В Германии в 1980 г. проживало 4,5 млн иностранцев, из которых работало менее половины – около 2 миллионов; в основном, это турки, упрямо не желающие интегрироваться в немецкое общество и живущие собственным замкнутым сообществом.
В разных странах процессы проходили по-разному. В Испании после смерти Франко в 1975 г. король Хуан Карлос возобновляет демократию, и на длительное время в 1982 г. к власти приходят социалисты Фелипе Гонсалеса; во Франции социалист Франсуа Миттеран избирался на два срока как раз с 1981-го по 1995 год (хотя премьер-министры у него были и правые – Ширак, Балладюр); в Англии 1964–1979 гг. невыразительных лейбористов (Вилсон, Каллахан) сменяют такие же невыразительные консерваторы (Хит), пока не наступила эра Маргарет Тэтчер. «Железная леди» в результате побед консерваторов на выборах избиралась премьером трижды (1979, 1983 и 1987), в 1990 г. она ушла в отставку, но ее преемник – новый лидер консерваторов Джон Мейджер возглавлял правительство Объединенного Королевства до 1997 г. Только тогда консерваторы были так же разгромлены, как на выборах 1980-х гг. их соперники – лейбористы.
1980 гг. в целом для Запада были годами торжества правых; они символизируются именами Маргарет Тэтчер, Рональда Рейгана и Гельмута Коля. Поворот, осуществленный Тэтчер, наиболее показателен. Это была огромная ревизия целого направления социального развития, задекларированного после войны лейбористами, и большая расплата тори, потерпевших тогда, в 1945 г., сокрушительное поражение на выборах. В области внутренней политики партия Эттли и Бевина осуществила программу «демократического социализма» и провела целую серию национализаций. Правительство Тэтчер решительно покончило с наследием «демократического социализма» и не только приватизировало почти все, что оставалось государственной собственностью, но и сделало все возможное для реализации принципов неограниченного либерализма в экономике. За практическую деятельность консерваторов ответственна политическая философия лауреата Нобелевской премии по экономике фон Хайека и «чикагских ребят», философия либерализма Ролза. Английским консерваторам удалось добиться выдающихся экономических успехов, правда, ценой роста безработицы. Казалось, левый поворот в западном мире невозможен.
Рональд Рейган и Михаил Горбачев
И тем удивительнее был крах английского консерватизма на выборах 1997 г. Возвращение лейбористов под руководством Тони Блэра стало не менее знаковым, поскольку это был уже новый лейборизм, который и мысли не держал о национализациях и «государстве-провидении». Новое руководство упразднило четвертую статью старой партийной программы, в которой предусматривалось передать людям физического и умственного труда в общее владение средства производства, право на их продажу, обмен и справедливое распределение продукции. Точнее, эта статья осталась в настолько смягченной редакции, что уже не имела никакого смысла. В действительности возобновление влияния лейборизма базируется не на возрождении социалистических ценностей, а на других, новых принципах.
Тони Блэр
«Новейшим источником вдохновения Тони Блэра и Гордона Брауна, а также молодых советников руководства является не Европа, а Соединенные Штаты», – пишут Джеральд Хольтам и Розалин Хьюс из Института исследований Публичной библиотеки в Лондоне.[800] В интеллектуальном аспекте это значит, что лейбористские партийные эксперты, преимущественно с американским университетским образованием, являются, как и Билл Клинтон, последователями Роберта Рейха – одного из сотрудников и идеологов команды американского президента. «Суть его убеждений заключается в том, что в современной глобальной экономике капитал и инвестиции легко пересекают географические и политические границы. Единственный специфический ресурс каждой страны – это ее народ. Глобализация неминуема; следовательно, единственной уместной экономической политикой является инвестирование в людей, то есть в образование и профессиональную подготовку. Это влияние определяет два лейтмотива в речах лейбористских лидеров: искренний пессимизм относительно влияния национальных правительств на распределение дохода, то есть макроэкономику, и акцент на уменьшение безработицы путем повышения «работоспособности». Последнее подчеркивает важность образования и поддержку легко регулируемого рынка труда… Влияние американских идей в британском контексте заключается в концентрации внимания на небольшой части самого нищенского населения – не больше 10 %. Сосредотачиваясь на относительно малой группе обездоленных, можно достичь большего, отказавшись от общего подхода к перераспределению в обществе».[801] Тони Блэр выступил с критикой безудержного эгоизма и экономического индивидуализма эры Маргарет Тэтчер, но его проект «лучшего, честного и более осмысленного общества» не ориентирован ни на общее равенство, ни на выражение интересов бедных социальных классов. «Его цель заключается в превращении новых лейбористов в единственную национальную партию, которая будет одинаково внимательно относиться как к бизнесменам, так и к социально обездоленным».[802]
