Например, Хейердал пересказал поразительное предание об одном островитянине: Александр Салмон, таитянец наполовину, который жил на острове в конце XIX века, утверждал, что люди Хоту Мату приплыли на двух больших двойных каноэ. Их было около трехсот человек, и двигались они с земли, расположенной в направлении восходящего солнца; они приплыли с группы восточных островов под названием Марае-тое-хау (Место Погребения), из очень жаркой страны.
По мнению Хейердала, эти первые южноамериканские поселенцы привезли на остров ряд растений, включая батат, торомиро, тростник, чилийский перец, хлопок и бутылочную тыкву. Он всегда был уверен, что тростник (Scirpus riparius) – растение, преобладающее во всех трех кратерных болотах, – идентичен своему собрату в Перу; он заявлял, что анализ Олафа Селлинга (до сих пор не опубликованный) определил, что пыльца этого растения вдруг начала осаждаться во время раннего периода появления на острове людей и соединилась с частичками сажи. Он также заявлял, что тростник и таваи (Polygonum acuminatum, другое водяное растение) должны были быть привезены людьми, потому что они вырастают не из семян, а из новых побегов на корневых отпрысках.
Хейердал годами составлял список инструментов и предметов, найденных на острове Пасхи, которые он считал характерными для Нового Света (хотя и необязательно принадлежащих к какому-то одному археологическому комплексу), но которые редко встречались или вовсе отсутствовали в Полинезии. Например, каменные плиты, каменные ступки для мелкого помола, базальтовые чаши, каменные кирки, каменные рыболовные крючки и иголки из косточек. Он также считал, что именно цивилизация Южной Америки была вдохновляющим источником каменных работ и статуй на острове Пасхи. В частности, предполагалось, что огромный фасад из близко подогнанных блоков в Аху Винапу I похож на стены инков в Куско, Перу; и коленопреклоненная статуя «Тукутури» (плита III), обнаруженная на склоне Рано Рараку в 1955 году экспедицией Хейердала, часто сравнивалась с такими же статуями с Тиауанако; предполагалось, что она является ранним прототипом, от которого возникли более классические статуи на острове, которые тоже сравнивают со стоящими в полный рост статуями с Тиауанако. Правда, сам Хейердал однажды написал, что классические моаи «не имеют никакого сходства со статуями… на континенте, расположенном к востоку от острова». Он рассматривал подобранные каменные блоки острова Пасхи как сооружения Раннего периода, отличающиеся от любых известных полинезийских видов архитектуры («ни один полинезийский рыбак не был способен задумать, тем более построить, такую стену»); и считал, что три нетипичных вида статуй на острове характерны для доклассического Тиауанако (головы из валуна, прямоугольные колонны с человеческими чертами и коленопреклоненные фигуры). Хейердал неоднократно указывал на огромное сходство между статуями на Маркизских островах XVI века и статуями св. Августина в Колумбии (дата неизвестна, возможно, первые века нашей эры), невзирая на расстояние и хронологию, хотя ни одна из этих групп не имела определенного сходства с материалом с побережья Эквадора, который лежит между ними, и разделяющими их 4500 км открытого моря! Более того, в том, что касается архитектуры домов, он увидел две традиции в их строительстве на острове Пасхи. По его мнению, полинезийцы возводили строения, по форме напоминающие лодку, из столбов и тростника, а американские индейцы строили более сложные сооружения с выступами.
По непонятной причине Хейердал также считал деревянную резьбу на Рапа Нуи не полинезийской по вдохновению и мотиву, особенно «худую длинноухую мужскую фигуру, с крючковатым носом, напоминающую козла». Хотя он и упоминал, что эта резьба относится к Позднему периоду (к этому времени полинезийцы уже прибыли на остров), он настаивал на том, что предметы свидетельствуют о нетипичных элементах, оставшихся со Среднего и даже Раннего периодов. Довольно странно, что он считал копье (гарпун) из обсидиана (матаа) имеющим большое сходство с инструментами из Перу и Анд, хотя они не встречались до Позднего периода. Он поддержал предположение, выдвинутое Эдвином Фердоном о том, что четыре отметины размером с чашку на скале в Рано Кау были солнечной обсерваторией, приводя это в качестве доказательства их солнцепоклонничества, чуждого остальной Полинезии и привнесенного из культур Нового Света.
