Для хтонических обрядов предназначались алтари меньших размеров, на которых не сжигали жертвенное животное или части его тела. Эти алтари снабжены канавками и внутренними каналами, через которые различные жидкости, кровь или другие, могли выливаться в землю и таким образом удовлетворять демонических божеств. Алтари такого типа для возлияний были обнаружены в различных, наиболее значимых, святилищах Этрурии, — не только в Пунта дела Випера близ Санта Маринелла, но и в Вейях, в знаменитом пригородном святилище Портоначчио, а также в Пирги, в секторе С (где были обнаружены золотые пластинки), датируемые концом VI в. до н. э. Нельзя оставить без внимания, что у здания для храмовой проституции в Пирги перед каждой из комнат также находился квадратный алтарь. В области Орвието на многочисленных алтарях имеется интересная надпись: в ней фигурирует имя Тинии, таким образом, эти алтари были посвящены «подземному» Юпитеру. Наконец, сцены жертвоприношений вокруг алтарей также часто встречаются в этрусской иконографии, на раскрашенных терракотовых плитах, на каменных рельефах или на зеркалах. Так, на зеркале V в. до н. э., хранящемся во Флоренции, изображено жертвоприношение козы, происходящее под музыку. Как же обойтись без музыки во время религиозной церемонии, неотъемлемой части этрусской цивилизации?
Той частью этрусской культуры, которая не исчезла с потерей политической независимости, стала религия и в первую очередь техника гаруспиков. Можно утверждать, что этрусская религия стала последним оплотом язычества рядом с торжествующим христианством. Гаруспики продолжали оказывать свои услуги и в 408 г., когда Аларих и его готы напали на Рим. Была даже создана так называемая Коллегия шестидесяти гаруспиков, который находился сначала в Тарквиниях, а затем в Риме. Цицерон сообщает нам, что крупные семьи союза были призваны не забывать эту науку о гадании, такую ценную для всех. В конце эпохи Римской республики некоторые мыслители, часто этрусского происхождения, перевели на латинский язык целые тома священной литературы этрусков: это были современники или друзья Цицерона, к коим можно отнести и Нигидия Фигула. Именно благодаря им нам известны некоторые отрывки этрусского учения.
Не следует путать официальных служителей культа, признанных римским государством, то есть Коллегию шестидесяти гаруспиков, с другими, «деревенскими» гаруспиками, которые пользовались дурной славой, хоть народ к ним и обращался. Эти рядовые гадатели были довольно обыкновенными астрологами и прорицателями. Об этих шарлатанах Катон Старший произнес фразу, которую повторил Цицерон, что один гаруспик не мог смотреть на другого без смеха. Но глядя на то, как Цицерон и его оппоненты использовали официальный «ответ гаруспиков» — именно так называется речь оратора, — можно задаться вопросом, кто смеялся и над чем? Когда у гаруспиков спросили о значении тревожного предзнаменования в одном из кварталов Рима, гадатели заключили, что боги были справедливо раздражены: была осквернена священная территория. Народный трибун Публий Клодий, оппонент Цицерона, обвинил его во всех бедах, поскольку тот по возвращении из ссылки перестроил свой дом на месте часовни, посвященной богине Либерте. Однако Цицерон в свою очередь обвинил Клодия, который превратил свой дом в дом терпимости: так, каждый римский дом, содержащий священные пространства и алтари, был свидетельством святотатства Клодия. Быть может, раскат грома, который услышали в Риме, и был хохотом богов над бесстыдством гаруспиков и политиков.
ПЯТЬ ОБРАЗОВ ЭТРУСКОВ
В обобщение нашего рассказа о том, как этрусков воспринимали их современники в Италии и в Греции, можно выявить четыре образа, от научно псевдообъективного и до открыто негативного, с любопытством и отголоском симпатии. Нам остается настаивать на существование пятого образа, более распространенного и более негативного, который мы встречали. Для своих соседей этруски поначалу были народом «странным, пришедшим издалека». Со своим особым языком и обычаями, отличными от их индоевропейских соседей, они были «народом отличий». Теория об их восточном происхождении была принята почти единодушно, и этруски или лидийцы для древних авторов были «народом с Востока». Однако римляне всегда подчеркивали, что они были «самыми религиозными из людей», что в Античности не являлось критикой, и те же римляне многое заимствовали у этрусков в религиозной сфере. К этому можно добавить еще образ этрусских пиратов, так распространенный среди греков. Странные, восточные, религиозные, пираты: но все же сластолюбивые, мягкие, изнеженные, постоянно окруженные роскошью.
