Правительство Токугава относилось к проституции с практицизмом, характерным для военных умов. Оно признавало, что низшие чины нуждаются в выходе сексуальной энергии, но было очень обеспокоено тем, чтобы обеспечить надлежащий контроль и не давать слишком большой свободы. Поэтому в больших городах власти узаконили «веселые кварталы» – районы, где были сконцентрированы публичные дома и где за ними можно установить наблюдение; путешественникам тоже дозволялось развлекаться: на почтовых станциях главных дорог всегда можно было найти женщин по сходной цене. «Веселый квартал» Эдо был известен как Ёсивара, название, которое изначально означало «камышовая пустошь» (этот район прежде представлял собой болотистую местность). Позднее один из иероглифов, используемых в названии, был заменен на другой с тем же произношением, но иным значением; название теперь стало «счастливая равнина». Сначала район Ёсивара оказался не слишком счастливым, поскольку между его основанием в 1617 году и 1643 годом он горел не менее четырех раз; отчасти из-за этого и отчасти из-за расширения города он оказался в смущающей близости от центра. Район развлечений был перенесен в определенное место на восточной окраине города, где и оставался до своей окончательной ликвидации после Тихоокеанской войны[82].
О происхождении его обитательниц говорилось выше. Девушек обучали многим искусствам, таким как пение, танцы, музыка и чайная церемония. Они приобрели вкус к фантастическим одеждам, став до некоторой степени законодательницами мод для респектабельных женщин.
Их описывали в романах и пьесах, они были показаны в излишне романтическом свете, как образец всех женских добродетелей, даже воздержания; в одной из пьес проститутку, у которой был любовник, молодой человек, убедили выйти замуж за старого самурая, чтобы освободить юношу от своего влияния; когда молодой человек попытался возобновить прежние отношения с бывшей любовницей, то был ею в конце концов отвергнут.
Посетители Ёсивары искали там самых разнообразных развлечений. Большинство отправлялось к проституткам, и цена здесь зависела от разряда, к которому относилась девушка. Если мужчина домогался женщины самого высшего разряда, которая называлась «таю», ему могло не повезти, потому что она имела право отказать клиенту, если он ее не устраивал. Действительно, для того чтобы завоевать внимание таю, не слишком привлекательному или немолодому мужчине приходилось раскошеливаться на дорогостоящие подарки; молодой человек приятной наружности, вероятно, не тратил на это столько денег. Конечно, таю не могла себе позволить быть чересчур разборчивой, в противном случае хозяин принимал свои меры вплоть до наказания побоями.
Ритуал визита в Ёсивару начинался для настоящего бонвивана еще до того, как он туда прибудет. Проторенный путь вел вверх по одной из рек Эдо на лодке до пристани, где клиентов поджидали кони, чтобы доставить до места назначения. Было время, когда завсегдатаи носили белые одежды и ездили на белом коне. Прибыв в означенный дом, гости заказывали сакэ, которое подавали мужчины или женщины, за этим следовали танцы и песни; гостей уговаривали исполнить свой номер, потом играли в игры, например в жмурки, шумному веселью сопутствовало общее опьянение. Затем большинство клиентов, выбрав себе пару, расходились на остаток ночи. Несомненно, были и такие, кто ходил только ради попойки, и те отправлялись домой, чтобы успеть до закрытия на ночь городских ворот; большинство же оставались в Ёсиваре до утра и возвращались с первыми лучами солнца. Было подсчитано, что в 1680-х годах общая стоимость ночи с таю была эквивалентна 175 фунтам, или 420 долларам, поэтому такое удовольствие могли позволить себе очень редко или только очень состоятельные люди.
Однако в Ёсиваре была возможность развлечься, не тратя денег. В передней части домов, выходящей на улицу, были комнаты с деревянными решетками – своеобразная реклама предоставляемых удовольствий. Там обычно сидели проститутки низшего разбора, которые иногда вступали в беседу и шутили с прохожими. Однако, если мужчина оставался просто зрителем, девушки начинали осыпать его оскорблениями, а их сутенеры могли даже прибегнуть к физической силе.
Район Ёсивара находился под контролем городского префекта, который пристально следил за положением дел. В частности, его следовало оповещать, если кто-то вознамерился поселиться там постоянно, – вдруг человек скрывается от правосудия.
