Одна из основных проблем современности – это проблема «кризиса идентичности», которая непосредственно связана с феноменом одиночества. В контексте одиночества можно говорить о кризисе идентичности индивида, которая основывается на ощущении тождества самому себе и непрерывности своего существования во времени и пространстве, и на осознании того факта, что твои тождество и непрерывность признаются окружающими. Идентичность в данном контексте понимается как твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным «Я» и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих перед ней на каждом этапе ее развития.
Негативное чувство одиночества возникает как ощущение грозящей опасности по отношению к приобретенной или сохраняемой индивидом самоидентичности; страх перед возможностью отсутствия смысла, который самость всегда ищет внутри себя. Конечно, любое значение или смысл, относящийся к интимности, по своему характеру, социален, поскольку интимность по своей природе относится к тем ценностям, которые созданы и разделены «Другим». Так как индивиды существа социальные, то их чувство идентичности напрямую зависит от «Другого» – это всеобщая истина, включая и тех, кто полагает, что аутентичность, составляющая позитивный путь индивида, одновременно включает в себя зависимость (hotonomous) и независимость (autonomous).
Аутентичность – необходимый процесс самоактуализации индивида и сохранения его интимности. В своем существовании индивид всегда находится на грани одиночества, так как «даже при избытке существования, одиночество может неожиданно стать зазором между мной и возможной бездной не-Бытия»[106].
Случается, что «Другой» вдруг схватывает ценностное бытие индивида, но его самость не выходит при этом извне своего внутреннего мира, и этим лишает самость индивида внутреннего «компаса». Тревога, чувство одиночества становятся «кочующими монадами» внутри огромного мира самости. Без «Другого» индивид потерян внутри себя, не имея представления, как достигнуть самоидентичности и более высокого уровня интеграции.
С одной стороны, одиночество связано с ощущением фрагментарности современного индивида, с другой – одиночество может стать следствием неудовлетворительных отношений между фрагментами этой самости. Это связано с проблемой «бездомности». В более общем смысле бездомность, по Хайдеггеру, коренится в покинутости Сущности бытием. Она являет собой признак забвения бытия. Вследствие его забытости истина бытия остается непродуманной. Бытие как событие, посылающее истину, остается потаенным. Через категорию «бездомности» в социальном одиночестве изображается страх самости быть пойманной (остаться потаенной) какой-то своей частью, причем, обычно, более низшими сегментами, чем мозг, Эго, душа или сознание, например, быть захваченной телом или каким-либо другим не-духовным и не-сознательным элементом.
Анализируя вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что каждому индивиду необходимо воспитывать в себе мысль: он изначально уникален и имманентно одинок. Одиночество есть не что иное, как универсальная сущностная характеристика человеческого бытия, врожденное переживание. По этой причине следует воспринимать собственное состояние одиночества позитивно, ведь именно в нем происходит очищение, столь необходимое человеку, для того чтобы сохранить себя как индивидуальность.
Значительная часть книги была написана еще в 1998 г., и послужила основой кандидатской диссертации. В те годы в отечественной философии и психологии тема одиночества исследовалась очень мало. В последние же годы в среде современных отечественных социальных философов появилось значительное количество исследований, этой проблеме посвященных. Среди них можно выделить А. А. Гусейнова, В. В. Бибихина, К. Х. Момджяна, B. C. Барулина, В. А. Кувакина, В. В. Василькову, И. Т. Касавина, П. С. Таранова, Г. С. Батищева, А. Ю. Агафонова, В. Н. Карандашева. Большой вклад в понимание сущности феномена одиночества как социокультурного явления внесли работы по истории философии и культуры А. В. Гулыги, П. Гайденко, Л. М. Баткина, А. Я. Гуревича, А. А. Белика. Более поздние российские исследователи одиночества – Н. В. Хамитов, Н. Е. Покровский, Ж. В. Пузанова, С. В. Куртиян, Л. И. Старовойтова, Д. В. Гарбузов, И. А. Уследова, А. В. Нечаев, А. П. Глазков, В. А. Сакутин, Е. Е. Рогова и многие другие.
