Агарь с Измаилом заблудилась в пустыне, и не стало у нее воды в мехе; тогда она оставила ребенка, умирающего от жажды – положила его под куст, – и села поодаль, и плакала; Бог не заметил бы их, но вот «услышал Бог голос отрока» (Быт. XXI 17). «И стенали сыны Израилевы от работы <в Египте> и вопияли, и вопль их от работы восшел к Богу. И услышал Бог стенание их, и вспомнил Бог завет Свой с Авраамом, Исааком и Иаковом» (Исх. II 23–24; то же III 7 8, VI 5). Илия воззвал: «Господи Боже мой! Да возвратится душа отрока сего в него» – «и услышал Господь голос Илии» (3 Цар. XVII 22). Исайя посылает сказать Езекии: «Так говорит Господь Бог Израилев: “то, о чем ты молился Мне против Сеннахерима, царя Ассирийского, Я услышал”» (4 Цар. XIX 20); и т. д.
Я рассказал о библейском Боге, каков он есть и каковы его свойства; теперь надо рассмотреть его отношения.
Все древние религии без исключения – индуистская, египетская, ассиро-вавилонская, персидская и обе античные{146} – начинают свой рассказ биографией верховного Бога, подробно повествуют о его происхождении и судьбах до сотворения мира. Один Ветхий Завет ничего не знает об истории Бога, потому что Бог-личность должен родиться и переживать различные перипетии, тогда как Бог-стихия не имеет биографии: он существовал от начала и неизменно. Библия с самого начала знает Бога таким, каким он пребывает во все времена, и сразу начинает с сотворения мира. Доисторическая биография библейского Бога, так сказать, исчерпывается этим единственным фактом или актом – сотворением мира.
Но из этого акта проистекли последствия, которые в дальнейшем чрезвычайно занимают Бога, так что биография Бога по Библии делится на две части: до сотворения мира, когда Он был один, и после сотворения мира, когда рядом с Ним стал мир. И эта вторая часть его биографии есть история Его взаимоотношений с созданным им человеком.
Естественно рождается недоумение: Бог и созданный им человек настолько несоизмеримы, что кажется странным, почему внимание Бога отныне всецело поглощено поведением твари, почему ее послушание или непослушание так страстно волнует его, что неустанно следить за нею, награждать, карать, наставлять ее становится единственным делом Его жизни. Можно подумать, что Он лично в своем существовании или благоденствии зависит от судеб человека или отношения человека к Нему.
Ветхий Завет именно с этой точки зрения различает в мире две категории: существа, вещи, силы неодушевленные и одушевленную плоть.
Бог всемогущ над неодушевленными творениями – всемогущ вдвойне. Во-первых, Он дал им уставы, которым они и послушны вовек; во-вторых, Он по своей воле властен, когда пожелает, нарушить их устав и уклонить их путь, что люди называют чудом. Таких чудес в Ветхом Завете много. По просьбе Иисуса Навина Бог останавливает солнце над Гаваоном и луну над долиною Аиалонскою до тех пор, пока евреи одолеют аморреев{147}. По Его воле жезл Моисея превращается в змея и змей обратно в жезл, вода, пролитая на землю, делается кровью, град поражает весь Египет, исключая земли Гесем, где живут евреи, и мгновенно прекращается по Его воле, густая тьма три дня покрывает всю землю Египетскую, а в еврейских жилищах светло, как всегда; велит – и море расступается надвое, обнажая дно, и Израиль переходит посуху, а воды стоят стеною по правую и по левую руку его, потом снова сливаются и топят Фараона с его войском; падает манна с неба, скала источает воду, тронутая жезлом Моисея, и т. д.
Такой власти нет у него над тварью живою, – не потому ли, что Он уделил ей от своего духа, а с духом сообщил и свою свободу, свой произвол? Тварная воля в живых существах непокорна Ему, самочинна. Ошибся ли Он в дни творения, как плохой мастер? В шестой день, кончив работу, он обозрел все созданное Им и сказал себе, что все устроено «хорошо весьма»; и чуть не на другой день должен был убедиться, что механизм далеко не хорош: Адам согрешил, а там пошло все хуже и хуже, и машина скоро оказалась вовсе негодной, так что пришлось потопом почти всю сломать ее. А портилась машина только в тех частях, которые были одарены душою, и причиною порчи была именно душа или воля твари. Или, может быть, свобода тварной воли была предумышленна Богом, то есть была ему нужна в самом замысле творения для какой-то далекой, Ему одному ведомой цели?