Пристрастие мужчин к удовольствиям «веселых кварталов» в определенной мере порицалось, как отступление от норм морали. Однако от жены (даже если она и испытывала уколы ревности) тем не менее ждали покорности, и при этих обстоятельствах ее роль заключалась в рождении и воспитании детей, она должна была вести дом и помогать мужу в его деле. В то время как большинство супругов, несомненно, ценили те удобства, которые предоставляли им их жены, но требовали свободы провести вечер вне дома, когда им того хотелось, пусть и только для того, чтобы пропустить пару стаканчиков. Расточительности противостояла бережливость. Когда мужчина проматывал свое состояние, то нарушал купеческий кодекс экономии, а также лишал своих потомков надлежащего им наследства. Кажется, упоминать об опасности венерических болезней не стоило – такое было возможно лишь в Нагасаки, где источник инфекции представляли иноземцы.
Романтический ореол, окружающий завсегдатаев Ёсивары, зачастую перевешивал экономические соображения. Во многих популярных литературных произведениях описывались комичные попытки деревенских неотесанных парней попасть в общество подобного рода, и каким посмешищем они становились из-за своей невоспитанности. Однако для поддержания репутации своего мужа как знатока и любителя женщин покорная жена могла экономить в расходах на ведении домашнего хозяйства и даже продавать свою одежду, чтобы достать денег и дать ему возможность беспрепятственно продолжать похождения.
Жизнь женщины состояла по большей части в исполнении домашних обязанностей и в сплетнях с соседками у колодца или в бане. Когда в дом приходила невестка, которая брала все обязанности по дому на себя, появлялась возможность отправиться либо в буддийское паломничество, либо в краткое путешествие по местным храмам и святилищам, либо в более продолжительное путешествие, охватывающее посещение, например, тридцати трех храмов Каннон[83] на Кюсю. Она могла отправиться со своим мужем в паломничество в Исэ или в один из других великих храмов, хотя в равной степени вероятно, что муж мог отправиться и без нее, чтобы ему было удобнее насладиться случайными удовольствиями на постоялых дворах по пути, которые зачастую предлагали служанки, и развлечениями в окрестностях храмов и святилищ. В больших городах Эдо, Киото и Осаке возможно было пойти в театр.
Начиная с 80-х годов XVII века женщины начали занимать большую часть зрительного зала, и ранние тенденции развития бытового театра с изображением жестокости и неприкрытой чувственности до определенной степени приспособились теперь к семейной аудитории. После былой популярности в XVII веке, когда наивные военные и им подобные горожане получали удовольствие от пьес с кровопролитием и бряцанием оружием, кукольные пьесы стали постепенно исчезать из Эдо. Три театра в городе иногда меняли свою дислокацию, но всегда находились рядом друг с другом, чтобы властям было легче осуществлять над ними контроль. Театры закрывались летом, но остальное время года работали, и репертуар менялся каждый месяц, в зависимости от популярности спектаклей; за это время писали новые пьесы, чтобы зрители всегда могли увидеть и старые полюбившиеся спектакли, и новинки.
Представления иногда давали уже в четыре утра, но вначале всегда шли одноактные пьесы, исполняемые перед началом основного спектакля, – это были дебюты неопытных актеров, поэтому проходило несколько часов, до того как на сцене начинали показывать что-то стоящее. Часто ночь перед спектаклем проводили в близлежащей харчевне, а иногда это было просто необходимо, чтобы занять хорошее место, когда в пьесе играл известный актер. Представление заканчивалось в четвертом или пятом часу дня, и люди, которым пришлось преодолеть существенное расстояние, иногда были вынуждены провести еще одну ночь поблизости от театра перед возвращением домой.
Сидели в театре на циновках татами в квадратных отсеках, вмещающих около шести человек, разделенных приподнятыми над полом перегородками, вдоль которых зрители пробирались на свои места. Продавцы еды и напитков также протискивались по этим узким проходам. Актеры смирились с тем, что порой зрители отвлекались, – представления были такими длинными и столь многое отвлекало, что требовались такие приемы, как очень энергичное притопывание в танцах и использование деревянных колотушек для акцентирования моментов высокого накала страстей. Проход через зрительный зал по ханамити[84], по которому происходили самые впечатляющие выходы и уходы актеров, также помогал установить связь со зрительным залом.