15 лет назад проблема одиночества в основном обсуждалась в рамках гуманистического подхода эпохи Модерна. Постмодернизм, появившейся в России со значительным опозданием по сравнению с Западом, стал предлагать свои версии «адаптации» человека к новым социально-экономическим условиям глобализационного мира, в которых на место «слишком человеческого» пришли концепции структур, субъективации, коллективного бессознательного и пр., где классические основы и принципы индивидуального гуманизма выводились за рамки общественных потребностей и культурных практик. В результате, идеи и ценности традиционной российской культуры, известные всему миру как оплот духовности и иррационалистического мировоззрения, оказались за границами современного философского дискурса. Россия стремительно стала вступать в мировые глобальные экономические процессы, не сформировав при этом, своего аутентичного, но обращенного к современным реалиям «образа мира».
Если философия – это «эпоха схваченная мыслью», то сегодня складывается такое впечатление, что в современной России «своя» философия отсутствует. Традиция русской философии XIX – первой половины XX вв. оказалась прерванной, а философия марксизма превратилось в почти маргинальное учение.
Отсутствие «родных», сформированных на принципах исторического сознания своей культуры, философских концепций в современной отечественной гуманитарной науке, привело к культурологическому коллапсу в отечественной педагогике и психологии. Те гуманитарные науки, объектом изучения которых является субъективность и ментальность человека, не имеют методологической базы работы с современным россиянином. Между наследием отечественных устаревших теорий и практическими нуждами в использовании технологий работы с современным индивидом образовалась пропасть, способная опосредованно разрушить интеллектуальный потенциал нации.
Сегодня заметен рост обостренного осознания российским интеллектуалом универсального противоречия между «вызовами» и формами общественного устройства, давлением отчужденных социальных процессов, ценностями общества потребления и возможностями самоактуализации самости человека, которая включает в себя комплексный, многослойный, исторически насыщенный мир, не имеющий возможности полноценно выразиться в современном все более авторитарно-объективированном социальном пространстве. Сложная, одновременно тонко ранимая субъективность человека, исторически нацеленная на целостность выражения своего собственного бытия, оказывается не способной найти адекватные формы своей объективации. Эти процессы «индивидуальной недостаточности» имеют своим следствием все более и более усугубляющееся «чувство одиночества», которое может переживаться в самых разных видах и формах.
Одним из наглядных примеров интуитивного осознания данного противоречия, который пока еще не подвергся серьезной концептуализации, является феномен дауншифтинга, приобретающий в современной мировой и, в частности, российской культуре все большую популярность. Дауншифтинг означает переход с высокооплачиваемой работы, наполненной стрессами и сверхнагрузками, на менее престижную и хуже оплачиваемую, но оставляющую больше времени и сил для хобби, развлечений и общения с семьей. Термин пришел из английского языка и дословный его перевод звучит как «переключение автомобиля на низкую передачу». В основе философии дауншифтинга лежит отказ от навязанных обществом целей и стремление к духовному совершенствованию. Корнями это явление отчасти уходит в 60-е, во времена хиппи, противопоставивших себя обществу потребления. Дауншифтеры проповедуют простой способ жизни, отказ от чуждых ценностей, навязанных человеку обществом благодаря активной пропаганде по телевидению, в Интернете, глянцевых журналах, фильмах и книгах: роскошь, стремительная карьера, автомобили престижных марок и т. д и т. п.
Рост индивидуальных и социальных форм недовольства призывает к созданию новых концепций, интегрирующих идеалы классических подходов к традиционным индивидуальным ценностям, таким как духовность, нравственность, свобода, субъектность и прочее (что было в центре внимания в русской философии) и экзистенциальную необходимость пребывания человека в современных процессах развития ассамбляжа объективных ему социальных систем – «паноптикума» государственного контроля, засилья общества потребления, «гонки» личностного карьерного роста и материального благополучия (чему много уделялось места в западной постмодернистской мысли).