Билл Клинтон, 42-й президент США
Собственно, немецкая социал-демократия еще в Годесбергской программе отказалась от курса на обобществление производства, а постепенное уменьшение доли рабочего класса и переориентацию на «средние классы», служащих, интеллигентов и самостоятельных производителей – считала своей заслугой. Однако так откровенно изменить свои социальные идентификации, как это сделали «новые лейбористы», не осмелился никто из членов Социнтерна. Американизированный вариант левой политической структуры опирается, таким образом, не только на другие социально классовые ориентации, но и на другие критерии различения социальных групп, чем это было присуще более ранним социалистическим идеологиям. Беспокойство о бедных остается неотъемлемой чертой левоцентристской программы в любом варианте, но она избавляется от черт максималистов эгалитарной идеологии. Соответственно, впервые левые (Тони Блэр, в конечном итоге, не любит такой самоидентификации) не требовали увеличения размеров государственных расходов на бедных за счет повышения налогов; наблюдатели отмечали, что подобное программное требование резко уменьшило бы число отданных Тони Блэру голосов.
Такой поворот, воодушевленный американским опытом и американской, осмотрительно говоря, неоконсервативной идеологией, вынуждает обратиться к урокам Америки последней трети прошлого века.
Протестные движения групп, которые ранее, до конца 1960-х, или не считались источником социального беспокойства, как, например, женщины или сексуальные меньшинства, или не проявляли такую острую активность, как афроамериканцы, – эти протестные движения расцветают при условиях не ухудшения, а улучшения общей экономической ситуации. Точнее говоря, реакция на ухудшение экономического положения не только сохранилась, но и стала при новых условиях более острой, поскольку общество обнаруживает все меньше терпения и терпимости, чем, скажем, в 1930-х годах.
Индустриальное общество, значительно более бедное, чем информационное индустриальное, знает более грубые деления и идентификации. Для старой Европы и старой Америки определяющей была разница между богатыми и бедными, особенно – бедными постиндустриальными рабочими, которые к тому же лишены крестьянской консервативности и получили в своем коллективизме могучее оружие. Ликвидация бедности или по крайней мере уменьшение экономической дистанции между богатыми и бедными в результате научно-технического прогресса обнаружила новые культурные основания для антагонизмов. Несовместимость социальных групп совсем не обязательно вытекает из относительной бедности одних и богатства других; новый смысл приобретает неравенство возможностей, вызванное, например, разницей в образовании и воспитании. Есть много оснований для унижения человеческого достоинства и в обществах «общего благосостояния».
Можно допустить, что новые социальные деления и социально-политические идентификации приобретают особое значение именно в постиндустриальном обществе.
Новые социально-культурные разграничения рождают и новые формы асоциальности, появляются антиструктурные объединения более или менее протестного характера. Симптомом самостоятельности молодежи несколько раньше стала чрезвычайная популярность английской группы «Битлз» (Beatls), вершина которой приходится на 1962–1970 гг. Группа «Битлз» не только была сигналом для вспышки аналогичных явлений в музыкальной масс-культуре, но и стимулировала развитие молодежных субкультур, демонстрирующих свою самостоятельность относительно культурного мира старших поколений. Подготовкой к взрыву студенческих и других молодежных движений можно считать и антиструктурные движения: сначала битников конца 1950-х гг. (beatnik – от beat удар, толчок, а также ритм, такт, размер, суффикс – nik пришел из еврейской среды; сначала говорили beat generation – достаточно вульгарная формулировка выражения «пропащее поколение»), а затем хиппи (hippies) середины 1960-х гг. (слово родилось в 1967 г.), с присущим этому сообществу культом свободы и ненасилия, свободной, социально несанкционированной любви, демонстративной бездомности и неряшливости, ориентации на цели, достигаемые «здесь и сейчас», тяги к тайнам восточной культуры и легкой наркоманией – своеобразным вариантом гедонистической аскезы молодого западного человека XX века. В свою очередь, старшие поколения не могли понять и принять антиструктурного протеста и неприятия традиционных основ общественной жизни, что усиливало политические позиции правых.
