Наконец, и внутри страны крестьяне явочным порядком завоевали свободу передвижения, которой они раньше были лишены, и с земель одного феодала перебегали на землю другого, где налоговое давление было меньше. Весьма значителен был, видимо, отток крестьян на монастырские земли. Ведь каждый надевший рясу освобождался от воинской и других повинностей. Кроме того, очевидно, имели место и случаи коммендации в «храмовые рабы», т. е. крепостные, хотя основная масса «храмовых рабов» по традиции формировалась из военнопленных, которых жертвовали буддийской церкви бирманские короли. Чтобы восстановить «нормальный» феодальный порядок, надо было прежде всего покончить с конкуренцией между феодалами, переманивавшими друг от друга крестьян и скрывавшими их число от налогового ведомства, т. е. снова прочно прикрепить крестьян к земле. Кроме того, надо было дать и крестьянам хотя бы минимальные гарантии того, что им будет оставляться необходимый продукт, т. е. средства, достаточные для простого воспроизводства крестьянского хозяйства. Иначе государству грозил бы серьезный взрыв[22].
Эта политика кнута и пряника, несомненно, начала проводиться еще при Анаупхелуне. Одним из крупнейших достижений Талуна современные бирманские и западные историки счи-тают издание им свода законов «Манусарашвемин» — гражданского, уголовного и процессуального кодекса. Это был первый в истории Бирмы документ такого рода, написанный не на церковном языке пали, а на бирманском языке и, следовательно, доступный широким массам[23]. Новый кодекс давал крестьянам определенные гарантии от судебного произвола, устанавливал пределы для судебных пошлин, допускал существование института адвокатов, регламентировал обязанности судей и права тяжущихся сторон.
Но этот кодекс был издан в 1629 г., а Талун взошел на трон в сентябре этого года. Естественно, что совершенно нереально было бы допустить, что юристы Талуна подготовили этот огромный документ в течение одного квартала. Более правдоподобно допущение, что он составлялся в течение нескольких, лет, т. е. инициатива его создания исходила от Анаупхелуна, а Талун лишь присвоил себе заслуги старшего брата[24].
Далее, взойдя на трон, Талун издал манифест, в котором, в частности, говорилось: «Покупка и продажа пусть продолжаются, как обычно, без всяких ограничений» [250, с. 176], что явно означало отказ от государственной монополии на торговлю рядом важнейших товаров, существовавшей в XVI в. Но такая же точно формулировка содержится и в тронном манифесте Анаупхелуна (1605). Талун, таким образом, шел в своей внутренней политике по путям, намеченным Анаупхелуном, но благодаря тому, что его предшественник уже значительно укрепил позиции королевской власти, Талун мог и поблажки и репрессии осуществлять в более широких масштабах.
Наряду с политикой пряника, о которой уже было достаточно сказано, он проводил, разумеется, и политику кнута, причем любопытно, что первые удары кнута обрушились не на крестьян, а на некоторых чересчур распоясавшихся феодалов. Талун был очень богомолен, однако это не помешало ему в момент последней войны с Сиамом (1630–1632), потребовавшей от Бирмы уже предельного напряжения сил, поднять руку на имущество буддийской церкви, непомерное богатство которой стало вызовом обнищавшей стране.
Земли, которые в последние годы монастыри прибрали к рукам, были у них изъяты. Но в Бирме, как и во всех других странах Юго-Восточной Азии того времени (кроме Вьетнама), главным богатством, которым распоряжались феодалы, была не земля, а работающие на ней люди. Изъятие у церкви людских резервов и стало основной задачей Талуна в первые годы его правления. Прежде всего он издал указ, запрещающий посвящение кого бы то ни было в монахи. Этот указ произвел такое сильное впечатление в стране, где каждый хотя бы раз в жизни на несколько месяцев уходил в монахи для накопления религиозных заслуг, что Талун был вынужден повсеместно разослать специальных чиновников с разъяснением, что это временная мера, которая вызвана критическим положением и не содержит в себе ничего антирелигиозного [250, с. 181].
