Вскоре передо мной появились голые сопки, поросшие лишь сухой красивой травой. Гора молодой травы. Каждый год эту траву сжигают. Подошва горы была огорожена забором, и мне стало жаль, что нельзя взобраться наверх.
Однако уже через полтора часа я стояла на вершине этой горы. А вышло все случайно. Я пошла в лес, совсем в другую сторону. Как раз во второй половине дня выглянуло солнце, и лес стал просто волшебным. Дорога вилась вдоль текущей в неглубоком ущелье речки. Речка местами обрывалась водопадами, а иногда задерживалась запрудами, где, казалось, можно было бы и рыбы наловить небольшой, типа форели или под каменки. Верхние ярусы леса были ярко-оранжевыми и алыми, а внизу все было зеленым, поросшим сырым столетним мхом. Некоторые деревья были гигантскими и, видимо, росли в этом лесу не одну сотню лет.
Я поднималась все выше и выше. Местами встречались тропинки, ведущие еще куда-то, но поскольку тут имелись еще и огромные плакаты, предупреждавшие о том, что здесь водятся ядовитые змеи, то на эти дороги, видимо, послушные японцы не совались. Не стала рисковать и я.
Еще я наткнулась на плакат с описанием местных животных. Это были какие-то жуки, птицы, кабаны, и главное, здесь водился хитрый оборотень, он же енотовидная собака тануки, герой многих японских сказок. Он отличался тем, что мог устраивать самые изощренные пакости. Например, особенно запомнилась мне с детства сказка о том, как хитрый тануки убил и сварил японскую старуху. А когда японский дед вернулся из леса в дом, тануки обернулся бабкой и накормил деда тем самым супом из бабки.
По мере моего восхождения на гору все до одного спускавшиеся японцы стали со мной здороваться. Я не знала почему, но мне было приятно, и я, улыбаясь, тоже здоровалась. Народу было, однако, мало, и меня радовала возможность погулять одной.
Вскоре я оказалась на вершине той самой поросшей лишь травой сопки. Вид был красив! Солнечные лучи пробивались в нескольких местах сквозь облако и падали в долину. Внизу был город. А наверху были я, солнце, олени и золотой ковыль!
Раньше эти сопки тоже были покрыты лесами, но, став предметом спора между двумя храмами в связи с дележкой территории, они были выжжены по приказу вышестоящих властей по принципу «так не доставайся же ты никому».
С тех пор японцы, будучи невольниками традиции, раз в год жгут на этих сопках траву. Поэтому и называется это место Гора молодой травы.
Камакуру я люблю больше всего. Что заставляет меня так думать? Наверное, то, что я ездила туда чаще всего тогда и в те дни, когда мне хотелось побыть одной и отдохнуть от всех и вся. Всего пара пересадок, минут сорок времени в пути от Йокогамы, и вот она – Камакура. Именно здесь зародились и расцвели японские секты буддизма, например секта Ничирэна – Дзен. Может быть, от обилия храмов воздух и все естество Камакуры пропитаны спокойствием. Зеленые мхи, покрывающие ступени, ведущие к храмам, камни и деревья вызывают чувство уважения к старине и успокаивают в отношении того, что как поется в песне: «Время прощает всё».
В Камакуре есть всё, что хочется душе для разных оттенков настроения. Иногда, сойдя с поезда на станции Камакура, я покупала роллы, бутылку горячего зеленого чая и уходила прямиком к морю. Весеннее солнце играло на волнах, колеблемых дуновениями холодного ветра. Завсегдатаи пляжа, тяжелые черные вороны, прогуливались вокруг меня, надеясь заполучить кусок еды. В будние дни народу не так много, особенно если не идти прямиком по туристическому маршруту к основным храмам, а пройтись по улочкам, где живут камакурцы. Наверное, так звучит по-русски «житель Камакуры»?
Осенью, когда краснеют клёны момидзи, или весной во время цветения сакуры здесь особенно много народу, но мне больше нравится Камакура в начале зимы. Серые дорожки, дома, и на фоне этого серого спокойствия сияет оранжевая хурма на деревьях. В дождливую погоду туристов нет, а местные жители сидят по домам. И только зонтики редких прохожих парят над дорожками. В буддийских храмах дым от горящих благовоний не хочет подниматься к богам-небожителям, он идет низом, и в конечном счете капли дождя прибивают его к мощеным дорожкам.
Здесь действительно много, очень много храмов. Некоторые из них являются объектами национального паломничества, а некоторые прячутся в лесу, и об их существовании можно узнать, лишь ненамеренно сбившись с основной дороги на маленькую тропинку в лесу.