А вот портрет этрусков, принадлежащий Феопомпу, греческому историку IV в. до н. э. и переданный нам Афинеем в сочинении «Пир мудрецов»: «Феопомп в 43-й книге своей Истории рассказывает, что у тирренцев женщины являются достоянием общества, они с огромным усердием ухаживают за своим телом, упражняются обнаженными, иногда вместе с мужчинами, иногда друг с другом; ибо для них вовсе не постыдно показывать свое тело нагим. Они садятся за стол не подле своих мужей, а рядом с первым встречным; они пьют с тем, с кем заблагорассудится. Впрочем, они большие любительницы выпить и хороши собою. Тирренцы растят всех детей, произведенных на свет, не зная, кто их отец. Эти дети живут так же, как и их приемные отцы, проводя большинство времени на попойках и в беспорядочных сношениях с женщинами. Для тирренца вовсе не постыдно быть уличенным прилюдно в половом акте с мужчиной; поскольку это — обычное дело для этой страны. Им настолько чужда стыдливость, что если хозяин дома наслаждается любовными утехами и кто-нибудь его спрашивает, они скажут «Он делает то-то и то-то», бесстыдно называя все своими именами. Когда они собираются с друзьями или родней, они поступают так. После того как они закончат пить и приготовятся ко сну, слуги приводят к ним, при зажженных свечах, куртизанок или красивых мальчиков или их жен; когда те натешатся с ними, зовут юношей в полном расцвете сил и позволяют им насладиться теми и другими. Иногда они предаются любовным утехам на глазах у других, но чаще всего они окружают свои кровати плетеными шалашами и опускают занавески. Конечно, они любят своих женщин, но все же большее удовольствие они получают с мальчиками и юношами. Последние очень красивы, поскольку они живут в неге и на теле их нет волос. Кроме того, все варвары, живущие на западе, намазывают свое тело смолой и бреют его. И у тирренцев даже имеется множество лавок и мастеров этого дела, наподобие наших брадобреев. Придя туда, они позволяют работать с их телом любым способом, не стесняясь посторонних взглядов, в том числе и прохожих».
Основное в этом отрывке — и главный интерес автора — это сексуальные обычаи этрусков. Сразу оговоримся — обычаи богатых этрусков, имеющих большой дом и прислугу. Эти обычаи характеризуются, — по крайней мере, в глазах греков огромной свободой, если не бесстыдством. Групповые любовные сцены, настоящие сексуальные оргии, являют нам чуть ли не коммунистическое общество, в котором все дети растут, не зная своих родителей. Рассказанное ничуть не соответствует тому, что нам дают эпиграфические источники, где имя отца, а иногда и матери, четко обозначены, не говоря об археологии погребений, которая демонстрирует важность родовой преемственности, особое отношение к культу предков.
Сексуальные отношения между мужчинами и мальчиками были допустимы при соблюдении возрастных и некоторых других ограничений: действительно, пассивная роль осуждалась больше, нежели пол партнера. И, наконец, в эротических сценах на фресках в гробнице Быков или недавно обнаруженных фресках в гробнице Наказания нет никакого намека на ярко выраженную привлекательность гомосексуальных отношений. Читатель, вероятно, шокирован этими эротическими погребальными сценами, но в них также присутствуют веселые пиршества, безудержные танцы и спортивные зрелища. Возможно, это было частью погребального обряда, позволявшего семье, клану и полису пережить траур и обеспечить преемственность рода. Эти игры, пиршества и танцы, подаренные покойному перед длинным путешествием, которое его ждет, не были ли они предназначены и для живых, которые также вспоминали о своем единстве? Различные погребальные церемонии, порядок которых нам зачастую неизвестен, организовывались для покойного, а росписи в гробницах закрепляли и сохраняли для вечности силу действия обряда перехода в иной мир. Они также делались для близких покойного, которых они утешали и восстанавливали единство и сплоченность клана, родовой группы, в тяжелые моменты. Но погребальный обряд был предназначен и для соседей и иногда, когда речь идет о крупных деятелях, магистратах, для всего города. Следует всем явить могущество и богатство семьи умершего, способной организовать настолько пышные «празднества», а также красиво и дорого украсить и расписать гробницы. Гробница Колесниц в Тарквиниях, на фресках которой изображены многочисленные зрители, сидящие на трибунах во время конных и атлетических соревнований, очень показательна в этом отношении.
