Ю.Д. Апресян под языковой прагматикой понимает «закрепленное в языковой единице (лексеме, аффиксе, граммеме, синтаксической конструкции) отношение говорящего: 1) к действительности, 2) к содержанию сообщения, 3) к адресату» и подчеркивает, что речь идет не об оценке, свободно творимой говорящим в речи, а лишь о той готовой, лексикализованной или грамматикализованной оценке, которая встроена непосредственно в содержательную сторону языковых единиц и имеет, тем самым, постоянный статус в языке» [Алресян 1995, II: 136]. Следовательно, Ю.Д. Апресян не исключает, что языковая прагматика может быть не только системно-языковой, но и речевой.
Е.В. Падучева также считает, что прагматика сводится к отношению языковых знаков к говорящему, и видит искусственность в проведении границы между прагматикой и семантикой языка, определяя лингвистическую прагматику как «некоторую область семантики... которая изучает языковые элементы... в семантике которых отсылка к говорящему играет ключевую роль» [Падучева 1996:223]. Более того, она полагает, что «языковые значения прагматичны в принципе: с человеком, с речевой ситуацией связаны в языке не какие-нибудь особо выделенные экспрессивные элементы, а вообще значение подавляющего большинства слов и грамматических единиц. Заведомо связана с прагматикой и референция: в естественных языках нет кванторов или референциальных операторов, как в логических; есть слова типа какой-то, кое-какой, некоторый, некто – с массой прагматических компонентов, таких, как известность/неизвестность говорящему; среднее, с точки зрения говорящего, число или количество (ср. некоторое недовольство = «не большое и не маленькое»; кое-какие данные — «данные в среднем количестве»). Следовательно, отношением языка к пользователю нельзя пренебречь даже в самом грубом приближении. Значения, выразимые через условия истинности, неразрывно связаны в естественных языках с прагматическими значениями. Таким образом, граница между семантикой и прагматикой размывается» [Там же: 222].
Из рассмотренных точек зрения на сущность прагматики языковых знаков следует, что она, во-первых, уже не противопоставляется семантике языковых знаков, а является ее особой разновидностью, отражающей «эгоцентрический фактор» в семантической системе языка,
и, во-вторых, носит и речевой характер, во многом зависимый от системных прагматических значений и созначений (коннотаций), в связи с чем можно говорить о собственно-прагматических и коннотативно-прагматических языковых значениях. И те и другие прагматические значения могут быть лексическими, словообразовательными и грамматическими.
В целом прагматика языковых знаков предстает в двух типах – в системно-языковой прагматике и речевой – и заключается в проявлении в передаваемой языковой информации позиции и точки зрения говорящего, его коммуникативных интересов, ориентации в мире – отсылки к сознанию его «Я» в ситуации общения, что и составляет содержание понятия лингвистического эгоцентризма. Таким образом, прагматику языковых знаков можно определить как отражение эгоцентризма говорящего в семантической системе языка и речи. При этом прагматические значения языковых единиц не всегда совпадают с прагматическими значениями речевых актов. Как замечает Ю.Д. Апресян, «во многих случаях иллокутивная функция высказывания не маркируется никакими собственно языковыми средствами, а восстанавливается адресатом на основании экстралингвистических знаний – об устройстве мира в целом, о текущей ситуации, о постулатах кооперативного общения. Так, императивное высказывание Поставьте, пожалуйста, вещи сюда интерпретируется как предложение (приглашение) в ситуации приема гостя и как требование в ситуации таможенного досмотра. Та же зависимость прагматической интерпретации от ситуации прослеживается и в других типах высказываний; ср. Все люди смертны (простое утверждение или утешение). Я буду там в семь часов (обещание или предсказание)» [Апресян 1995, I: 138—139]. Разумеется, разную прагматическую интерпретацию одних и тех же высказываний учитывает прежде всего говорящий, в чем проявляется его речевой эгоцентризм в условиях общения.
