Перенесли любовь к тебе на меня.
Я постоянно чувствую, что ты продолжаешь любить меня.
И знаю, что душа твоя успокоилась в раю.
Ты была такая красивая, вся моя душа настолько полна тобой,
Что воспоминания о тебе не отпускают меня ни на минуту.
Благодарю тебя так сильно, что хотел бы умереть вместе с тобой.
Такадама Масааки. 23 января 1994 года».
Увы, я так и не узнал, кто такой этот Такадама.
Таких могил здесь немало…
Задолго до прихода на Йокогамское кладбище я знал, что сюда перенесли прах Альфреда (1880–1953), Джона и Марии (1896–1967) Демби, членов знаменитой династии дальневосточного рыбопромышленника Демби. Рядом с ними находятся могилы семьи Пулезо. После смерти Джона Демби его вдова Анна в апреле 1966 г. вышла замуж за Константина Пулезо (1902–1991). Говорили, что этот брак был скорее по расчету: чтобы присматривать друг за другом. Судя по ухоженности памятников семьи Демби, кто-то их навещает. Поэтому я решился оставить под одним камнем свою визитную карточку, завернутую в пластик. Вдруг кто-то откликнется и расскажет что-то новое о моих героях. А может, и сами они найдут возможность связаться со мной. Последнее, конечно, шутка. Увы, до сих пор так и никто и не позвонил…
Варвара Николаевна Кравцова умерла в октябре 1920 г. Ее сын Александр Станиславович, уроженец Ростова-на-Дону, скончался осенью 1969 г. в Токио. Его вдова Сусанна Ивановна оставила на его могиле следующую эпитафию:
«Ушел ты от шумного мира
От страшного дикого пира
К тихим звездам в незримую даль
И тебя дорогой бесконечно мне жаль».
Сама она пережила мужа на восемь лет, ее прах положили рядом, и теперь они снова вместе. Недаром на этом кладбище частенько можно видеть надпись «Always together» — «Навсегда вместе!»
И вновь пошли русские могилы. Агафья Феодоровна Калуцкая, супруги Ванеевы, Рудаковы. Большие семейства Бельковых, Яшковых-Швец. Долговы: Владимир Сергеевич и его жена Татьяна Дмитриевна. Все это родственники моих нынешних знакомых, живущих в Японии.
Всегда цветы на могиле матери и сестер Павловых: свидетельство того, как японцы продолжают почитать учительницу танцев, однофамилицу известной русской балерины. Рядом с ними лежит Игорь Васильевич Козлов (1937–1968), «ученый», как начертано на памятнике, непонятно только, в какой области. Кстати, на Йокогамском кладбище похоронен Павел Фаддевич Козловский (1887–1949). Он окончил в Санкт-Петербурге Институт инженеров путей сообщения, работал на КВЖД, был членом правления Русско-китайского техникума, а затем деканом дорожно-строительного отделения Харбинского политехнического института. В Харбине он построил дом для Общества помощи инвалидам, в Париже основал Русский технологический институт, был там председателем Общества сибиряков и дальневосточников. Каким-то образом перед смертью из Европы попал в Японию.
Рядом с Павловыми врос в землю надгробный памятник на могиле машиниста эскадренного броненосца «Петропавловск» Ефима Чеснова. Нужна была лопата, чтобы раскопать землю у его основания и прочитать дату смерти. Хорошо хоть, лежащий недалеко матрос фрегата «Владимир Мономах» Иван Сердиценко имеет достаточно сведений: скончался 6 мая 1885 г. в 22 года.
А вот еще одна примечательная могила. На этот раз чистокровного японца Hiroshi Kimura. «Как рано оборвалась его жизнь! Сколько он мог еще сделать для японской культуры и для японско-русского понимания, но и сделанное им не забудется никогда. Я с большой теплотой вспоминаю нашу с ним дружбу, совместную работу и совместную поездку по Японии. Юрий Васильев, Александр Солженицын». Остается загадкой, почему японец Кимура попал на Иностранное кладбише.
Почти в центре Иностранного кладбища, редом с братской могилой англичан, увидел скромный маленький памятник членам семьи Власьевских, погибшим в печально известном землетрясении 1 сентября 1923 г. Тогда в Йокогаме, по самым скромным подсчетам, стихия унесла жизни около 60 русских эмигрантов. Этот список опубликовала сан-францисская газета «Русская жизнь» в своем номере от 16 ноября того же года. Пока трудно сказать, кто и где был похоронен. Вряд ли русские беженцы брали с собой прах близких. Хотя все возможно. Поэтому склонил голову перед могилой казанского татарина Наритдина Занейдиновича Агафурова. В моем списке погибших была и его родственница София Исламовна, но ее могилу, увы, так и не смог обнаружить. Может быть, она исчезла уже во время бомбардировок Второй мировой войны.
