Вице-король Гоа, которому тоже досаждали набеги ара-канского флота на португальские опорные пункты в Бенгальском заливе, ухватился за это предложение. В 1617 г. в Пегу прибыло ответное посольство из Гоа во главе с португальским аристократом Мартино да Коста Фалькам. Но Анаупхелун внезапно остыл к им же предложенному союзу. Посла продержалл несколько недель без аудиенции, наконец привели во дворец почему-то в полночь. В почти полной темноте посол произнес перед каролем длинную речь, на которую Анаупхелун не ответил ни слова. Португальскому послу пришлось возвратиться в Гоа ни с чем.
Дело здесь было не в капризном характере бирманского монарха, на который намекают некоторые западные историки. Напротив, все действия Анаупхелуна отличались целеустремленностью. Просто он заново взвесил возможные выгоды от союза с пришедшей в упадок Португалией и предпочел сделать ставку на ее молодых, более мощных соперников — Англию и Голландию. Толчком к этому решению, возможно, послужило внешне незначительное событие. В 1615 г. во время завоевания Чиангмая бирманцы захватили в плен и увели в Пегу находившегося там торгового представителя английской Ост-Индской компании Сэмюэля. Здесь он вскоре умер, а находившееся при нем и ставшее после его смерти бесхозным имущество английской Компании в соответствии с бирманскими законами перешло в собственность государства [140, с. 33].
В 1617 г. в Пегу прибыли два представителя английской Ост-Индской компании — Форест и Стевенли с доказательствами того, что имущество Сэмюэля принадлежало не ему лично, а английской Компании, и потребовали вернуть это имущество. Несмотря на незначительность порученной этим англичанам миссии, они были почти немедленно (по здешним меркам) приняты королем, и он имел с ними длительную беседу. Дело в том, что это были первые англичане, которые в XVII в. добровольно прибыли в Бирму. Голландцы же, обосновавшиеся в более прибыльном для них Аракане, вообще не посещали королевство Анаупхелуна. Поэтому целеустремленный монарх сразу взял своих английских гостей в оборот. Оставив в стороне вопрос об имуществе Сэмюэля как мелочь, о которой не стоит и говорить, он категорически заявил посланцам английской Компании, что не выпустит их из страны, пока английские суда не станут регулярно посещать его порты. При этом он имел в виду не только покупку у англичан оружия и боеприпасов, но и, в качестве конечной цели, военный союз с Англией [140, с. 35–37].
Действительно, Форест и Стевенли просидели в почетном плену более двух лет, пока в 1619 г. в Пегу не прибыло для ведения переговоров официальное посольство английской Ост-Индской компании из Мадраса. Тем временем Анаупхелун завязал дипломатические отношения с одним из самых могущественных в это время государств Индонезии — Аче и даже с империей Великих Моголов в Индии в лице ее наместника в Бенгале. Получилось так, что посольства всех этих трех держав прибыли в Пегу почти одновременно и Анаупхелун демонстративно устроил им всем сразу прием, в частности чтобы показать англичанам, что теперь он не очень-то в них и нуждается. Посла английской Компании ради этого даже посадили чуть ниже остальных послов [142, с. 190].
Триумфом дипломатической активности Анаупхелуна был обмен посольствами с Батавией, в результате которого в 1627 г. была наконец открыта голландская фактория в Сириаме (английская фактория в этом порту открылась на семь лет раньше в результате переговоров 1619 г.). Международные торговые связи Бирмы были, таким образом, хорошо налажены, но сколотить военную коалицию из своих разношерстных торговых контрагентов бирманскому королю так и не удалось. Все они, кроме Могольской империи, не были заинтересованы в этот момент в войне с Араканом или Сиамом. Могольская держава сама в это время терпела постоянные поражения от араканцев в Бенгале и мало чем могла помочь Анаупхелуну.
Как реагировал на такой поворот событий Анаупхелун? По мнению ряда историков, он, не считаясь ни с чем, все же решил начать в одиночку большую войну против Сиама. Для этого он перевел в 1628 г. остатки своего двора из Авы в Пегу (ради все той же пресловутой близости к сиамской границе) и якобы начал усиленные приготовления к войне. В этот момент он и был убит своим сыном — принцем Минрейдиппой. Согласно официальной бирманской хронике, принц сделал это, чтобы избежать наказания за связь с наложницей отца. Некоторые историки полагают, и, видимо, вполне резонно, что это убийство имело не бытовой, а политический характер, что руку убийцы направляла та часть бирманской знати, которая была недовольна политикой Анаупхелуна. Однако, на наш взгляд, некоторые историки неверно объясняют происхождение этого недовольства. Так, в одном современном исследовании утверждается, что, когда после краткого царствования короля-отцеубийцы Минрейдиппы (1628–1629) к власти пришел брат Анаупхелуна Талун (1629–1648), «первым же постановлением собравшегося совета полководцев, сангхи и вельмож было: прекратить подготовку к войне с Сиамом, отказаться от ориентации на Юге страны и от союза с монами и перенести столицу на Север, подальше от моря и соблазнов мирового господства» [15, с. 71].
