Вот поэтому оно и истинно, достойно доверия, справедливо; поэтому оно и дает жизнь — и это только несколько качеств Божьего слова, описанных в Пс. 118.
Обличая народ Иудеи в непослушании, Михей говорил, что образ жизни его непростителен, ведь незнание законов не освобождает от ответственности, а социальные и личные нормы поведения были придуманы не ими. Кроме того, усердие в религиозных ритуалах и жертвоприношениях также не снимает с них вину, если они не могут соблюсти главного, такого явного в Божьем откровении:
О, человек! сказано тебе, что — добро
и чего требует от тебя Господь:
действовать справедливо, любить дела милосердия
и смиренномудренно ходить пред Богом твоим.
(Mux. 6, 8)Таким образом, хотя ветхозаветная этика и не состоит исключительно из повиновения словам Божьего откровения, тем не менее, без послушания обойтись нельзя. Слова и дела Бога говорили сами за себя, и ответ Израиля должен был явиться своевременно.
Понятие откровения, безусловно, проблематично для некоторых ученых и богословов, которым не нравится идея о трансцендентных истинах и законах, открытых Богом, истинах и законах, направляющих веру и поступки. Это не соответствует их мировоззрению, их предположениям об отношениях Бога с людьми на протяжении истории. Некоторые и вовсе отрицают любую идею об откровении и, соответственно, его авторитете в вопросах этики и говорят, что это, мол, посягает на нравственную автономию человека или, по меньшей мере, расходится с понятием зрелости человека (напр. Rodd, Glimpses). Другие не могут принять откровение как основание лишь для ветхозаветной этики из–за сложных в нравственном плане текстов, с которыми мы сталкиваемся при любом серьезном изучении Ветхого Завета.
Если же Бог открыл все это, что это говорит о нем? Что это означает для нас, живущих совершенно в иное время? Что дает нам Новый Завет, который, будучи также откровением Божьим, в некоторых местах явно упраздняет Ветхий? Более подробно эти вопросы я рассматриваю в четырнадцатой главе. На данный момент важно одно: в ветхозаветные времена израильтяне верили, что их моральные права и обязанности зависели не только от действий Господа, но и от его слов.
Мы видели, что развитие ветхозаветной этики происходит главным образом благодаря историчности рождения, укоренения и поддержания веры израильтян. Они верили, что их Бог, Яхве, действовал и продолжает действовать в истории. Поэтому и сами события, и их последовательность приобретали этическое значение. В связи с этим в Израиле получил развитие жанр литературы, известный как пророческое историческое повествование. Обычно к этому жанру относят следующие книги: Иисуса Навина, Судей и книги Царств. Эту часть
Писания иногда также называют второзаконнической историей из–за того, как в ней отражены богословие и этика Второзакония.
Историков, написавших книги Ветхого Завета, иногда нелестно называют моралистами. Но все же значение их труда для этики огромно. Они собирали, отбирали, редактировали и комментировали многолетнюю историю Израиля, исходя из последовательных богословских и этических критериев. Они смело давали нравственную оценку событиям и поведению людей. Они сохранили последовательное описание истории нескольких столетий, отмечая события, их развитие и направление, чтобы потом дать им объяснение. Некоторые ученые полагают, что заслуга в изобретении исторического жанра в литературе по праву принадлежит не грекам, а евреям.
Еврейский канон называет вышеупомянутые произведения книгами ранних пророков (поздними пророками были Исайя, Иеремия, Иезекииль и книга Двенадцати), а это свидетельствует о том, что их слова воспринимали как слова Бога. Нравственные комментарии описываемых в них событий давались от его лица. Это не значит, что они вечно поучали, отнюдь нет. На самом деле еврейские историки часто представляли историю, уклоняясь от комментариев, позволяя читателям сделать собственные выводы (которые не всегда лежат на поверхности). Но их нравственное влияние остается именно потому, что Бог продолжает действовать в истории, — явно или за кулисами — инициируя, реагируя, направляя и участвуя в событиях.