Затем началась энергичная чистка уже посвященных в монахи. Все способные к воинской службе простолюдины, находившиеся в монастырях, были выявлены и возвращены в мирское состояние. Наконец, был издан указ, согласно которому было запрещено обращать в «храмовых рабов» военнопленных. Теперь их сажали на государственную землю (обычно в наиболее плодородной долине Чаусхе), чтобы они занимались земледелием и одновременно несли военную службу [15, с. 73]. Эти люди, представители многих национальностей, оторванные от своих корней, в чуждом окружении, всецело зависели от королевской власти и казались ей поэтому наиболее благонадежными. Хотя юридически они считались «рабами», на деле они были в более привилегированном положении, чем коренные бирманские крестьяне, формально свободные. Из них формировалась в основном королевская гвардия, главный аппарат подавления возможных крестьянских бунтов [142, с. 347].
Указ о необращении в храмовое рабство военнопленных, возможно, имел и обратную силу по отношению к сравнительно недавним приобретениям церкви. Во всяком случае, за первые шесть лет правления Талуна число военнообязанных в Бирме возросло настолько, что если в 1629 г. он унаследовал от своего предшественника 20-тысячную армию, то к 1635 г. он смог увеличить ее в 20 раз. В этом году Талун издал указ озаготовке для своей армии 100 тыс. мушкетов, 10 тыс. пушек, 50 тыс. луков. 1 тыс. кораблей, 5 тыс. боевых лодок и т. д., что, по подсчетам бирманского историка Тхан Туна, было достаточно для вооружения 400 тыс. человек, или каждого пятого жителя страны [250, с. 175].
Такое всенародное ополчение было созвано во время правления Талуна только один раз, в 1637 г., когда создалась угроза вторжения в Бирму китайских войск. Тем не менее есть сведения, что Талун постоянно держал под ружьем 400-тысячную армию, неслыханную для мирного времени. Видимо, эта армия нужна была ему для подавления внутренней оппозиции, прежде всего сопротивления крестьянства, на права которого с середины 30-х годов XVII в. он повел систематическое наступление.
После того как Талун в 1635 г. окончательно переводит свою столицу в Аву[25], он прежде всего делает ряд примирительных шагов по отношению к духовенству. В том же 1635 г. он возводит в Аве огромную пагоду и помещает в нее статую Будды из золота, вес которого был равен собственному весу короля [207, с. 135]. Тогда же, видимо, был снят запрет на посвящение в монахи.
Затем он издает серию указов, целями которых были прочное прикрепление крестьян к земле, выявление всех бродяг и «тунеядцев», уклоняющихся от уплаты податей и воинской; повинности, и «справедливое» (по мнению короля) распределение земли и крестьянского труда между феодалами-чиновниками, поддерживавшими его в борьбе за власть. С этой целью началась работа по составлению первого в истории Бирмы полного земельного кадастра, завершение которого было приурочено к юбилейному, 1000 году тогдашней бирманской эры (1638) [29, с. 101; 142, с. 194].
При составлении этого кадастра были проведены четкие границы между всеми земельными владениями, тщательно проверены все документы на право владения землей[26], были установлены нормы обложения податных земель[27]. Одновременно была проведена всеобщая перепись населения и крестьянам было строжайше запрещено покидать те земли, на которых они находились в момент переписи. Из этого правила было сделано, однако, одно исключение — деревенским старостам было приказано тщательно проверить генеалогию всех жителей их деревень, чтобы выяснить, не является ли кто-нибудь из них рабом или потомком раба, точнее, крепостного. Такие люди подлежали немедленному возврату их прежним владельцам [250, с. 178].
Чтобы внедрить эти меры в жизнь, над крестьянами был учрежден строжайший полицейский контроль. В деревнях был даже введен своего рода комендантский час. Всякий, кто без крайней необходимости выходил из дома после девяти часов вечера, получал наказание — 100 ударов палками. Жизнь крестьян была подвергнута самой мелочной регламентации. Так, один из королевских указов устанавливал, какие танцы можно, а какие нельзя исполнять на деревенских праздниках. Семейная жизнь крестьян также перестала быть их личным делом. Староста был обязан следить, чтобы юноши и девушки своевременно вступали в брак. Тех же, кто замешкался, женили в принудительном порядке: правительство было заинтересовано в максимальном росте населения. Чиновник, стоявший во главе района, должен был ежегодно представлять правительству подробный статистический отчет о количестве рождений, смертей, побегов, посвящений в монахи, числе инвалидов, стариков и лиц, годных к службе в своем округе [250, с. 180–184].
