Константин Деревянко - Украинка против Украины

А в конце этого же года в Париж подъехал один из этих "отцов" новой церкви — Маркс. Друзья из Кельна ему прислали тысячу талеров; мысль классика била ключом. Вскоре Гейне открыл, что "во главе пролетариев в их борьбе против существующего строя стоят самые передовые умы и крупные философы". У них было полное взаимопонимание. Гейне писал Марксу: "Нам нужно немного знаков, чтобы понять друг друга".

В 1844 года состоялось восстание силезских ткачей. По этому поводу Гейне написал "Песню ткачей". Украинка перевела ее так:

В переводе Гейне несколько усовершенствован. У него было: "Мы ткем тебе саван, о старая Германия!" В переводе стало: "Країно! Тобі смертну одіжми тчем…" Что же это за анонимная "країна"? И еще раз в конце Гейне повторяет: "Мы ткем тебе саван, старая Германия". И еще раз переводчица убирает название страны: "Державі старій смертну одіжми тчем".

Гейне писал об одном из первых выступлений немецкого пролетариата. Но Украинка — интернационалистка. А пропаганда коммунизма нужна в любой стране. Даже в преимущественно крестьянской Росси, где пролетариата не густо. А чтобы никто не перепутал адресата ее проклятий, она еще раз рихтует Гейне. У него было: "Второе проклятье — королю богачей". У нее стало: "Цареві проклін, що панує з панами". Но в Германии, как известно, царей не водилось.

В середине XIX века Бисмарк говорил: "Можно попытаться построить коммунизм. Но для этого нужно выбрать страну, которую не жалко". Германский пролетариат почему-то не стал совершать социалистической революции (о чем, как говорил Жванецкий, "жалеет — страшно"). Но такая страна нашлась. Вернее, ее нашли. И теперь коммунистический эксперимент уже закончен. Идет поиск виновников. Причем преимущественно — на стороне. Оно и понятно: "успех имеет много родителей, неудача же — круглая сирота".

Гейне повезло: он успел поставить коммунизму диагноз еще при жизни. Своих друзей Маркса и подельников он называл "обожествившими себя безбожниками". В своих предсмертных "Признаниях" Гейне говорил, что причиной его возвращения к Богу был "более или менее тайный союз", который атеизм заключил "с жутко оголенным, не прикрытым даже фиговым листком, грубым коммунизмом". Свое последнее слово о коммунизме Гейне сказал за несколько месяцев до смерти: "Только с отвращением и ужасом думаю я о времени, когда эти мрачные иконоборцы достигнут власти: грубыми руками беспощадно разобьют они все мраморные статуи красоты, столь дорогие моему сердцу; они уничтожат все те фантастические игрушки и безделушки искусства, которые так любил поэт; они вырубят мои лавровые рощи и посадят там картофель; лилии, которые не трудились и не пряли, а все же одевались так, как не одевался и царь Соломон во славе своей, будут вырваны из почвы общества, если только не захотят взять в руки веретено; розы, эти праздные невесты соловьев, подвергнутся такой же участи; соловьи, эти бесполезные певцы, будут изгнаны, и — увы! — из моей "Книги песен" бакалейный торговец будет делать пакетики, в которые станет насыпать кофе или нюхательный табак для старух будущего. Увы! Все это я предвижу, и несказанная печаль овладевает мной при мысли, что победоносный пролетариат угрожает гибелью моим стихам, которые исчезнут вместе с романтическим старым миром".

"Победоносный пролетариат" загнал литературу и все прочие искусства в стойло социалистического реализма. Но начинался соцреализм еще до победы революции. В русской литературе — усилиями Горького и компании. В украинской — усилиями Франко со товарищи. За несколько месяцев до смерти Украинка говорила: "На мій погляд, і в мистецтві, і в літературі треба дотримуватись некрасовського вислову: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Особливо це вірно для нашого жорстокого часу". И Гоголь, и Достоевский, и многие другие русские писатели были великими гражданами. Но их гражданственность не имела ничего общего с революционной тенденциозностью.

Гейне продолжал: "И все же, честно сознаюсь, этот самый коммунизм, столь враждебный моим вкусам и склонностям, держит мою душу во власти своих чар, и я не в силах им противиться; два голоса в моей груди говорят в его пользу, два голоса, которые не захотят замолчать, которые, в сущности, быть может, являются не чем иным, как внушением дьявола, — но как бы то ни было, я в их власти, и никакие заклинания не могут их побороть. Ибо первый из этих голосов — голос логики. "Дьявол — логик!" — говорит Данте. Страшный силлогизм околдовал меня, и если я не могу опровергнуть посылку, что "все люди имеют право есть", я вынужден подчиниться и всем выводам из нее". Гейне казалось, что коммунизм способен накормить всех голодных и потому он справедливее капитализма. Однако история XX века показала, на что способны коммунисты.

Второй голос в пользу коммунизма говорил немецкому поэту, что коммунизм — оружие против национализма (в частности — германского): "Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в коммунистов… Главный догмат, проповедуемый ими, — это самый неограниченный космополитизм, всемирная любовь — любовь ко всем народам, братское равенство всех людей, свободных граждан земного шара". История продемонстрировала, что захватив власть над шестой частью суши, коммунисты залили страну кровью. Продолжая курс на мировую революцию, они вызвали к жизни национал-социализм. Закончилось все мировой войной. Много уроков дает история XX века. Однако уже в XIX веке некоторым было ясно, куда приведет безбожная революция. Например, Достоевский, опираясь на Евангелие, понимал, что поиски справедливости без Христа — губительны. Он предупреждал, что раз отказавшись от Христа, человек неминуемо дойдет до антропофагии. Именно так все и было.

Одержимые революционеры игнорировали не только Достоевского, но и Евангелие. В том числе — украинские революционеры. У них были другие приоритеты и авторитеты. В 1900 году Украинка писала сестре:

"Я теперь набрала 12 томів Гейне і в вільні хвилини переглядаю його, бо таки ж треба"; "Мені подарували портрет Гейне, се було дуже доречі". Как известно, из Гейне она выбрала только те идеи, от которых он отрекся. А возвращение поэта к Богу — просто игнорировала.

На темы классовой борьбы и революции писали также другие авторы. Украинка выбирала на свой вкус. В 1901 г. с немецкого она перевела рассказ Якобовского "Духи" (ударение на последнем слоге). Один пролетарий стал инженером и завязал роман с баронессой фон Вернер. Но вот однажды: "Я пришел к тебе весь еще в трудовом поту, прямо от машины. И когда я, в своей старой блузе, привлек тебя к своей груди, чтобы рассказать тебе, что я теперь сделался директором одной из крупнейших машинных фабрик Германии, что теперь мой заработок достаточно велик, и я могу устроить в давно желанном маленьком замке свою избалованную жену…"

Сбылась мечта любого пролетария: "Прощай, пролетариат". Но не тут-то было. У баронессы было тонкое обоняние: "Вдруг ты уперлась обеими руками в мою грудь, в то время когда я обнимал тебя за талию, и откинула голову так далеко назад, что я увидел твой белый подбородок и… Это физическое отвращение в твоих глазах!.. Я его не забуду никогда! Я не знаю, что случилось потом. Но я наверное обезумел, так как только в безумии я могу ударить женщину. И еще любимую женщину! Тебя, Тереза!.. Вот исповедь моя окончена. Я не сержусь на тебя, так как ты не могла чувствовать иначе, чем ты чувствовала. Но признай же и за мной право чувствовать, как я могу. Только то, что я тебя ударил, мучит мое сердце и наполняет его раскаянием. Поэтому прости меня.