Дальнейшие доказательства Хейердал получил из языка жителей острова Пасхи; например, островитяне называли батат kumara, что близко пан-полинезийскому слову kuumala, которое произошло от южноамериканского слова cumar. Он отмечал, что и Рутледж, и Энглерт слышали фрагменты непонятного древнего языка, но даже сами островитяне не могли понять этих слов в то время, когда миссионеры поселились на острове, так что они не были записаны. Хейердал считал, что этот древний язык пришел из Южной Америки; он верил, что родные языки Тиауанако и южного Перу оказались под влиянием языка инков задолго до того, как они могли быть записаны, и поэтому невозможно найти лингвистические доказательства миграций с материка в Полинезию в период, предшествовавший инкам.
Что касается «манускрипта» Ронгоронго, сохранившегося на нескольких деревянных дощечках, Хейердал пытался показать некоторую связь между ним и несколькими южноамериканскими письменами: например, он упоминал о картине, написанной индейцами из Панамы и северо-западной Колумбии, которые раскрашивали деревянные дощечки, на которых записывали песни. Он также указывал на примитивные системы письма, найденные у ранних (послеколумбовых) племен аймара и кечуа в районе озера Титикака, которые как и Ронгоронго использовали систему «бустрофедон», в которой направление строк меняется на противоположное, так что в конце каждой строки нужно переворачивать дощечку вверх ногами. Подобным образом он сравнивал только выборочные мотивы и знаки, взятые из богатой наскальной живописи, и письма со скал острова Пасхи, со всей росписью монолитных ворот в Тиауанако, включающей сомнительные идеограммы.
В своей работе по физической антропологии Хейердал указывал на то, что скелетный материал, которым мы располагаем, относится исключительно к поздним периодам, когда полинезийцы уже обосновались на острове. Таким образом, остается открытым вопрос, к какой расе принадлежало население, жившее здесь ранее. Тем не менее он заявлял, что анализы скелетного материала, сделанные американским антропологом Джорджем Джилом, выявили «черты, которые отклонялись от полинезийской нормы: например, челюстные кости многих черепов были искривлены, напоминая кресло-качалку, – не полинезийская черта, свойственная туземному населению Америки».
Хейердал потратил десятилетия, подбирая доказательства, которые могли бы поддержать его теорию культурного превосходства американских индейцев. Подтверждается ли она при ближайшем рассмотрении? Тщательное исследование показывает слабые места в его вроде бы убедительных доводах; как мы увидим, он опирался на выборочное использование фактов, что привело к неправильным выводам.
«Кон-Тики» – скрытые факты
Хотя путешествие «Кон-Тики» оказалось во многом захватывающим и смелым предприятием, оно не смогло убедительно доказать, что Полинезия была впервые колонизирована выходцами из Южной Америки. «Кон-Тики» была сделана по типу судна, разработанного перуанцами только после того, как испанцы ввели использование парусника. Доисторические перуанцы путешествовали на маленьких плотах, сооруженных из трех бревен, но подталкивали их веслами; они также использовали плоты, связанные тростником, и плоты из надутой тюленьей кожи – что подтверждают тысячи доисторических изображений; но никогда не было найдено изображений большого плота, или каноэ, или парусника. В 1990-х годах на раскопках в перуанском месте Тукуме Хейердал обнаружил глиняный рельефный узор, относящийся к культуре Чиму (1100 – 1200), который он после долгих раздумий интерпретировал как изображение большого судна. И стал доказывать, что некий перуанский король послал 20 000 человек на целой армаде больших кораблей, которые отправились бороздить океан, чтобы найти остров Пасхи!
В действительности на всем перуанском побережье не было известного нам доисторического судна, «чья команда могла бы выдержать длительное морское путешествие». На пустынном берегу Перу не имелось деревьев, необходимых для постройки плотов и каноэ. В южной части Чили существовали каноэ, обшитые тремя слоями досок, но и здесь тоже не использовали парус, а подталкивали веслами и дрейфовали по течению.
Биттманн описывает простую модель деревянного плота, составленного из пяти частей, которая была найдена во время археологических раскопок в Каньямо на севере Чили, относящуюся к VIII веку. Это наиболее раннее археологическое доказательство возможного существования небольшого предшественника сложных бальсовых плотов, известных со времен первых европейских контактов с северным Перу и Эквадором. Но Биттманн не верит, что на подобном маленьком плоте можно было совершать длительные плавания в открытом море. Береговые суда вполне могли и ранее существовать в этих регионах Южной Америки, и могли появиться там независимо, но, как бы то ни было, можно привести веские доводы в пользу того, что именно Полинезия повлияла на начало использования в Эквадоре плотов, пригодных для океанских плаваний, с треугольными парусами, таких как в Мангареве.
