Нам повезло — добрались до берега. А потом зашагали по холмам и скалам, пока через час не увидели стоящую словно небольшой гриб белую палатку Фанка. Мы стали кричать, петь с переливами на тирольский лад, орать во весь голос, и действительно из белого гриба вышел человек и поглядел вверх. Из палатки высыпало много народу. Сбежав по откосу, мы попали в объятия коллег. Далеко между льдинами застряло наше небольшое суденышко, но уже на следующий день благоприятное течение разогнало льды и освободило его. В Нульярфике было три палатки. В них жило пятнадцать человек. Погода, слава Богу, была хорошей, и мы смогли, наконец, работать. Съемки складывались много труднее, чем полагал Фанк. Часто льдины разламывались, и актеры попадали из одной холодной ванны в другую. Особой опасности при этом подвергались камеры. Упади они в воду — пиши пропало. Ждать прибытия новой аппаратуры из Европы было бесполезно.
Зеппу Ристу почти каждый день приходилось плавать между льдинами, которых носило течением — форменное издевательство. А Фанк был безжалостен. Он снова и снова отыскивал еще более красивый пейзаж, и Зеппу вновь приходилось окунаться в ледяную воду. Невероятно, что творил этот человек! Но ему пришлось заплатить за это слишком высокую цену. Всю оставшуюся жизнь он не мог избавиться от тяжелого ревматизма.
Я тоже легкомысленно попыталась однажды прыгнуть в ледяную воду, но дольше одной минуты не выдержала. В первое мгновение я даже не поняла: вода ледяная или горячая как кипяток. Ощущение после купания было потрясающим. Эскимосы с удивлением смотрели на нас. Поскольку вода холодная как лед, плавать они не умели. Им было удивительно, что люди могут двигаться в воде как рыбы.
Очень было приятно, что прибыл Кнут Расмуссен — помочь в съемках с соплеменниками. Аборигены на него смотрели как на своего короля. Он владел эскимосским языком — его мать была гренландкой. С ним мы переселились в небольшой поселок Нугатсиак, где был устроен праздник. Здесь мы по-настоящему узнали весело улыбающихся эскимосов. Они были большими детьми, которые от всего незнакомого, приходили в безграничное изумление. Добродушные, беззаботные, готовые к самопожертвованию, они ни за что на свете, даже за двадцать китов, не стали бы проплывать на каяках мимо айсберга. Когда им предлагали подобное, они отвечали: «Айяпок, айяпок» («очень, очень плохо»). И даже Расмуссен, кумир и земляк, не мог подвигнуть их на это.
Но, к несчастью, в сценарии все игровые моменты происходили на айсбергах и льдинах. И мы все хорошо знали, что каждый день мог произойти несчастный случай. Тем не менее Фанк хотел попытаться снять сцены на айсберге, иначе пришлось бы вообще прервать работу. День за днем, глядя в бинокль, он искал возможно более устойчивую площадку, которая с одной стороны полого спускалась бы к морю, чтобы мы могли выбраться на нее из лодок. Наконец нашлась такая, что годилась для подобной цели. Отправились только самые необходимые участники да еще белые медведи. Именно там должны были сниматься первые сцены с моим участием.
Айсберг оказался гигантом высотой не менее восьмидесяти метров. Приблизившись вплотную, мы увидели, что уходящая в море стена возвышается над основанием на добрых пять-шесть метров. Это слишком большая высота, чтобы можно было поднять тяжеленные клетки с медведями. Эртлю и Цоггу удалось вырубить в отвесной ледовой поверхности ступени, забить страховочные крюки и затащить наверх аппаратуру. Я поднялась с первой группой. Лишь оказавшись наверху, я получила истинное представление о размерах этой чудовищной ледяной громадины, которая шла своим неспешным путем в Ледовитом океане. Чтобы добраться до самой высокой точки, пришлось идти целых полчаса. Я с несколькими мужчинами стояла примерно в пятнадцати метрах от кромки льда, когда под ногами мы ощутили легкое подрагивание и услышали глухой шум. Прежде чем нам удалось подбежать к кромке, задрожало во второй раз: я с ужасом увидела, как появилась и стала быстро расширяться трещина — от айсберга откололся большой кусок, и четверо наших людей рухнули в море. Воздух наполнился оглушающим треском и грохотом, к которым добавились крики взывающих о помощи. Все застыли от ужаса. Вверх взметнулись гигантские столбы воды. Испытывая смертельный страх, мы подползли к только что образовавшейся кромке льда и увидели нашу лодку, которую словно ореховую скорлупу бросало из стороны в сторону между торосами. Люди в воде из последних сил боролись за жизнь — ведь некоторые из них не умели плавать. Из лодки им бросили канаты. Я беспомощно наблюдала, как Ганс Эртль, Давид Цогг, Рихард Ангст и Шнеебергер исчезали под водой, потом снова появлялись на поверхности и пытались вцепиться в края льдин. Первым удалось спасти Ганса — с помощью длинного шеста, протянутого ему с лодки, потом вытащили других, не умеющих плавать.
