Последняя сцена изображена на Васильевых вратах (по имени создателя) Троицкого собора в городе Александрове Владимирской области. Данное крупным планом, мифическое существо держит за ноги маленькую фигурку царя, а высоко поднятое крыло готово нанести сокрушительный удар. Не случайно художник изобразил Соломона и Китовраса такими разными по величине: в народном искусстве значимость персонажей всегда подчеркивалась местом и размером. А ведь именно Китоврас превзошел Соломона своей хитростью и силой.
Слово «китоврас» греческого происхождения, однако истоки самого образа следует искать на Востоке, в Древней Индии. Там такое же мифическое существо называлось Гандарву, откуда скорее всего и появилось второе имя Китовраса — Кентавр. По индийским легендам, Гандарвы — это темные демонические существа, духи, способные легко перемещаться и принимать любой облик. Своим волшебным пением они могли вызывать из моря страшных чудовищ, топить корабли. Похоже, именно от них получил Китоврас крылья и волшебную силу.
Полюбившееся на Руси сказание о Китоврасе в XVI–XVII вв. заметно обрусело. Переосмысляя иноземные повести и легенды, наши предки оставляли лишь тех героев, которые были близки им по духу. Китоврас-Кентавр привлекал не только своей невиданностью: в русском фольклоре конь и человек так тесно связаны друг с другом, словно слиты в единое существо.
Введя коня-человека в число своих героев, наши предки наделили богатыря собственными достоинствами: утратив крылья и злую силу, он стал мужественным и благородным, сильным и смелым. Он вошел в самые популярные сказки, сражаясь бок о бок с Бовой Королевичем и Ерусланом Лазаревичем. Конь-человек в этих широко распространенных сказках описывается так: «Сильный богатырь, а имя ему Полкан, по пояс — пёсьи ноги, а от пояса, что и прочий человек, а скачет он каждый скок по семь верст». Даже имя свое Кентавр-Китоврас на Руси сменил на более близкое русскому человеку имя Полкан («полу-конь»).
В древнейших государствах Ближнего Востока Вавилонии и Египте около 3 тыс. до н. э. еще почти не знали лошади. Например, в древней стране южного Двуречья (юг современного Ирана) в государстве Шумер было изобретено колесо и повозки. Люди умели запрягать ослов и онагров (мулов), лошадь называли «ослом северных гор» (опять северная прародина — на северных горах!). Даже в известных законах царя Хаммурапи (1795–1750 до н. э.) в Вавилонии лошадь не упоминается. Преимуществами лошади, ее силой и скоростью впервые научились пользоваться народы, которые жили на территории нынешней Турции и Ливана и входили в состав Хеттского союза (вспомним об индоевропейских корнях хеттского языка). Они изобрели боевую колесницу и тем самым повлияли на окружавший их мир, поэтому все второе тысячелетие до н. э. иногда называют эрой боевых колесниц. Автором первого из найденных текстов произведения о лошадях, написанного на глиняных дощечках за 1350 лет до н. э., был начальник конюшен хеттского царя Киккули.
Вряд ли С. Есенин читал этот трактат, но в своих замечательных «Ключах Марии» он описал русское восприятие коня провидчески.
Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя свою хату под ним колеснице. Ни Запад, ни Восток, взятые вместе с Египтом, выдумать этого не могли, хоть бы тысячу раз повторили себя своей культурой обратно. Это чистая черта Скифии с мистерией вечного кочевья. «Я еду к тебе, в твои лона и пастбища, — говорит наш мужик, запрокидывая голову конька в небо».[177]
«Сивка-бурка». Чудесного коня в русских сказках называют так: «Сивка-бурка-вещий каурка». Эпитет «бурый» родствен словам «буря», «буран» и означает то же, что «метель», «вихрь», «бурлить», «шуметь», «бушевать». У бурого коня шерсть напоминает цвет грозящей бури. В целом ряде славянских народных сказаний буйные ветры, ходячие облака, грозовые тучи, быстро мелькающая молния называются небесными конями.
Будучи олицетворением порывистых ветров, бури и летучих облаков, сказочные кони наделялись крыльями, что роднило их с мифическими птицами, а дополнительными эпитетами «огненный», «огнедышащий» награждались кони с ясным солнцем или месяцем во лбу, с частыми звездами по бокам. «Золотогривый», «золотохвостый» или просто «золотой конь» служит поэтическим образом солнца.
