В позднейшем применении своем к прославлению домохозяев изменяется тот же мотив на песнь:
…Три терема стоят:
Первый терем — красно солночко,
Второй терем — ясный месяц,
Третий терем — часты звезды.
Первый терем — хозяин в дому,
Второй терем — хозяюшка в дому,
Третий терем — малые детки, и пр.
Подобно как в приведенной выше песне солнце представляется выглядывающим из окошечка, соответствует этому представлению в былинах косящатое окошечко, из которого выглядывает то Владимир Красное Солнышко Киевский, то царевна красна-девица. Окно, собственно, око дома; через него проникают первые лучи восходящей зари во мрак каменной палаты, точно так же как заря филологически сродна взору, то есть: заря — первый взгляд восходящего солнца, почему, по «Голубиной книге», заря произошла от очей Божьих. Преследуемый Ведьмой, Иван-царевич подъезжает к терему солнечной сестрицы: «Солнце, солнце, отвори оконце», взывает он; солнцева сестрица отворила окно, и царевич вскочил в него вместе с конем. Царевна-лягушка, призывая себе на помощь буйные ветры, отворяет окно и через окно дает свои чародейные приказания. Вообще окно есть переходный пункт от мрака к свету.
Таким же выходом из баснословных подземелий на свежий воздух и Божий свет является нередко зеленый сад как противоположность запертых, душных палат и постоянно служит эмблемой вечноцветущей природы — весны и лета.
Уже в греческой мифологии встречаем мы знаменитый сад Гесперид с золотыми яблоками, охраняемыми страшным драконом Ладон, которого Геркулес принужден был убить для того, чтобы овладеть чародейным яством; точно так же и в наших сказках охраняет (или крадет) эти плоды жар-птица или многоглавый змей, которого побеждает наш туземный богатырь Иван царевич. В этих садах находятся и выходы из подземных царств вечного мрака, и сады эти являются, таким образом, как бы выходом из грозного периода зимы и холода на свежий весенний воздух и олицетворяет плодотворную теплоту светящего солнца.
Весна неразрывно связывается в понятиях человека с любовью в обширном смысле всеоплодотворяющей жизненной силы; вот почему сказочная героиня так настойчиво просится у своих родителей в сад погулять… но вдруг набегает туча, слетает орел или сокол и увлекает с собою красавицу:
По саду, саду зеленому,
Ходила гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна.
Она с камени скочила на лютаго на змея:
Обвивается лютый змей около чобота зелен-сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну —
А втапоры княгиня понос понесла.
Еще яснее выражается значение сада в валахской сказке, приведенной г. Буслаевым: королевская дочь в ней представляется такой несказанной красотой, что в саду цветы перед ней наклонялись, птички в кустах благоговейно замолкали, и даже рыбы выплывали из воды, чтобы полюбоваться ею; раз в этом саду незнакомая женщина подала ей букет душистых цветов; возвратившись домой, она поставила их в воду, и вода от них приняла пурпурный цвет, с золотыми и серебряными искрами; она выпила эту воду и от нее забеременела богатырем Флорианом. Менее баснословен является рассказ Марфы Петровны в песне о Михаиле Казаринове о ее похищении тремя Татарами; но все же и в этой песне лежит в основе то же предание:
Я вечор гуляла в зеленом саду (говорит она)
С своей матушкой-сударыней,
Как издалека из чиста поля, как черные вороны,
Налетывали, набегали тут три Татарина-наездника,
Полонили меня красну девицу.
Соловей Будимирович выстраивает свои чудесные терема в саду Забавы Путятевны, его невесты, а Димитрий-царевич под именем дурака Плеша Плешовича ломает старые и созидает новые сады в одну ночь.
Саду, по-видимому, соответствует в космогоническом значении света и плодородия широкое раздолье чистого поля и заповедные луга, куда ездят наши киевские богатыри стрелять гусей, белых лебедей для княжеского стола; на этом чистом поле встречается и бел-шатер, где отдыхают наши молодцы, а иногда и застают спящих своих обручниц-супротивниц, которых они берут за белы руки и везут прямо в Киев-град принять чудные венцы и попировать у ласкового князя Владимира.