Если сходное по смыслу место действительно имелось в бирманской хронике, то оно явно было вписано туда позднее задним числом. Достаточно вспомнить тот факт, что бирманская столица была перенесена обратно из Пегу в Аву только в 1635 г., т. е. семь лет спустя после смерти Анаупхелуна. А «миротворец» Талун, которого так расхваливают бирманские летописцы, в момент убийства брата был занят упорной и кровопролитной войной с шанскими княжествами, граничившими с Бирмой на Севере. Только 16 месяцев спустя, успешно завершив эту войну, он вернулся в Нижнюю Бирму, чтобы потребовать корону [142, с. 192].
Причина гибели Анаупхелуна и перемен в политике его преемников, видимо, была совсем иная. Анаупхелун, как нам представляется, был действительно человеком очень целеустремленным, но отнюдь не фанатиком или оторванным от жизни мечтателем на троне. Он последовательно шел к своей цели, но эта цель с течением времени менялась в зависимости от изменения конкретных обстоятельств. Возможно, он до конца жизни не отказался от своих планов завоевания Сиама, Аракана и других сопредельных государств (например, Лаоса), но он отнюдь не стремился осуществить эти планы любой ценой. Он явно понимал, что при отсутствии сильных союзников стране нужна длительная передышка. Последние 12 лет своего царствования он лично не вел никаких войн (военная авантюра Талуна в северных шанских княжествах была частной инициативой крупного феодала, стремившегося расширить свой удел, и не имела никакого отношения к якобы замышлявшемуся на юге страны походу на Сиам).
Начавшееся с поиска военных союзников установление тесных торговых контактов с рядом европейских и азиатских держав не могло не повлечь за собой нового экономического подъема монского Юга, всегда представлявшего собою наиболее развитую и богатую часть Бирманской державы. Если в 1600 г. разоренная дотла войнами конца XVI в. Нижняя Бирма представляла собою поистине жуткую картину[9], то уже в первые годы правления де Бриту, когда он, желая укорениться в стране, резко снизил норму феодальней эксплуатации[10], Юг начал оживать.
При Анаупхелуне, после краткого периода военных действий, ограничившихся в основном осадой Сириама, Нижняя Бирма 15 лет не видела на своей территории враждующих армий. Иностранные суда, приходящие за рисом, сахаром, тиковым деревом, лаком и знаменитой мартабанской керамикой, а также за товарами Верхней Бирмы, откуда везли рубины, сапфиры и мускус, вновь заполнили южнобирманские порты — это способствовало новому подъему городов — Сириама, Пегу и Мартабана и росту лояльности монских горожан по отношению к бирманскому королю.
В то же время Анаупхелун проявлял заботу и о нуждах крестьянства, ограждая его от произвола и чрезмерной эксплуатации со стороны отдельных феодалов. В 1622 г. он восстановил даже один очень архаический обычай общения со своими подданными: у входа в королевский дворец в Пегу был повешен большой колокол, и каждый обиженный мог прийти и ударить в этот колокол, а король должен был тут же выйти и разобрать жалобу [142, с. 191] (в Сиаме такой же обычай засвидетельствован после социальных потрясений XIII в. [13, с. 42]). Конечно, на практике Анаупхелун не мог заниматься обидами каждого простолюдина (феодалы в колоколе не нуждались, так как встречались с королем на регулярных аудиенциях). Но сам этот жест, несмотря на его явно демагогический характер, не мог не привлечь к королю симпатий народа. Не исключено, что он в то же время вызвал озлобление местных феодалов, что и привело в конечном счете к гибели Анаупхелуна.
Вернемся теперь к событиям мая 1628 г., когда Анаупхелун был убит своим сыном Минрейдиппой [72, с.176]. Сразу после убийства короля министры собрали во дворце ассамблею знати (а она, видимо, состояла в основном из монских феодалов, которыми окружил себя в Пегу Анаупхелун). Ассамблея провозгласила отцеубийцу королем. Брат убитого, Талун, узнал об этих событиях через девять дней и сразу заявил энергичный протест, но королевский двор не принял его во внимание. Мон-ское большинство феодалов, находившихся в Пегу, видимо, было недовольно заигрыванием Анаупхелуна с крестьянами, но их полностью удовлетворяла его политика, обеспечивавшая ведущую роль Юга в Бирманском государстве. А Минрейдиппа готов был продолжать эту политику. Феодалы бирманского происхождения, находившиеся на Юге, попытались силой свергнуть неугодного им кандидата. Источники сообщают о восстании шести губернаторов, которое было быстро подавлено.
