Тут появляется Древо Познания Добра и Зла, древо книги Бытия, плоды с которого Адаму запретил вкушать Создатель, давший понять, что непослушание неизбежно приведёт к пагубным последствиям:
«Ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь; in quocumque enim die comederis ex eo, morte morieris».
Нас не удивляет, что запретное райское дерево здесь — дуб (chêne), множество плодов его — малые миры (petits mondes), прикреплённые к веткам своими крестообразными черешками. Обвив ствол нижней частью своего змеевидного тела, совратительница Ева, вызывающе выпятившая мясистую грудь, кладёт одно из этих необычных яблок в правую руку обольщённого спутника.
Выискивать, к какой породе учёные Отцы Церкви причисляют древо, растущее посреди Сада Сладости, нет никакой надобности. В Тайне соборов Фулканелли достаточно подробно говорил об этом дубе, о его тесной символической связи с первоматерией алхимиков, повторять это излишне, не говоря уже об опасности затемнить или исказить мысль Адепта. Обратим лишь внимание на зайца за деревом на заднем плане картинки в Typus Mundi, грызущего редкую траву на лугу. Можно затем среди философских обителей, описанных Фулканелли, сослаться на украшенный камин Луи д'Эстиссака, судя по всему, ученика Франсуа Рабле, и поразмышлять об установленной нашим Учителем поразительной кабалистической связи между зайцем и «чешуйчатым, чёрным, твёрдым и сухим» сырьём для Великого Делания с учётом того, что линейное выражение выглядывающих в большом количестве из листвы шариков с крестом — часто встречающийся в древних трактатах графический символ. Тут прямое указание на Землю — речь идёт, как мы уже отмечали, об изначальном Хаосе алхимического Творения, сиречь макрокосмического Земного шара, входящего в число семи планет астрологического Неба.
Если перекрестье сверху переходит вниз, знак Земли превращается в знак Венеры, той самой Афродиты, о которой адепты, в частности, упоминают как о минеральном веществе — цели своих трудов. На пятом рисунке этого столь необычного Typus Mundi к Любви, вращающей на кожаном ремне вертикальную доску креста с земным шаром на конце, подступает Раздор. У него волосы и хлыст из змей, которые, извиваясь в злобе, норовят укусить:
TRANSIT ΕΡΩΣ IN ΕΡΙΣ
Нет ничего удивительного, что мы придаём такое значение небольшой и очень редкой книжице, которую высоко ценил сам Фулканелли. Пользуясь случаем, мы обращаем особое внимание людей любознательных на блестящую главу об уже упоминавшемся Луи д'Этиссаке, точнее, на прилагаемый к ней отрывок, устраняющий якобы неизбежное смешение алхимических представлений со спагирическими. В связи с этим стоит также упомянуть о соображениях Мастера относительно этого шара, «отражения и зеркала микрокосма», в главе о восхитительной усадьбе Саламандры в Лизьё, которая, к несчастью, была разрушена в 1944 г.
Скажем без обиняков: вещество, с которым работает алхимик, предстаёт перед нами так ясно, с такой очевидностью, что даже самый откровенный автор «возревнует» и обойдёт молчанием, скроет или исказит его название или, назвав это вещество, как бы самой природой предназначенное для Делания, впоследствии открестится от своих же слов.
Алхимик должен телесно и душевно сочетаться с этой Девой нерасторжимым совершенным браком, возвратившись вместе с ней к первоначальному андрогинату и невинности:
«И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились; Erat autem uterque nudus, Adam scilicet & uxor ejus: & non erubescebant».
Художник получает многое, если не всё от этого радикального единства, тайной гармонии, духовной и физической, с полученным по всем правилам веществом, которое подвигает его на проведение реакций и направляет его на поиски, когда он, точно рыцарь из средневековых романов, служит своей Даме, подвергаясь ради неё ужасным опасностям. Высочайшая страсть, одновременно магическая и естественная, о которой неофиту небезынтересно справиться у графа де Габалиса — делая, разумеется, поправку на известные преувеличения, — дабы возвратить своей подруге по плоти причитающуюся той немалую долю, о чём говорят рисунки Mutus Liber:
«Подумайте о женщинах, чьи недолговечные прелести вянут на глазах, сменяясь ужасными морщинами: Мудрецы могут даровать им неувядаемую красоту и бессмертие. Вообразите себе любовь и признательность сих незримых любовниц, представьте себе тот пыл, с которым они стремятся завоевать расположение сострадательного Философа, способного их обессмертить.
