Вечером пришел Ухань. Он был крайне взволнован. Опьяненные властью деревенские проходимцы нацелились на него и его скромное состояние. Его шурина, мягкого и безобидного парня по имени У Си-ха, повесили на дереве по доносу его жены, которая невзлюбила мужа за врожденную половую слабость. Новость эта меня потрясла. Я уговорил Уханя немедленно ехать обратно и не утруждать себя моими проводами. Мы с большим чувством попрощались. Мой друг Хэ Вэнь-хуа пришел ко мне, дрожа от страха, и сообщил, что его престарелого отца, помещика из Сяхэ, расстрелял деревенский комитет. В Лицзяне большевики все еще соблюдали видимость приличий, однако в деревнях — особенно в Боасы, через которую мне предстояло проезжать на следующий день, — царила неприкрытая власть террора.
Утро встретило меня ливневым дождем. Мой повар серьезно заболел. Хоцзучи собрал мой скудный багаж, водрузил его поверх своей корзины, и мы отправились в аэропорт, лежавший на расстоянии сорока пяти ли от дома. Сопровождать нас осмелился один лишь У Сянь, мой верный друг. Но дождь лил как из ведра, все дороги были затоплены, и я уговорил его вернуться домой. Мы с Хоцзучи все брели и брели и к сумеркам наконец достигли деревни неподалеку от летного поля. Там нас уже поджидал доктор Рок. Мы, как могли, постарались высушить свою промокшую одежду у огня. Снаружи дома нас, будто преступников, охранял наряд деревенской милиции.
На следующий день рано утром мы отправились на летное поле. День был ясным и солнечным, и мы подумали, что самолет наверняка прилетит. Часы тянулись один за другим — наконец на закате мы с чувством глубокого разочарования вернулись в деревню. Мы уже собрались было распаковывать свои постели, как вдруг послышался рев двигателя, и на поле опустился самолет. Мы поспешили обратно. Из самолета выходили новоприбывшие пассажиры, а на борту он вез тяжелые ящики с серебром на нужды школ. Нужно было спешить. Ящики уволокли со взлетной полосы, мы забросили в самолет свой багаж, и я попрощался с заплаканным Хоцзучи, вложив ему в руку немного денег. Поле окружали деревенские милиционеры и зеваки. Я бросил взгляд на Снежную гору — возможно, подумал я тогда, в последний раз. Если бы я только знал, какое будущее ожидает эти места! В декабре 1952 года великая гора содрогнулась и раскололась. Лицзян, города и деревни до самого Хэцзина и Эръюаня — и даже более отдаленных мест — сотрясли подземные толчки невероятной силы. Земля вздымалась и тряслась целую неделю. Испуганные люди убежали в поля и леса, где и жили, довольствуясь тем, что на них было надето, брошенные на волю стихий. Вернувшись в город, они обнаружили, что тот разорен — редкие дома, не разрушенные землетрясением, были разграблены мародерами. Боасы и Ласиба, две деревни, где красный террор буйствовал особенно сильно, были полностью уничтожены. В Цзяньчжуане не осталось ни одного целого здания — развалились даже городские стены. Ничего не осталось и от Хэцзина. Неудивительно, что суеверные люди восприняли это как месть за разрушение храма Саддока, главного божества Снежной горы и Лицзяна.
Солнце уже зашло за высокий пик горы Сатцето, однако его прощальные лучи все еще окрашивали вечные льды и снега веерообразной вершины в золотисто-оранжевый цвет. На ледники легли синие тени. Серебристая «дакота», стоявшая на усыпанном цветами горном лугу, казалась судьбоносным, таинственным посланцем богов, прилетевшим из иного мира. Словно волшебная Гаруда, она явилась за нами, чтобы забрать нас в неведомое и увезти навстречу совсем иной жизни… Так заканчивалась моя сбывшаяся мечта, жизнь, полная счастья, превосходившего всякое понимание.
