В то время как для всех эддических героинь характерно, что они проявляют силу духа или силу чувства, выполняя то, что они осознают своим долгом, эддические герои, если и проявляют силу духа, то только своим презрением к смерти, тем, что они бесстрашно идут навстречу своей гибели. Однако это презрение к смерти они проявляют, не столько выполняя свой долг по отношению к кому-то, т. е. защищая или спасая кого-то или мстя за кого-то, сколько потому, что они осознают само по себе презрение к смерти долгом героя. Вообще же для героя обязательна не сила духа, а физическая сила. Что же касается силы чувства, то она, по-видимому, просто не подобает герою. Говоря языком современной науки, для героя характерна психическая импотенция. Вместе с тем в героических песнях слава, присущая горою, оказывается не столько чем-то благоприобретенным им в результате тех или иных подвигов, сколько чем-то внутренне присущим ему или даже заложенным в него с рождения. Поэтому то, что рассказывается в героических песнях о герое, оказывается подчас в некотором противоречии с его славой.
Герой, о котором всего больше говорится в эддических песнях, - Сигурд Фафниробойца. Предсказывая Сигурду его будущую судьбу, Грипир говорит, что он будет "велик, / как никто под солнцем", и станет "превыше / конунгов прочих, / щедр на золото, / скуп на бегство, / обличьем прекрасен / мудр в речах" ("Пророчество Грипира", 7). В той же песни Грипир говорит Сигурду: "Навеки прославится / между людьми, / бурю копий зовущий, / имя твое" (там же, 23, 5-8) и "здесь на земле, / под солнца жилищем, / не будет героя / Сигурду равного" (там же, 52, 5-8). Характерно, что все эти высказывания о превосходстве Сигурда над другими людьми - пророчества: слава лучшего из конунгов как бы присуща Сигурду еще до того, как он что-либо совершил.
Судя по тому, что прозвище Сигурда - "Фафниробойца", убийство дракона Фафнира - его самый славный подвиг. Но, как очевидно из того, что рассказывается в "Речах Фафнира", это убийство потребовало физической силы, но не было связано с каким-либо риском, т. е. не потребовало силы духа: Сигурд убил дракона не в бою, а из засады, он вонзил свой знаменитый меч Грам в сердце дракона, спрятавшись в яме, вырытой там, где дракон должен был, ничего не подозревая, проползать на водопой. Убийство это не было ни местью за кого-либо, ни выполнением какого-либо другого долга. Его единственным мотивом было желание завладеть золотом, на котором лежал дракон. При этом убийство Фафнира сопровождалось предательством: после того как Сигурд убил дракона, он убил и его брата Регина, т. е. того, с кем он должен был поделить золото. Между тем - это Регин научил его, как убить дракона, и обеспечил успех предприятия, выковав Сигурду его необычайно острый меч.
В песнях рассказывается также, что Сигурд убил сыновей Хундинга и тем отомстил за своего отца, Сигмунда. Но, как известно, месть за отца была долгом, невыполнение которого было позором. Не случайно о выполнении этого долга в песнях сообщается только мельком ("Пророчество Грипира", 9, и "Речи Регина", 26). Все остальное, что рассказывается о Сигурде в песнях, в еще меньшей степени свидетельствует о силе духа.
То, что он набрел на спящую валькирию (согласно некоторым песням она же - Брюнхильд), очевидно, просто дело случая. Тому, что он, сватаясь к Брюнхильд за Гуннара, своего побратима, и обменявшись с ним обличьями, проскакал через огненный вал, окружавший жилище Брюнхильд, он обязан, как следует из гл. 27 "Саги о Вельсунгах", своему коню Грани: после того как конь Гуннара не захотел прыгать через огонь, Сигурд уступил Гуннару своего коня, но под Гуннаром, т. е. не под своим хозяином, тот не захотел прыгать через огонь, а под Сигурдом прыгнул. Едва ли проявление силы духа и то, что во время трех ночей, проведенных у Брюнхильд, он не лишил девственности невесту своего побратима. Что же касается самой мены обличьями, то ведь по отношению к Брюнхильд она была просто обманом. Этот обман оказался роковым, потому что, показав. Гудрун, своей жене, обручальное кольцо, которое он получил от Брюнхильд после трех ночей, т. е. не удержавшись от того, чтобы похвастаться, Сигурд сам разоблачил обман и за свое хвастовство поплатился жизнью.
О том, как Сигурд женился на Гудрун, рассказывается только следующее: "Сигурду дали / казну и невесту - / юную Гудрун, / Гьюки дочь; / пиры и беседы / долгими были / у Гьюки сынов / и юного Сигурда" ("Краткая песнь о Сигурде", 2). А о его чувствах к ней в песнях вообще ничего не говорится.
