками сотрясали страну волнения крестьян и городские «бунты» середины века — «чумной», «медный». Наконец, огненная лава крестьянской войны, предводимой Степаном Разиным.
Зримо пробиваются ростки неудовлетворенности привычными, дедовскими формами жизни. Главную их освятительницу — церковь — постигает драма раскола. Патриарх Никон восстает против царской опеки, а мятежный протопоп Аввакум в ослеплении страсти пытается повернуть время вспять.
На земских соборах спорят о лучшем устройстве государственных дел — и усугубляют тяжелое положение народа. На церковных соборах ратуют за упрочение роли и авторитета церкви — и лишают ее целостности. Необходимость развития торговли и промышленности вынуждают приглядываться к научному и техническому опыту Запада, а религиозный провинциализм и житейская косность велят чураться его, «аки наваждения диавольского».
Противоречия и противоречия… Они пронизывают, раздирают эпоху. Но и создают ее. В них рождаются небывалые еще для русских людей прозрения. Изменяющиеся экономические отношения, новые потребности и запросы ведут и к выдающимся географическим открытиям на Востоке и на Севере, и к важнейшим открытиям иного рода — социальным и духовным.
Именно в XVII веке впервые, может быть, народные массы начинают осознавать свою роль.
И параллельно идет иное постижение: ценности личности с ее правом иметь свой сложный внутренний мир, быть значительной и интересной самой по себе, — что ярко выразилось в литературе. И это тоже был мятеж против устоявшегося взгляда на человека лишь как на объект различных предписаний и установлений, сословную, государственную или церковную принадлежность — холопа, боярина или овцы стада православного. В грозовой атмосфере века естественны эти первые вспышки пробужденного сознания.
Общий «дух мятежа» проникает и в область культуры. Существующая система образования перестает удовлетворять. Явственно ощущается нехватка научных знаний. Новые проблемы встают перед архитектурой и церковной живописью. В литературе при внешнем господстве традиции наблюдается мощное глубинное движение. Она заметно расширяет поле своего зрения, все чаще обращается к злободневным вопросам. В такой обстановке, испытывая влияние и влияя, развивается русская книжность.
XVII век знает уже самые разные типы библиотек: монастырские, церковные, личные и те, которые мы теперь назвали бы ведомственными. Интерес к книге, стремление иметь ее под рукой пробуждается в самых различных слоях населения. А спрос на книги обусловливался распространением грамотности, и наоборот, удовлетворение такого спроса способствовало росту грамотных. Они нередко встречались не только среди торговцев и ремесленников, но и среди крестьян.
Ведь преимущественно этим, самым демократическим читательским кругам была адресована возникшая в ту эпоху бытовая и сатирическая литература, которая пользовалась популярностью и имела широкое хождение.
В 1649 году проводилась опись Печатного двора. Из нее можно узнать, что среди прочих книг (богослужебных, «Уложения» 1648 года, книг ратного строя) были 441 грамматика и 2900 азбук. По тем временам это не такие уж скромные цифры, и они проливают дополнительный свет на существовавшую тогда тягу к «учению книжному».
Книги успешно продавали. И здесь же, в Печатном дворе, и в торговых рядах — книжном и овощном (!). Особенно бойкая торговля шла на Красной площади, у Спасских ворот.
Русские люди ценили и глубоко чтили книги. В имущественных описях, например, они занимали второе место после икон, что, помимо материальной ценности, говорило и об особом значении их для обладателя. Хранились они обычно в почетных красных углах.
Вот на почве такой устоявшейся книжной культуры и множились крупные русские библиотеки XVII века, как частные, так и государственные. Среди последних особая роль принадлежала библиотеке московских патриархов, начало которой положили московские митрополиты. Установлено, что в их казне находились и книги. Однако об общих контурах библиотеки можно говорить примерно лишь с середины XVI века — с эпохи Ивана Грозного.
Русскую церковь возглавлял тогда митрополит Макарий. Сам он не прославился как писатель, но был человеком широко образованным и большим книголюбом. И личные пристрастия, и нужды церкви заставили его настойчиво собирать все «святые книги», которые в русской земле «обретаются». Макарий затеял огромное предприятие: для назидания современникам и руководства грядущими поколениями заново составить и тщательно отредактировать «Четьи-Минеи» на все месяцы года — «Великие Четьи-Минеи».