Самовольна, непослушна Ему низшая тварь. Перед потопом не один человек, но всякая плоть извратила путь свой на земле, «все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше» от человека до скотов и гадов и птиц небесных, – и всех их Бог истребил{148}. И змей свободен в своей воле нашептывать злое Еве, и Бог даже не знает об этом заранее, не предвидит в душе змея и не удерживает его. Но, разумеется, всего самовольнее среди живых созданий то, которое Бог сотворил по своему образу и подобию, которое является как бы воплощенным духом («и стал человек душою живою»){149}, – человек. Он самоволен, так сказать, по самому акту своего творения и во веки веков. В сущности и потоп был бесцелен; он пропал даром, не изменил природы человека; после потопа Бог сам признал, что нет никакого средства изменить ее: «Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его» (Быт. VIII 21).
Свободою воли человек равен Богу. От первого дня творения рядом с свободной волею Бога стала другая свободная воля – человеческая: вот важнейший факт мировой истории.
Бог насадил в раю древо жизни и древо познания добра и зла. По Его замыслу нужно было, чтобы человек не ел от плодов обоих этих деревьев. Казалось бы, стоило только, создавая человека, вложить в него соответственный инстинкт – нежелание есть эти плоды. Но Бог не захотел или не смог создать его таким, – Он хотел или должен был создать его именно вполне свободным волею. И вот первое расхождение двух воль: Бог не хочет, чтобы человек вкусил от древа познания, человек захотел и вкусил. И дальше, что ни шаг, воля человека расходится с волею Бога. Человек живет, действует и устраивает свой быт по своему произволу; Каин убивает Авеля, весь род людской развращается пред лицом Бога, люди строят Вавилонскую башню, Авраам входит к Агари, чтобы родить себе сына, Содом и Гоморра оскверняют землю развратом, дочери Лота, одна за другою, ложатся с отцом; Бог бессилен направить заранее волю человека и предотвратить недолжный поступок. По выходе евреев из Египта Бог не решается вести их ближайшей и сытной дорогой – чрез землю Филистимскую: он боится, чтобы, наткнувшись на сопротивление, они не пожалели о своем уходе и не вернулись в Египет; поэтому он ведет их дальней и пустынной дорогой – к Чермному морю (Исх. XIII 17–18). А раз поступок совершен, Бог уже принужден считаться с ним; и сплошь да рядом Ему ничего другого не остается, как признать факт и еще облегчить человеку его последствия, так что нередко события складываются так: человек самочинно, наперекор воле Божьей, намечает себе новую дорогу и делает первые шаги, – и Бог в конце концов сам уравнивает ему своевольно начатый путь. Так, после грехопадения Адам и Ева, узнав свою наготу, сшили себе опоясанья из смоковных листьев: Бог научил их лучшему – сделал им кожаные одежды. Сотворив человека, Бог заповедал ему есть только растительную пищу, а потом, убедившись, что помысел человека всегда устремлен на злое, после потопа, разрешает ему и кровавую, мясную пищу (Быт. IX 3). Когда сыны Израиля приступили к Самуилу, требуя, чтобы он поставил царя над ними, – Бог грозою и ливнем показал им, какой великий грех они делают тем, ибо доныне Он Сам был им царем. И все же приказал Самуилу исполнить их волю, да мало того: еще Сам указал ему, кого избрать в цари, и прислал к нему Саула (1 Цар. VIII 6–9, IX 15–16, XII 16–20).
Между тем несомненно, что Он умеет и прямо воздействовать на волю человека; такие случаи нередки в Ветхом Завете. Сумел же он удержать Авимелеха, царя Герарского, от посягательства на честь замужней Сарры («Я не допустил тебя прикоснуться к ней» (Быт. XX 6)), умел многократно «ожесточать сердце фараона», умел внушить сыну Соломона Ровоаму пагубную мысль (3 Цар. XII 15), и десятки раз на протяжении библейской истории воздвигать на ослушного Израиля волю враждебных ему царей. Но, очевидно, так Он поступает только с людьми ничтожными в Его глазах, с теми, кто сам по себе не представляет для Него интереса, кем Он пользуется только как орудием; потому что изнутри подвигать волю человека – значит унизить человека до уровня низшей твари. Кем Он дорожит непосредственно, того Он не насилует духовно. Он ни разу не удерживает Израиля психически от идолопоклонства и других грехов; любимца своего Давида Он не удержал от вожделения к Вирсавии и от убийства Урии{150}, и т. д. и т. д. Очевидно, Его замысел может быть осуществлен только чрез людей свободной воли, и только такие нужны Ему.