Лодке удалось подойти совсем близко к месту отлома айсберга, и нас в большой спешке сняли с помощью лестниц и канатов. Каждое мгновение от айсберга могли отломиться новые глыбы. Мы вздохнули с облегчением, только когда оказались вне зоны опасности. К счастью камеры и белых медведей ранее переправить на айсберг мы не успели.
Ужас не покидал нас много дней. Ни у кого больше не было желания рисковать жизнью ради фильма. Полярное лето уже близилось к концу, а на айсберге еще не было отснято ни метра пленки. Становилось холоднее, ночи удлинялись, и на сушу и море опустились сумерки. Настроение упало до нулевой отметки.
Девять дней назад доктор Зорге поплыл во фьорд, чтобы провести измерения скорости расколов. Для исследования было важно знать, как быстро движутся ледники. Ученый поплыл на складной байдарке один, не взяв с собой даже палатки. С тех пор у нас не было от него известий. Продукты давно должны были кончиться. Герда, его жена, и все мы страшно беспокоились. Фанк велел готовить спасательную экспедицию, но тут один из эскимосов, охотившийся во фьорде на тюленей, доставил нам среднюю часть байдарки Зорге: он выловил ее по пути. Что еще мог означать этот обломок, как не то, что ледовые массы раздавили лодку. На побледневшем лице Герды Зорге не дрогнул ни единый мускул. Лишь после того, как в мертвой тишине она вышла, чтобы передать Фанку планы и схемы мужа, из ее глаз хлынули слезы.
На поиски были высланы лодки и самолет, с нами вместе ждали известий и эскимосы. Удет возвратился только через четыре часа; он обыскал весь фьорд, на всем его протяжении в сорок километров, но не смог обнаружить никакого следа Зорге. Он пролетал и над айсбергами. Приходилось считать доктора погибшим. Но Удет хотел сделать еще одну попытку. Мы снова долгие часы ждали его возвращения.
Уже начало смеркаться, когда послышалось гудение самолета. Когда он пролетал над нами, едва не задевая головы, все увидели, что летчик машет рукой, и поняли: он принес добрые вести. И действительно, Удет нашел Зорге в самом конце фьорда, у подножия ледника Ринка. Мы завопили от радости, наши друзья эскимосы тоже стали бурно ликовать. Хотя горючего в баках оставалось мало, Удет хотел слетать во фьорд в третий раз, чтобы сбросить ученому еду и одежду. В записке, прикрепленной к камню, было сказано, что Зорге умудрился передать нашим людям в спасательных лодках план местности, с помощью которого они смогут найти его и освободить из ледяного плена.
Ровно через 24 часа возвратились обе наши поисковые лодки — вместе с Зорге. Несмотря на крайнее истощение сил, он сразу же начал рассказывать о своем приключении. Он греб тридцать часов, пробираясь сквозь ледяное крошево к подножию глетчера. Там он забрался по отвесным скалам наверх, таща за собой лодочку, которую оставил на ровной площадке. Потом с приборами и провиантом поднялся еще выше, отыскав подходящее место для своих наблюдений. И через несколько минут произошла катастрофа, какой, вероятно, до него еще не доводилось пережить ни одному человеку. От массы материкового льда отделился огромный кусок длиной примерно в пять, а шириной не менее одного километра и обрушился во фьорд. Под давлением льда в воздух были выброшены столбы воды на высоту в сотни метров. По его подсчетам, рухнувшая во фьорд часть ледника превышала объем всех зданий Берлина.
Гигантский прилив смыл лодку Зорге, но доктор ни на секунду не терял веры в спасение. Неуклонно продолжал проводить научные наблюдения и измерения, тщательно распределил запас продуктов питания, рассчитанный на пять дней, и выложил из камней знаки, которые можно было заметить с воздуха. Рацион пополняли только ягоды, растущие у подножия ледника. Удет заметил каменные пирамиды лишь во время второго полета, увидел он и невысокий столбик дыма от костра, который Зорге кое-как поддерживал сухим мхом и вокруг которого бегал вприпрыжку как первобытный человек. Буквально на последней капле бензина пилот дотянул самолет до посадочной площадки.
