Городовой в зимней форме (1884 г.).
«По всему городу происходит деятельная ловля тараканов, ядовитых пауков и смрадных тарантулов. Их вытаскивают из темных щелей, выводят на улицу и под свист и крики толпы ведут к Думе», — сообщила в начале марта 1917 г. газета «Утро России». Нет, это не заметка из раздела «Происшествия» о разбежавшейся коллекции жучков и паучков, это эпитафия московской полиции. В модном в те дни стиле революционной журналистики репортер пояснял читателям «энтомологию»: «Тут полицмейстеры, приставы, околоточные, жандармы, сыщики и «всякие агенты».
— В солдаты их, негодяев! — неистово требует кто-то.
— В какие солдаты? Их-то? Армию поганить? В рабочие команды, в арестантские роты! Пусть дороги строят да мостовые мостят.
— Пра-авильно».
Вот так вместе с самодержавием пришел конец российской полиции. И ничего не попишешь — XX век — эпоха великих потрясений, хотя для современников приход этого столетия ничего особенного не предвещал. Поначалу жизнь для большинства, москвичей, как и в XIX в., продолжала свое течение размеренно, в привычном русле. Новое пока что входило в обиход постепенно и прекрасно уживалось со старым. Многоэтажные дома соседствовали со старинными особнячками, трамваи, бывало, двигались по одним рельсам с конкой, в одном уличном потоке ехали автомобили и извозчики.
Московская полиция, реформированная вместе со всей Российской империей, несла службу по утвержденным в 60–80-е гг. уставам и правилам. Сложившаяся система, казалось, действовала без сбоев: городовые стояли на улицах, уже одним своим бравым видом внушая уважение к правопорядку; околоточные приглядывали за обывателями, приставы руководили городовыми и околоточными.
Однако первое же серьезное испытание — революция 1905–1907 гг. — показало, что органы правопорядка в целом и московская полиция в частности оказались не готовы действовать в чрезвычайных обстоятельствах социального взрыва. Закостеневшая организационная структура не позволяла адекватно и своевременно перестраивать работу правоохранительных органов. Во время Московского восстания городовые продолжали заступать на ночные посты в одиночку, хотя для них это было смертельно опасно. Противостоять нападению боевиков из рабочих дружин, действовавших группами, могли только патрули из нескольких человек. Однако увеличить количество полицейских на улицах не позволяли штаты, рассчитанные на мирное время. Только декабрьские уличные бои и очевидные трудности восстановления прежнего порядка заставили руководство МВД увеличить число полицейских в Москве.
«Честью просим!» — полицейские расчищают дорогу в толпе. Реклама граммофонных пластинок фирмы «Зонофон» (рис. из журн. «Будильник». 1909 г.).
Так же обстояло дело с оружием — его просто не хватало, а для получения потребного количества градоначальнику пришлось пойти на прямое нарушение закона. Аналогично пришлось ему действовать, чтобы изыскивать средства для материального награждения подчиненных. В отличие от чиновников МВД, он понимал абсурдность ситуации: полицейские, забыв о сне и отдыхе, дежурили сутками, рисковали жизнью под пулями революционеров, а им платили все ту же зарплату мирного времени. Да еще бранили последними словами все, кому не лень, а либеральная печать вообще смешивала их с грязью. Например, в 1906 г. всего за 6 копеек можно было приобрести книжечку «Наша полиция» и прочитать в ней следующее:
«Полиция. У кого из русских граждан не закипает гневом сердце при одном только этом слове? Кто хоть раз в своей жизни не сталкивался с полицейским произволом и самовластием? Кто не страдал от обид, оскорблений и злоупотреблений, причиненных полицией, уверенной в своей безнаказанности! Полиция избивала русских людей по участкам, в сырых и холодных арестантских помещениях. Переломанные ребра, кровоподтеки — вот с чем обыкновенно уходил обыватель из участка. Но некоторые были менее счастливы — и простились навсегда с жизнью в этих местах пытки. По поводу смерти таких арестантов в полицейских протоколах писалось, что «смерть последовала от самоубийства», или что-либо подобное; если же газеты пытались взяться за разоблачение этих преступлений, то они наталкивались обыкновенно на запрещение писать об этом, подкрепляемое угрозой всяких кар. И благодаря бесправию и безгласности русского общества — сколько таких преступлений осталось нераскрытыми, погребенными навсегда в полицейских застенках. Те же преступления, которые выплывали, несмотря на всевозможные запрещения, на свет божий, оказывались настолько ужасными, что заставляли сердце сжиматься от боли».