Тени сгущались. Холодало. Резкие порывы ветра, обычно начинавшиеся после заката, уже сотрясали воздух в окрестностях великой горы. Промедление могло кончиться бедой для отважной рукотворной птицы, осмелившейся приблизиться к Трону Богов. Мы в последний раз помахали друзьям и местным крестьянам и ламам, которые пришли нас проводить. Пропеллеры завертелись. Мы пристегнули ремни; глаза затуманились слезами. Самолет доехал до дальней стороны луга, развернулся и с ревом начал разгон. Прокатившись через луг, мы поднялись в воздух; толпа наси и тибетцев махала нам вслед. Самолет медленно пролетел над нашим любимым Лицзяном, над его черепичными крышами и бегущими ручьями, и стал подниматься выше, чтобы преодолеть Наньшаньский хребет. В окне напоследок мелькнула великая Река Золотого песка, извивавшаяся на дне глубокого ущелья среди леса высоких гор. Потом опустилась ночь.
Так из-за политических потрясений настал конец моего почти девятилетнего пребывания в малоизвестном, всеми забытом древнем королевстве наси на юго-западе Китая. Даже в юные годы, когда я жил в Москве и Париже, меня необъяснимым образом тянуло в Азию, к ее бескрайним, почти никем не исследованным горам и экзотическим народам, и особенно — в загадочный Тибет. Судьба, во многом обошедшаяся со мной сурово, щедро удостоила меня возможности совершать долгие путешествия по Азии, которые и теперь, как мне кажется, еще не подошли к концу. Я всегда мечтал о том, чтобы найти это прекрасное место, отрезанное от мира высокими горами, и пожить в нем, — место, годы спустя описанное Джеймсом Хилтоном в романе «Утерянный горизонт». Его герой наткнулся на Шангри-Ла случайно. Я отыскал свою в Лицзяне — намеренно и ценой сознательных усилий.
Сингапур, лето 1955
1. Автор отправляется в инспекционную поездку по дальним кооперативам.
2. Друг автора, типичный горец-наси из Ласибы.
3. А Гу-я, девушка-миньцзя, в доме у которой автор всегда останавливался, путешествуя с караваном в Сягуань.
4. Лицзян. Ворота дома автора и главная улица деревни У-то.
5. Вид на гору Сатцето (она же Снежная гора, Снежный пик и Улуншань) с лицзянского холма, что возле дома автора.
6. Г-жа Ли утром в своей винной лавке, лицом к «барной стойке», где сидят клиенты.
7. Караван из Сягуаня в Лицзян. Начальник каравана (на фото) только что доставил багаж автора во двор его дома.
8. На улицах Лицзяна. Лама делает покупки.
9. А Гуа, одна из лицзянских девушек-паньцзиньмэй в повседневном национальном костюме.
10. Тибетец покупает посуду в лавке г-жи Ян под аркой.
11. Лицзянская рыночная площадь. А Фоу-ся, дочь г-жи Ян, продает за отдельным прилавком пирожки и сигареты. Лавка г-жи Ян — напротив.
12. Тибетец на лицзянском рынке.
13. Тибетская женщина из Сянчэна на рыночной площади Лицзяна.
14. Лицзянский парк.
15. Река Янцзы возле медедобывающего кооператива.
16. Река Янцзы у входа в глубокое (3 км) ущелье Ацанко. Дорога через ущелье пролегает по левому берегу.
17. Монастырь Юйфэнцзе (Шангри-Мупо-гомпа). Танец лам.
18. Монастырь Юйфэнцзе Шангри-Мупо-гомпа). Священный оркестр, под аккомпанемент которого танцуют ламы.
19. Монастырь Юйфэнцзе.
20. Монастырь Юйфэнцзе. Почтенный лама.
21. Шангри-Мупо. Старшие ламы и управляющий (справа).
22. Муж и внук г-жи Ли перед могилой предков.
23. Друг автора Ухань с новорожденным сыном, женой и старушкой-матерью — все в национальных костюмах.
24. Пожилые крестьяне-наси в национальных костюмах.
25. Тибетцы народности кампа гуляют по Главной улице Лицзяна.
26. Скорняжно-обувной кооператив в Лицзяне.
27. Шерстопрядильный кооператив.
28. Вид из горного монастыря на Лицзянскую долину и деревню Шуво.
29. Тропа в ущелье Ацанко, т по которому протекает Янцзы.
Современная карта округа Лицзян провинции Юньнань.