Что же касается любви Сигурда к Брюнхильд (с которой он, согласно сказанию, был обручен до того, как женился на Гудрун, но забыл об этом, выпив напиток забвения, который ему дала Гримхильд, мать Гудрун), то о ней говорится только в предсказании Грипира, т. е. только как о чем-то, предстоящем Сигурду в будущем ("Лишит тебя счастья / ликом прекрасная / светлая дева, / что пестует Хеймир; / забросишь труды, / забудешь людей, / сна лишишься, / с ней не встречаясь", - "Пророчество Грипира", 29). Но в той же песни говорится дальше, что, женившись потом на Гудрун и вспомнив о своем обручении с Брюнхильд, Сигурд в противоположность Брюнхильд примирится со своей судьбой ("Клятвы ты вспомнишь, / но будешь безмолвен, / с Гуд-рун станешь / счастливо жить: / а Брюнхильд замужество / горьким покажется, / она за обман / искать будет мести" (там же, 45). Ни в каких других песнях ничего не говорится о чувствах Сигурда по отношению к Брюнхильд. Правда, в гл. 29 "Саги о Вёльсунгах", где, возможно, пересказывается какая-то несохранившаяся песнь, приводится длинная беседа Сигурда с Брюнхильд. Но в этой беседе он говорит Брюнхильд только, что не прочь "лечь с ней в одну постель", но в то же время убеждает ее в том, что Гуннар, ее муж, тоже не плохой конунг, и уговаривает ее примириться со своей судьбой и не кончать с собой. Таким образом, как и подобает герою, силы чувства он не проявляет ни по отношению к Гудрун, ни по отношению к Брюнхильд.
Не проявляет он и силы духа в смерти. Как рассказывается в прозе после "Отрывка песни о Сигурде", "все говорят единогласно, что убийцы нарушили верность ему и напали на него лежащего и не готового к защите". С этим согласуется и то, что говорится об убийстве Сигурда в песнях: "Убит был Сигурд / к югу от Рейна" (там же, 5, 1-2), "Надвое Сигурда / мы разрубили" (там же, 7, 3-4) и "Легко согласился / поспешный в поступках: / Сигурду меч / в сердце вонзил" ("Краткая песнь о Сигурде", 21). Правда, в той же песни говорится, что смертельно раненый Сигурд успел метнуть свой меч, рассекший убийцу надвое ("Надвое был / рассечен убийца, / прочь голова / отлетела с плечами, / рухнули ноги, / назад завалились" (там же, 23). Но ведь это скорее проявление физической силы, чем силы духа.
В отношении Хельги Убийцы Хундинга, другого героя, который тоже прославляется в песнях как "лучший из конунгов" и т. п., еще очевиднее, что его превосходство над другими людьми было заложено в него с его рождения, а не приобретено им в результате какого-то необыкновенного подвига. В одной из песней о Хельги прямо так и говорится: "Ночь была в доме, / норны явились / судьбу предрекать / властителю юному: / судили, что он / будет прославлен, / лучшим из конунгов / прозван будет" ("Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга", 2). Его прозвище (Убийца Хундинга) свидетельствует о том, что убийство Хундинга - самый славный его подвиг. Но об этом убийстве в песнях рассказывается только вскользь ("Вождь недолго / с войною медлил, / пятнадцать зим / исполнилось князю, / когда убил он Хундинга Храброго, / властителя многих / земель и людей" - там же, 10) или иносказательно ("Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга", 8-11) и не сообщается, что в этом убийстве было героического и почему именно это убийство, а не многие другие, совершенные им, прославили его.
Так же как и смерть Сигурда, смерть Хельги не оказалась для него поводом для проявления бесстрашия перед лицом смерти, т. е. героической силы духа. В прозе после строфы 24 "Второй песни о Хельги Убийце Хундинга" говорится: "Даг встретил Хельги, своего зятя, у рощи, которая называется Фьётурлунд. Он пронзил Хельги копьем. Хельги пал". Не случайно о его смерти рассказывается только в прозе. Также и о смерти другого Хельги, героя "Поспи о Хельги сыне Хьёрварда" рассказывается только в прозе: "Там была великая битва, и в ней Хельги получил смертельную рану". Но этот Хельги все же успевает, умирая, завещать свою невесту своему брату: "Свава, невеста, / прошу я, не сетуй! / Если меня / послушаться хочешь - / Хедину ты / ложе постелишь, / конунга юного / будешь любить" ("Песнь о Хельги сыне Хьёрварда", 41).
Есть, однако, в песнях "Эдды" и такие герои, для которых смерть - их героический подвиг: перед лицом смерти они проявляют презрение к ней, т. е. героическую силу духа.
Так, несмотря на то что Гудрун предупреждает своих братьев Гуннара и Хёгни о том, что Атли, ее муж, приглашает их к себе со злым умыслом ("Песнь об Атли", 8, и "Речи Атли", 2-4) и жены Гуннара и Хёгни видят злые сны, предвещающие гибель их мужьям, и отговаривают их от поездки ("Речи Атли". 9-28), Гуннар все же решает ехать: "Фьёрнир, вставай! / Пусть вкруговую / ковши золотые / пойдут по рукам! / Пусть волки наследье / отнимут v Нифлунгов - / серые звери, - / коль я останусь! / Пусть мирные хижины / станут добычей / белых медведей, / коль в путь я собрался; / похоже, что смерть / суждена нам скоро" ("Речи Атли", 29). Очевидно, что Гуннара и Хёгни побуждает отправиться в поход, который сулит им смерть, не чувство долга по отношению к кому-то (месть за кого-то и т. п.) и не жадность (отправляясь к Атли, они, напротив, рискуют потерять то золото, которое досталось им после смерти Сигурда), а исключительно желание проявить свое презрение к смерти. Но вместе с тем очевидно, что проявлять свое презрение к смерти так (т. е. с современной точки зрения совершенно бессмысленно) осознавалось как долг героя.