Конечно, много еще в мире наших простонародных сказок для нас непонятного и необъяснимого, много эмблем и аллегорий, еще нами не разгаданных; но если верен взгляд наш на древнейшее значение русской сказки вообще, мы убеждены, что чем более станет расширяться круг наших сведений по этой части народных преданий, тем яснее и тверже выступят перед нами основные начала их космогонического мифа. К этому разоблачению мифического смысла древних сказок немало содействовать могут и филологические исследования, и весьма вероятно, что многие предметы, имена и сверхъестественные образы сказочного мира только и могут быть объяснены путем сравнительного языковедения. Так, например, появление киевского князя Владимира в «Голубиной книге» и в былинах исторической эпохи объясняется словосозвучием его имени с древнейшим божеством нашего язычества Болотом или Волосом. Мы убеждены, что и преимущественное употребление имени Ивана для обозначения сказочного, героя, дурачка и царевича, не чистая случайность, не каприз народного воображения, но имеет свою причину также в каком-нибудь словосозвучии этого имени с древнейшим прозвищем бога-богатыря солнечных лучей. Самые слова богатырь и бог в близком филологическом сродстве между собою, так что, подобно как в языке, так и в самом рассказе богатырь заменяет бога, и имя Ивана заменяет, вероятно, личное имя забытого божества.
Только новые труды и открытия по этой части народности нашей могут доказать со временем, насколько основательно и верно данное нами в этой статье объяснение древнейшего, коренного значения русских сказок и былин.
Иван-царевич — могучий русский богатырь[168]
Тип народного богатыря Ивана-царевича стоит на рубеже периода доисторического мифа и эпохи определившейся уже народной жизни. Он прямое божество дня и света древнего язычества, и в то же время в нем чувствуется православный русский богатырь Владимирского эпоса; в нем слышится отголосок древнейшей басни про Озириса, Вакха и Адониса, и в то же время он и представитель русского земства со всеми его сословными подразделениями.
Эпическая былина выросла на почве сказочного мифа, вставляя в рамки древнейшего баснословного рассказа свои частные народные предания и исторические воспоминания. Цель и смысл древнейшего предания — изъявление какой-нибудь мировой стихийной истины, выраженной иносказательно под оболочкою подвигов и приключений баснословных героев. Но как скоро человек забывает этот символический смысл древнего мифа, он применяет памятную ему основную ткань рассказа к действительности его бытовой народной и исторической жизни, и тот же рассказ принимает в его глазах совершенно новый смысл и новое значение. Такое постепенное изменение цели и значения общего рассказа и применение его к новым понятиям и стремлениям развивающегося человечества оставляют необходимо и на самом рассказе несомненные признаки его видоизменяющейся жизненности.
Собственно, так называемая сказка происходит в тридевятом царстве, в тридесятом государстве и, следовательно, тем самым и лишена уже не только географической определенности, но даже и всякой народности. Самые действия и действующие лица этих сказок, представляя только общую форму и наружный образ человека и его земной жизни, лишены всякой особенности быта и вероисповедания, нравов и обычаев, времени и местности, и все же в этом неопределившемся общечеловеческом рассказе уже чувствуется отчасти переходный путь к позднейшим повествованиям о православных богатырях русского земства, в самом имени сказочного героя Ивана-царевича и в прозвище его могучим русским богатырем.
Древнейшая обстановка Ивановских преданий носит на себе признаки кочевой жизни зверолова, не знакомого еще с оседлостию земледельческого быта. Иван часто нанимается в конюхи и пастухи, он разъезжает по дремучим лесам, кормится звериной охотой и сторожит табуны Бабы-Яги, но решительно нигде не является пахарем, хотя и носит часто прозвище крестьянского сына. Только в немногих сказках встречаются темные намеки на плодоводство и огородничество, как будто указывая нам этим, что плодоводство у нас явилось раньше земледелия. В особенности играют важную роль в этих рассказах яблоки, хотя и золотые, а иногда и отцовский горох, который Иван по ночам сторожит от разных чудесных журавлей, жар-птиц и других баснословных животных. Есть еще и рассказы про чудесные сады, которые герой наш иногда в одну ночь рассаживает,[169] или где растут разные чародейные золотые и серебряные плоды.