Вот как в русских народных сказках описывались Сивка-бурка или вообще богатырские кони.
Добрый конь осержается, от сырой земли отделяется, поднимается выше лесу стоячего, чуть пониже облака ходячего; из ноздрей огонь-пламя пышет, из ушей дым столбом, следом — горячие головешки летят; горы и долы промеж ног пропускает, малые реки хвостом застилает, широкие перепрыгивает.
Изображение коней в славянской иконографии насквозь проникнуто мифологическим символизмом.
В западнославянских сказках мы находим те же описания: «Зашумели ветры, заблистали молнии, затопали копыта, задрожала земля, и показался конь из коней; летит как вихрь, из ноздрей пламя, из очей искры сыплются, из ушей дым валит…» Данные описания представляют собой точное отражение древнепоэтических воззрений на природу: дивному богатырскому коню приданы все свойства грозовой тучи. Это и бурый цвет, и необычайная скорость, и полеты по поднебесью, и способность перескакивать через моря, горы и пропасти, и жгучее пламя изо рта, и топот, от которого земля дрожит.
Водяные кобылицы. В народных сказках говорится о морских или водяных кобылицах, выходящих из глубин вод. Купаясь в горячем молоке этих кобылиц, добрый молодец становится юным, могучим, красивым, а враг его, делая то же самое, погибает.
В Хорватии кобылицы назывались кобылицами вил, так как в образе вил славянская мифология олицетворяла грозу с всполохами молний и связывала с образами Бабы Яги или ведьмы. В южно-славянских странах был такой миф: молодец, желающий добыть чудесного коня, поступает на службу к бабе-чаровнице и пасет буйных кобылиц, в которых превращаются ее собственные дочери.
На Руси считалось, что ведьмы превращаются в кобылиц и бешено носятся по горам и долам. Молоко мифических кобылиц — живая вода, дождь, проливаемый тучами. Купаясь в молоке, сказочный герой становится силачом и красавцем. Подобно языческим богам и богиням, сказочные герои и героини переносятся в дальние страны не только на богатырских конях, но и в летучих колесницах, которые мгновенно появляются и исчезают в повозках-невидимках. Такие колесницы и повозки тождественны ковру-самолету и плащу-невидимке: это различные метафоры облака.
«Чудо архангела Михаила о Флоре и Лавре» и «живой огонь». Приглядимся к некоторым иконописным сюжетам с изображением коней. Вот, например, сюжет «Чудо архангела Михаила о Флоре и Лавре». На иконе изображен архангел в рост, лицом к зрителю, а вполоборота к нему — святые Флор и Лавр. Под ними два коня — черный и белый. Архангел Михаил вручает Флору и Лавру поводья разномастных коней. Но вот загадка: почему на иконе сугубо древнерусский сюжет? Дело в том, что до того, как ранневизантийские легенды аналогичного содержания появились на Руси, в них близнецы Флор и Лавр не имели к коням никакого отношения, а были каменотесами, и только. Еще Дмитрий Ростовский — церковный деятель эпохи Петра I вынужден был признать, что сюжет иконы прикрывает неведомую языческую басню… Позже к тому же выводу пришли и ученые-историки. По их осторожному предположению, близнецы Флор и Лавр заменили античных богов Кастора и Полидевка, тоже близнецов — Диоскуров, сыновей Зевса.
Заметим, что близнецы-всадники типа Диоскуров были известны во всем древнем мире. В Индии это — ашвины, были они у германцев, балтов и у славян. Когда в России праздновали память Флора и Лавра, то в этот день полагалось обводить коней вокруг церкви, а затем гнать их меж двух костров, зажженных от «живого огня». «Живым», особенно «священным» считался огонь, добытый трением дерева о дерево, т. е. «хранящийся в дереве».
Из описания позднего крестьянского обычая видно, что Флор и Лавр были причастны к коневодству. Огненные ритуалы с «живым» огнем, пламенем дают ясно понять, что Флор и Лавр заняли место языческих коней-богов, некогда чтившихся славянами. Античные Диоскуры вообще не связаны с культом огня, связь эта прослеживается только в Иране. Даже римские императоры заимствовали из иранских дворцовых ритуалов особые церемонии с огнем.
Персидский культ огня повлиял на весь древний мир, на буддийское и восточно-христианское искусство, а возможно, и на старинные славянские обряды: ведь огненные ритуалы в праздновании дня Флора и Лавра очень стары. Известны они и у скифо-сарматских племен.