В своей уверенности в том, что все события находятся во власти Господа, израильские историки смогли избежать двух крайностей. С одной стороны, божественное полновластие они представляли так, что при этом не отвергались нравственная свобода и ответственность человека. Здесь показательна история об Иосифе. Несомненно, рассказчик хотел обратить внимание читателя на связь всевластия Бога и нравственного выбора человека. С точки зрения последнего, это повествование показывает решения человека, одни из которых хороши, другие не очень; в каждом случае в своих поступках люди руководствуются собственным выбором. Это применимо ко всем персонажам: к Иакову, Иосифу и его братьям, Потифару и его жене, фараону, а также товарищам Иосифа по темнице. Однако в конце рассказа Иосиф признает полновластие Бога, спасительные намерения которого направляли весь рассказ: «Вы (братья Иосифа) умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей» (Быт. 50, 20). Это — замечательное высказывание о взаимосвязи между божественным всевластием и человеческой свободой. Действия братьев Иосифа были вольными, но морально ущербными. То, что Бог обратил эти поступки в добро, ни в коей мере не делает их добрыми. Стремление Бога к достижению своей цели на протяжении этих событий также не снимает с братьев вину. В то же время ни злые умыслы братьев, ни неудачи, постигшие Иосифа в Египте, не могли помешать намерениям Бога, действовавшего невидимо. Более того, заключительные слова Иосифа о том, что Бог все время действовал во благо, не означают, что все действия Иосифа в прошлом безупречны. Мы восхищаемся его силой воли в истории с женой Потифара. Но что сказать о спасении Египта ценой порабощения всего населения этой страны? Спасение человеческой жизни — это, конечно, хорошо. Но разве средства, которыми он этого достиг, не были по сути жестокими? Повествование представляет одни только факты, а нравственной оценки не дает.
С другой стороны, уверенность израильских историков в том, что человек несет ответственность за свои поступки, не привела их к этическому релятивизму, где нравственность каждого поступка определяется ситуацией, в которой он был совершен, без каких–либо объективных критериев оценки. Они передавали истории, в которых ситуация подталкивала героя к поступкам, идущим вразрез с моральными принципами. Рассказ о встрече Давида с Саулом в пещере хорошо это показывает (1 Цар. 24). Обстоятельства сложились так, что Давиду представилась идеальная возможность покончить с Саулом. Давид уже знал, что помазан на царство, а его люди предлагали ему расценивать такую удачу как дар Божий для низложения Саула (1 Цар. 24, 4). Их доводы, с первого взгляда основанные на вполне благочестивом богословии, были очень заманчивы. Тем не менее, Давид отказался погубить Саула, веруя в неприкосновенность помазанника Господня независимо от того, друг он или враг (1 Цар. 24, 6–7). Одних сложившихся обстоятельств было недостаточно, чтобы указать на верный путь, хотя некоторые и полагали, что все устроено Господом (1 Цар. 24, 10.18). Сама по себе ситуация не определяла действия Давида, не делала правильный выбор столь очевидным, как считали его соратники. В своем решении Давид руководствовался важным моральным принципом, который он извлек из действий Бога в прошлом.
А прошлое и будущее были важными нравственными измерениями израильского восприятия истории. Израиль, как упоминалось выше, был сообществом воспоминания и надежды. На богословском языке мы могли бы назвать это искупительным и эсхатологическим измерениями истории Израиля.
Искупительная сторона основывалась на убеждении, что Бог избавлял свой народ могущественными делами и судами над его врагами. Мы уже рассмотрели эту черту Ветхого Завета, особо подчеркивая нравственную ее сторону, приносящую плод благодарности и послушания народа.
Эсхатологическая сторона истории — это вера в то, что искупительные дела Бога вершились ради далекого будущего. Израиль возник не просто так. Он был «вызван к существованию» на основании Божьего обетования Аврааму, определяющим фактором которого было намерение Бога благословить все народы земли. Это также можно назвать миссионерским измерением религии Израиля[12] или, в рамках ветхозаветной этики, телеологическим измерением. Телеология — это изучение целей, планов, замыслов. Израиль верил в Бога, преследующего определенную цель в истории. Именно так себя показывает Господь. Одно его только откровение своей личности Моисею дает начало великому плану искупления, о котором предвещалось ранее. Это измерение этической миссии Израиля (миссии быть светом для народов) будет рассмотрено во второй главе, в разделе, где речь пойдет об отличительности Израиля и о том, как это отражалось на жизни израильского народа. Сейчас же достаточно только отметить, что в своих поступках и нравственных оценках Израиль руководствовался убеждением в существовании прошлого, которое не могло не отражаться в жизни нации (Божье избавление Израиля из Египта), и будущего, ради которого они были призваны как народ (благословение Божье для всех народов), — и все это в рамках полновластной воли Господа Бога. Более поздние видения некоторых пророков говорят о таком будущем, где навсегда будет покончено со всяким злом, о будущем времени, которое ознаменует начало эпохи мира, справедливости и гармонии между Богом и всем его творением. Примечательно, что ветхозаветное представление о будущем (эсхатология) имеет сильную этическую составную. А ветхозаветная этика, основанная на истории и направленная на обновление творения, удобно расположилась между благодатью и славой.