Отрекитесь от пустых, и пресных наслаждений, которые вам могут даровать женщины; самая прекрасная из них показалась бы уродиной в сравнении с самой невзрачной сильфидой; вы никогда не почувствовали бы ни малейшего пресыщения, проводя ночь в её нежных объятиях. О несчастные невежды, откуда вам знать, что такое философическое сладострастие!»
Отходя от собственно каббалистической сферы, где он представил Саламандру прекраснейшей из женщин, состоящей из мирового огня, «первопричины всех природных явлений», и обитающей в эмпирее, аббат Монфокон де Виллар излагает затем способ подчинить себе это стихийное создание с помощью философской колбы (matras philosophique)[1], либо глядя снаружи на её сильно выпуклое днище, либо созерцая изнутри тайну её вогнутой округлости:
«Нужно очистить и подвергнуть возгонке элемент огня, таящийся в вас самих, и таким образом подтянуть и настроить соответствующую космическую струну. Для этого стоит лишь сосредоточить мировой огонь в вогнутых зеркалах, помещённых внутрь стеклянного шара; этот секрет, который древние свято хранили от непосвящённых, был заново открыт божественным Теофрастом. В этом шаре образуется пыль, которая, сама собой очистившись от примесей других элементов и будучи соответственным образом обработана, через малое время обретает чудесную способность подвергать возгонке таящийся в вас самих огонь и, фигурально выражаясь, наделять вас огненной природой»[2].
Тут напрашивается параллель между этим отрывком из Бесед о тайных науках графа Габалиса и фрагментом из книги Иной мир, или Государства и Империи Луны, где Сирано Бержерак (de Cyrano Bergerac*) рассказывает о своём демоне-хранителе, нёсшем два огненных шара, а все кругом удивлялись, как он не обжигает пальцы.
«Эти неугасимые светочи, — пишет он, — послужат вам лучше, чем ваши стеклянные шары. Это солнечные лучи, которые я очистил от жара, иначе губительные свойства этого огня повредили бы вашим глазам, ослепляя их. Я закрепил свет и заключил его в эти прозрачные бокалы, которые я держу в руках. Это не должно вас удивлять, так как для меня, родившегося на Солнце, сгущать его лучи, которые являются пылью того мира, представляет не более труда, чем для вас собрать пыль или атомы, которые не что иное, как превращенная в порошок земля вашего мира»[3].
Как поразительно сходны судьбы двух этих авторов, умерших трагически и скоропостижно: один погиб в тридцать пять лет от страшной раны — брошенный из окна обрубок бревна пробил ему голову, другого в тридцать восемь убили на Лионской дороге!
Адепт, то есть, как мы ранее отмечали, человек, владеющий Философским Камнем — единственный, кто может предвидеть обстоятельства, способные представить угрозу его жизни: болезни, несчастные случаи и прежде всего — преступное насилие над собой Философ же, которому не удалось осуществить Великое Делание — как бы близко он ни подошёл к цели, далее если он по ходу дела получил одно или несколько ценных промежуточных веществ с целебными свойствами, — не в состоянии проникать в будущее, как, впрочем, и в прошлое.
Наш учитель Фулканелли вправе гордиться тем, что он первый открыл истинную значимость личности Сирано Бержерака. На основании конкретных, убедительных и веских доводов Фулканелли представил его выдающимся герметическим философом, без колебаний уготовив ему первое место среди герметических философов нового времени. Это вытекает, согласно Философским обителям, из трёх важных отрывков, связанных с Гримуаром из Дампьер-сюр-Бутон, в частности, из комментариев Фулканелли касательно ожесточённой схватки Рыбы-прилипалы (Remore) и Саламандры, описанной Сирано, вместе с неким стариком присутствовавшим при единоборстве. Это схватка эзотерическая, она подтверждаёт реальность плодоносящей короны, которая украшает один из кессонов на сводах верхней галереи. Корону обрамляет надпись:
NEMO ACCIPIT QUI NON LEGITIME CERTAVERIT
Получит её лишь тот, кто сражается по правилам
Даже не будь этого фрагмента и фрагмента о Фениксе в Истории птиц, существует сотня других, ясно обнаруживающих алхимическую сущность Иного мира, в частности, то место, где повествуется об аппарате, уносящем нашего героя к Империи Солнца. Его основной деталью, мотором служит хрустальный сосуд многогранной формы, как у солнечных часов во дворце Холируд в Эдинбурге, странном шотландском здании, о котором говорится в последней главе Философских обителей.