8.4. Типы и подтипы отражения эгоцентрического принципа в семантической системе языка
8.4.1. Отражение ориентационного эгоцентризма. Ориентационный эгоцентризм заключается в осознании и выражении говорящим своего положения (ориентации) по отношению к «не-я» в акте общения и зависит от выбираемых им точек отсчета рассмотрения «не-я» по отношению к себе. Эти точки отсчета определяют следующие разновидности ориентационного эгоцентризма.
1) Отражение коммуникативно-личного (персонального) эгоцентризма. Коммуникативно-личный эгоцентризм проявляется в определении говорящим участников/неучастников коммуникации как участников обозначаемого события или посессоров компонентов события путем указания либо на самого себя или группу лиц, в составе которых он находится, либо на адресата своей речи, либо на неучастника коммуникации. Это отражается в наличии в семантической системе языка соответствующих трехчленных личных и притяжательных местоимений ед. и мн. ч. (я/мы – ты/вы – он/они, мой/наш – твой/ваш – его/их), трехчленной глагольной категории лица ед. и мн. ч. (люблю/любим – любишь/любите – любит/любят), звательных форм сущ. (например, в чешском, украинском, древнерусском языках), функционально соотносительных с 2-м лицом, а также синтаксически обособленных обращений, функционально соотносительных с 2-м лицом. Поскольку участники коммуникации – это всегда люди, то лексическое и грамматическое 1-е и 2-е лицо содержат признак личности (персональности) или олицетворяемой неодушевленности. Поскольку неучастниками коммуникации могут быть и люди, и неодушевленные предметы, то лексическое или грамматическое 3-е лицо способно указывать на тех и других.
Все лексические и грамматические значения лица взаимосвязаны между собой: 1-е лицо предполагает 2-е, и наоборот, а оба эти лица предполагают 3-е лицо, которое указывает на внешний по отношению к двум коммуникативным лицам «некоммуникативный мир». Как уже отмечалось выше, такая система грамматических значений лица отражает тот факт, что в коммуникативном процессе люди всегда говорят о событиях, связанных с говорящими, адресатными собеседниками или некоммуникативными участниками.
Специфика речевого общения обусловливает также взаимообратимость употребления показателей лиц: «тот, кого я определяю как «ты», сам мыслит себя в терминах «я» и, обращаясь в «я», превращает мое «я» в «ты» [Бенвенист 1974: 264]. Такая взаимообратимость употребления потенциально возможна и между 3-м и остальными лицами в косвенной речи, ср. Отец спросил сына: Ты сдал экзамен по физике? и Отец спросил сына, сдал ли он экзамен по физике; Я сказал, что я рад его приезду и Он сказал, что он рад моему приезду.
2) Отражение коммуникативно-этикетного эгоцентризма. Коммуникативно-этикетный эгоцентризм (в широком смысле слова) проявляется в установлении говорящим характера своих социальных и личных отношений, речевого поведения и контакта с другими лицами в коммуникативном процессе. Этот эгоцентризм отражается в наличии в языке принятых для данного социума семантических формул и средств общения, выражающих коммуникативно-социальную ориентацию говорящего и тем самым его социальное взаимоотношение с другими лицами в акте общения: устойчивых выражений (типа До свидания. Пока. Позвольте откланяться. Спасибо. Благодарю Вас), вежливого «вы» в значении 2-го лица ед. ч., дружеского и фамильярного «ты», обращений по имени или имени и отчеству, экспрессивно-оценочных суффиксальных образований от собственных имен, выражающих и характер социальных и личных отношений говорящего (ср., например, Екатерина – Катя – Катенька – Катюша – Катька – Катюха), и др. Особенно показательно отражение коммуникативно-этикетного эгоцентризма в японском языке, в котором оно имеет грамматический"характер, выражающий различные отношения социальной иерархичности между говорящим и другими лицами по признакам пола, возраста, служебного положения, сферы услуг, родства, приятельства, см. [Холодович 1979: 54—82].
3) Отражение пространственно-локализирующего эгоцентризма. Пространственно-локализирующий эгоцентризм проявляется в определении говорящим по отношению 1) к своему местонахождению степени пространственной удаленности предметов (явлений, событий) действительности или их перемещения (к нему/от него),