Во исполнение задуманного Стоглавый собор 1551 года распорядился, чтобы «все святые книги с добрых переводов исправили…». И к Макарию со всех концов Руси стали стекаться необходимые материалы.
Эти-то главным образом славяно-русские рукописи и легли в основу митрополитовой книжной казны. Известно, что в 80-е годы XVI столетия Угримом Горским была составлена ее опись. К сожалению, она не сохранилась, и мы не можем судить о составе книг.
Автор работы о Патриаршей библиотеке Н. П. Попов связывает ее возникновение с именем Макария: «Основоположником патриаршего собрания древнерусских письменных останков был знаменитый русский книголюб и меценат митрополит Макарий, рукописный фонд которого, в неопределимом пока размере, явился первоначальным зерном, откуда с течением времени выросли митрополичья казенная, а затем и патриаршая библиотека». Добавим: патриаршество было учреждено в 1589 году.
Когда современный читатель хочет познакомиться с фондом книгохранилища, к его услугам каталог. Примерно аналогичным образом поступает и историк. Правда, ему приходится несколько хлопотней. Никто не готовил для него картотеку. Но зато иногда составлялись описи книжных собраний (мы уже упоминали о них). И чтобы отыскать такую опись, приходилось переворачивать груды различных бумаг. Так в разное время ученые опубликовали несколько списков из Патриаршей библиотеки.
Первая уцелевшая опись относится к 1631 году. Из нее видно, что в церковном имуществе патриарха, помещавшемся в Успенском соборе, было 17 рукописных и 4 богослужебные печатные книги. Еще 154 книги — «на его государевом патриаршем дворе в книгохранительной палате». Это тоже различная церковная литература, в основном рукописная (печатных книг только шесть), несколько греческих фолиантов. Интересно, что в этой описи есть сведения о вкладах трех московских митрополитов — Геронтия, Даниила и Макария. Однако кто из них и сколько оставил после себя, неясно, так как из описи следует, что от каждого из них в состав казны вошло лишь… по одной книге. И отмечаемая историками весьма неодинаковая библиофильская склонность митрополитов, по иронии судьбы, оказалась здесь обезличенной.
Итак, в 1631 году Патриаршая библиотека состояла из 175 книг. В дальнейшем она продолжала пополняться за счет запасов московских церквей и патриарших монастырей [17] Например, в 1639 году из Кирилло-Белозерской обители забрали 34 книги, приблизительно тогда же из Троице-Сергиевой — 19.
Рукописи и книги, оседавшие в Патриаршей библиотеке, не лежали запертыми в сундуках, а выдавались для различных целей. К сожалению, какими-нибудь обстоятельными данными мы не располагаем. Лишь от послепетровского времени дошел до нас документ — разрешение Синода пользоваться, наряду с Типографской, Синодальной библиотекой [18] ректору, префекту, учителям и «первенствующих школ студентам» Славяно-греко-латинской академии. Для посетителей отводились три дня в неделю — вторник, четверг и суббота. Читать можно было не в помещении книгохранилища, а в столовой, где были поставлены специальные столы. В Типографской библиотеке (то есть Печатного двора) для чтения отводилась правильная палата.
Литературу выносить запрещалось, но не возбранялось делать записи. Вскоре, правда, книги под расписку стали получать «на дом» ректор и префект. За порчу и прочий урон взыскивался штраф. Однако обычного удела — утраты книг — Патриаршей библиотеке избежать не удалось.
Одним из ее назначений стало хранение исправных, канонизированных текстов. И этим объясняются появившиеся еще в XVI и прочно установившиеся в XVII веке ее связи с Печатным двором. Из Патриаршей библиотеки не только брали для перепечатки правленые книги, но заимствовали и образцы шрифтов.
Эти общекультурная и идеологическая функции патриаршего книжного собрания особенно ярко обрисовались после 1652 года при Никоне. Именно при нем составился тот фонд, который впоследствии завоевал мировую славу.