«Первое русское товарищество вязальных машин». Сатирическая реклама (кар. из журн. «Будильник». 1907 г.).
Анонимный автор брошюрки не преминул указать на еще один недостаток, присущий российской полиции начала XX в.:
«Но если для бедных и угнетенных у полиции есть только кулаки и «холодные», то для власть имущих и богатых она расточает самую любезную предупредительность. Чего она только не сделает за приличное вознаграждение: обойдет закон, явно его нарушит, закроет глаза на очевидное преступление. […] Взяточничество чрезвычайно широко распространено среди полицейских чиновников, — настолько широко, что наряду с прочими недостатками нашей полиции даже не считается особенно большим грехом. Берут от верху до низа, внизу — пятаками, а наверху сотнями рублей. Рублевка спасает русского гражданина от многих неприятностей. […] Взяточничество считается настолько обычной вещью в полицейском мире, что, например, околоточные одного города говорят открыто в своем заявлении о распространенности взяточничества среди них. Они объясняют это тем, что иначе им было бы трудно жить при их маленьком жалованьи».
Пафос «Нашей полиции» во многом напоминает публицистические статьи эпохи реформ середины XIX в., только примеры полицейского произвола были из нового времени. Да и заканчивался текст «оригинальным» выводом:
«Вообще деятельность полиции надо поставить в известные, строго определенные законом, пределы. Только при этих условиях полиция не будет служить для разных проходимцев средством порабощения русского народа. Полиция на службе у народа, а не полиция против народа, — вот что надо провозглашать повсеместно».
Как ни странно, но полицейские, превратившиеся в объект форменной охоты со стороны революционных террористов, до предела ошельмованные в печати, оказались стойкими, верными присяге бойцами. Современница писала о них: «Полицейские чины и чины жандармских управлений, начиная с градоначальников и кончая сотнями городовых и нижних чинов, всюду истреблялись самыми бесчеловечными способами, и взрывчатыми снарядами, и серной кислотой, и пулями, направленными или из-за угла, или из глубины жилых помещений, — и безропотно гибли эти служаки только за то, что твердо и безбоязненно исполняли свой долг, который возлагала на них их служба.
А дикари, наивно мнившие себя не только интеллигентами, но и либералами, не только не возмущались этой бессмысленною, кровавою бойней, но и приходили в восторг, узнавая о каждом новом убийстве, чествуя, как героев, бесчеловечных убийц и отчисляя к черной сотне всех тех, кому эта братоубийственная война надрывала сердце».
Возможно, будь служащие полиции менее преданны долгу, самодержавная власть стала бы энергичнее проводить реформу органов правопорядка. В реальности вопрос о преобразовании полиции был поставлен в 1906 г., но его обсуждение затянулось на целых семь лет. Все эти годы полицейские с надеждой следили за ходом формирования программы улучшения условий их службы, благо материалы об этом постоянно публиковали на страницах газет и журналов. Особое место среди них занял выходивший в Москве «Вестник полиции» — первый в России журнал, посвященный деятельности полиции. Сначала его выпускала группа частных лиц, а с 1909 г. он стал официальным изданием Министерства внутренних дел.
Ангел-хранитель. Везде и всегда до конца жизни (кар. из журн. «Будильник». 1906 г.).
Московская полиция, выстояв во время революции с огромным напряжением сил, с наступлением мирных дней снова оказалась в кругу нерешенных проблем. Среди них прежде всего надо отметить недостаточное финансирование, как со стороны МВД, так и со стороны городского управления. Устаревшая система двойного денежного потока — жалованье полицейским шло из казны, а хозяйственное содержание и вооружение обеспечивали городские власти, — приводила к неразберихе и взаимным претензиям.
Взять хотя бы полицейские участки — места, где располагались канцелярии приставов, караульные помещения, камеры для задержанных, приемные покои для подобранных на улицах больных. Специальных зданий для них не строили и, если не находилось подходящего казенного строения, нанимали дом у частного владельца.