С другой стороны от жертв землетрясения увидел скромный памятник на могиле матроса корвета «Гайдамак» Петра Степанова. После долгих усилий прочитал, что моряк утонул 5 июля 1976 г. Чуть ниже у стены находится прах матроса фрегата «Герцог Эдинбургский» Ивана Васильева, погибшего 9 октября 1882 г., и 25-летнего Василия Рудакова с фрегата «Князь Пожарский» (13 апреля 1881 г.). Еще ниже — Филипп Глапов. Едва видимая надпись сообщает о годах жизни матроса крейсера «Европа»: 15 июня 1857 г. — 4 июня 1881 г.
Рядом с моряками приметил могилу Николая Константиновича Шнеура, который скончался 15 марта 1936 г. В Первой мировой войне участвовал Константин Константинович Шнеур, полковник конной артиллерии, командированный в Месопотамию Генеральным штабом. Живя в Японии, он преподавал в Академии Генерального штаба Японии, был начальником токийского отдела Российского общевоинского союза и Сибирского подотдела Братства русской правды. Умер в Токио. Могила не обнаружена. Может, это все-таки один и тот же человек?
На этом кладбище появляются и новые могилы россиян. И не всегда тех, кто прожил здесь свою жизнь. Так, у самой дорожки увидел небольшую могилку трехлетней Ксении Долгих, которая скончалась в августе 2007 г. Говорят, ее привозили в Японию на лечение, которое, увы, оказалось безуспешным…
На Иностранном кладбище имеется и небольшой Еврейский участок. Самые старые из надгробий русских евреев датируются 1869 г. Что же касается самой японской еврейской общины, то она была основана гораздо позже 21 марта 1953 г. в Токио еврейскими торговцами из Харбина и Шанхая. Бывший председатель общины Эрни Саломон шутливо вспоминал: «Критерием для приема в общину было умение говорить по-русски, играть в покер и пить водку». Неудивительно, что вскоре после своего создания Центру пришлось пережить серию полицейских облав: в полиции считали, что евреи снова открыли нелегальное казино, которое незадолго до этого было закрыто по соседству. Основателем токийской еврейской общины был выходец из царской России Анатоль Понве. В 1940-х гг. он был в числе тех, кто опекал еврейских беженцев из Европы, а после войны, будучи первым председателем общины, он лично подписал гарантии для получения ссуды на приобретение земли под общинный центр. Помимо семьи Люри, о которой еще будет рассказано, заметил могилы рыбопромышленников из Николаевска-на-Амуре Рувима Иудовича Рубинштейна, умершего 25 марта 1925 г., и Абрама Моисеевича Надецкого (1870–1958). После трагических событий в Николаевске-на-Амуре в 1920 г. он потерял состояние, жил в Хакодате, затем в Токио.
После возвращения в Россию прочитал «Кладбищенские истории» Бориса Акунина и усмехнулся: известный литератор не нашел ничего интересного в русской истории Йокогамского кладбища. А ведь тайн в нем предостаточно… Если, читатель, занесет тебя каким-нибудь ветром в Японию, обязательно найди время и поклонись праху соотечественников на Иностранном кладбище в Йокогаме.
Однажды в поезде моим соседом оказался словоохотливый мужчина лет семидесяти:
— Откуда? О, из России?! Нравится здесь, а чем занимаетесь?
Собеседник оживился, узнав, что я копаюсь в русской истории Японии.
— Я об этом почти ничего не знаю, хотя и родился здесь, — сказал он. — Но о Русско-японской войне, конечно же, читал.
К сожалению, разговорчивый японец вскоре вышел. Объехав почти всю Японию, я обратил внимание на то, что ее жители предельно вежливы и доброжелательны к иностранцам. Частенько, не сумев разобраться с картой, я начинал спрашивать путь у прохожих, и они, как бы ни спешили, неизменно останавливались и пытались вникнуть в мои проблемы. Правда, случалось и так, что они отправляли меня совсем не в ту сторону, которая требовалась. Однажды, идя с японским коллегой, заметил, что реакция прохожих на его вопросы оказалась совсем другой: его попытки уточнить дорогу не заставили никого из соотечественников замедлить свой бег. В лучшем случае он получал отрицательный ответ: «Не знаю». Такое безразличие меня очень удивило, и на мой вопрос, почему мне всегда стараются помочь, а ему нет, ответил:
— Вы — иностранец, и перед вами не хотят «потерять лицо». Увы, вынужден отметить, — добавил собеседник, — что порой мои соотечественники не так вежливы друг к другу, как нам бы хотелось…
О японской культуре, характере, манерах поведения и взаимоотношениях японцев написаны сотни книг. Прочитав их, можно уяснить, как и почему японец ведет себя в тех или иных случаях. Но стандарты, хотя и существуют, то и дело корректируются различными обстоятельствами: воспитанием, образованием, местом проживания и т. д. Это, впрочем, относится не только к японцам, но и к людям других наций.