Камакура – единственное место в Японии, где я перевожу свой фотоаппарат в режим черно-белой съемки. Для меня Камакура – исключительно черно-белая реальность. Она настолько самодостаточна и прекрасна в своей лаконичной выразительности форм, что яркие цвета я оставляю целиком туристическим вспышкам фотоаппаратов.
Ярким солнечным утром, когда солнце еще не жарило, я уходила гулять по тенистым, поросшим лесом холмам. Поднявшись по дороге, ведущей от храмового комплекса, где находится знаменитая бронзовая статуя Будды, попадаешь на тропинку в лесу. Если есть время и хватает терпения, тропа уведет тебя по вершинам холмов в сторону станции Кита-Камакура, и тогда там можно сесть в поезд и не возвращаться обратно в город. Причудливые корни деревьев, захватывающие виды сопок, свисающие с деревьев лианы. Птичьи голоса не стихают, иногда пугают белки своим резким появлением. Однажды мужчина, кидавший старые ветки в грузовик, пожаловался мне, что черные белки, завезенные в свое время то ли с Тайваня, то ли из Тайланда, окончательно извели местных рыжих собратьев.
А еще на улочке, ведущей от станции к Цуругаока Хачимангу, есть небольшой магазинчик японской бумаги. Движимая предчувствием чего-то необычного, я каждый раз поддавалась искушению заглянуть внутрь. То ли владельцы были волшебниками, то ли я летела на зов сказки, но мне мерещилось нечто загадочное в этом старом японском доме, полном всякой всячины. А может, это всплывали воспоминания о прошлой жизни?
Признаюсь, что Япония слишком и слишком навязчиво снилась мне с детства. Некоторые сны поражали потрясающими подробностями образа жизни и расположения домов на японских улочках, иногда я мастерски дралась во сне на мечах.
Площадь перед храмом Цуругаока Хачимангу всегда полна людей, покупающих таблички для записи желаний. До недавнего времени особенностью этого храма было огромное священное дерево гинко, которому, согласно по легенде, было много сотен лет, но в 2010 году оно дало трещину в основании, и его пришлось спилить. Место по-прежнему огорожено, а из огромного пня побежали молодые зелененькие ветки – жизнь продолжается. Поскольку это дерево считалось вместилищем божества, то продолжаются споры о том, являются ли эти побеги из остатков ствола тоже священными.
В выходные дни в Камакуре все было иначе. Начиная с самых ранних электричек, на станцию вываливала масса людей. Один за другим парковались автобусы, и экскурсанты организованными потоками заполняли узенькие центральные и боковые улочки города. Слушая рассказы гидов об истории и культуре Камакуры, они вертели головами то вправо, то влево, едва успевая щелкать затворами фотоаппаратов. Людской поток в выходные дни был настолько плотен, что маленьких детей приходилось сажать на плечи.
Торопясь сделать снимки основных храмов и осмотреть максимально большое количество достопримечательностей за отведенное время, люди неслись вперед быстрыми шагами, лишь ненадолго заходя в храмы для их беглого осмотра. Для одетых по средневековой моде рикш, продавцов сувениров и владельцев ресторанчиков и кофеен это самое урожайное время. Печенье в форме фигурок Будды, Камакура биру, читай – пиво, сливовое вино, телячий окорок – всё это идеально упаковано в обертки с видом достопримечательностей Камакуры и полностью готово для вручения знакомым и коллегам в качестве подарка. Некоторые сувениры можно купить, чуть ли не запрыгивая в вагон, прямо на перроне.
Еще со времен обучения в университете, когда мы в 1998 году совсем еще молодыми студентами приехали в Камакуру для участия в дзен-медитации, мне запомнился один смешной случай. Как и положено, разувшись, мы сели в зале для медитации поодаль от монахов и пары японцев в светских одеждах. Нам выдали необходимые сутры для чтения, все иероглифы были подписаны на хирагана. После некоего обряда, обозначившего начало медитации и удара в колокол, все присутствующие погрузились в чтение сутр.
Сначала мы, как трудолюбивые студенты-востоковеды, пытались следовать течению событий, но вскоре некоторые из нас заскучали. Особенно неудобно было сидеть на полу в неизменной позе. Усталость накапливалась, концентрироваться уже не было ни сил, ни желания. И все бы ничего, но через какое-то время сэнсэй, обходя ряды своих молодых монашков, начал охаживать их по спинам большой палкой – видимо, сэнсэй видел то, чего не видели все остальные. Сложно сказать, насколько болезненны были эти удары, но звучали они громко и тревожно.
