Победа пошла на пользу всем отраслям промышленности, которая в течение первой четверти века сосредоточивалась в руках местных мельников — маслобойни, обрабатывавшие рапс, репу и коноплю; фабрики по производству красителей на бразильской древесной основе, мела, крахмала; заводики по приготовлению белил; предприятия по измельчению табака и растиранию горчицы; подготовка сырьевой основы для цехов по изготовлению веревок и канатов; мельницы-веялки, окрещенные местными жителями «вонючками»; мельницы для приготовления пряностей и, наконец, писчебумажные фабрики. К концу века каждую четверть часа от причала Сандама отходило груженное товаром судно, держа курс на Амстердам, что лежал в каких-то 15 километрах. Эта близость в не меньшей мере, чем лесопильни, способствовала строительству в Сандаме крупных корабельных верфей, соперничавших с доками Роттердама. Здесь лучше, чем где бы то ни было, плотники умели «сшивать, сколачивать, обтесывать, окантовывать, состругивать, просверливать, распиливать и разделывать доски, а также справляться с любыми загвоздками».{258} Кабестаны натягивали канаты. Каркасы тащили бечевой при помощи ворота, который приводила в движение целая команда рабочих, встававших на колышки, что были вделаны в высокие вертикально поставленные колеса трех-четырех метров в диаметре, которые вращались ногами.
К концу века в Сандаме насчитывалось до 50 корабельных мастеров. С его верфей ежегодно спускалось на воду от 30 до 35 судов, несмотря на неудобную конструкцию сооружений — после окончания первых работ в одном бассейне, корабли длиной более 40 метров перетаскивались в другой и, что весьма характерно для нидерландских промышленных подструктур, не отличавшихся взаимным соответствием, недостроенные корабли тащили вручную бечевой через вал более двух метров высотой, а затем — по изогнувшейся монгольским луком улочке, едва достигавшей в самом широком месте восьми метров.
После Сандама только Лейден мог считаться судостроительным городом. Являясь в силу старых ремесленных традиций столицей текстильной промышленности (в особенности шерстяных тканей), Лейден сумел усовершенствовать и существенно развить свое производство усилиями беженцев-фламандцев. С 1619 года этот город выставлял на рынок 110 тысяч отрезов шерстяной материи — грубой ткани, саржи, фютена — в 4 раза больше, чем в 1584 году. Уже с 1615 года здесь производилось сукно «на аглицкий манер». Развитию этого направления способствовала определенная механизация труда — на смену старому способу валяния шерсти ступнями ног пришли мельницы. Сила лошади и человека более не являлась основным источником энергии. В 1630–1640 годах сформировался рабочий класс (частично благодаря притоку бедных эмигрантов). Это время первых манифестаций в мастерских ткачей и суконщиков, капиталистических методов использования кредита и конкурентной борьбы. На мировых рынках последняя проявлялась довольно жестоко. Лейденцам так и не удалось достичь высот амстердамских негоциантов.{259} В самих Нидерландах около 1630 года наблюдался период, когда главенство Лейдена в текстильной промышленности пошатнулось под натиском Тилбурга, в изобилии снабжавшегося контрабандной испанской шерстью. Вслед за этим предприятия Брабанта и Хелдера, имевшие семейную структуру, попали в полную зависимость от голландских мануфактур и зачастую работали исключительно на них. Так же обстояли дела и у гарлемских предприятий по отбеливанию тканей, не сумевших выйти из-под власти крупных торговцев.{260}
Изначально крупнейшими центрами пивоварения были Гарлем и Делфт, но в ходе XVII века конкуренция в этой отрасли сильно возросла. В Роттердаме, Гронингене, Неймегене, Амстердаме, Девентере, Арнхейме и Дордрехте завелись собственные пивоварни, что привело, в частности, к упадку Делфта. В этом городе, где еще в конце XVI века треть ремесленников составляли пивовары, к 1600 году закрылось 29 пивных заводиков, а в последующие полвека еще 57. В 1667 году их не осталось почти совсем.
Гауда торговала трубками и канатами. Почти по всей стране существовали предприятия по обжигу кирпича. Выходцы из Антверпена создали в Амстердаме несколько отраслей обрабатывающей промышленности, связанной с работой порта. Организованные ими мыловарни получили всемирное признание. Заводов по очистке сахарного тростника к 1630 году насчитывалось уже 30. После потери такого крупного поставщика, как Бразилия, сахарный тростник стали выращивать на Яве. В 1662 году целый флот из 100 кораблей доставлял на берега залива Эй сахар-сырец с Антильских островов, Инсулинда, Формозы и Сиама.
Огранка алмазов — ремесло, завезенное в Амстердам антверпенцем Петером Кросом, не снискала достаточно приверженцев, чтобы образовать отдельную гильдию. Она долго оставалась свободным занятием, одним из немногих, которым могли предаваться иудеи. Ювелирное дело худо-бедно перебивалось весь XVII век и смогло по-настоящему раскрыться только в следующем столетии.
Рыболовецкие промыслыОбъединяя собой использование природных ресурсов, ремесло и торговлю, рыбная ловля — основа голландской и зеландской экономики оставалась одним из самых продуктивных видов деятельности приморских провинций. Нидерланды изобиловали рыбой — сырьем, продуктом питания и предметом обмена. Рыбой занималась особая гильдия, которая управляла ловлей и следила за гигиеной потребления морских продуктов. В Амстердаме значительное расширение этой гильдии вызвало взрывную реакцию — торговцы копченой рыбой отделились в собственную. Почти повсеместно власти своими постановлениями передавали булочникам монопольное право на торговлю жареной рыбой. На каждом углу открывалась лавочка с сильным и малоприятным запахом, на вывеске которой изображался «Чудесный улов». Бочки со свежей рыбой, рассортированной по видам, загромождали прихожую и тротуар перед входом, осененным омарами, подвешенными к карнизу. На рынках среди все тех же бочек за длинными прилавками люди обсуждали свои дела с рюмкой крепкой водки в руке…
Начало нидерландского процветания восходит к изобретению зеландским рыбаком около 1385 года подобия бочонка, что обеспечило сохранение сельди на продолжительное время. Освободив рыбу из сети, ее потрошили, оставляя только молоку, и бросали в бочку, пересыпав солью. Это изобретение позволило использовать огромные природные богатства, которые дарили сезонные атлантические банки, кишевшие сельдью. Из традиционной рыбной ловли, удовлетворявшей спрос только внутреннего рынка, выросла гигантская международная торговля.
С начала XV века рыбная торговля процветала. Осознавая ее значение для развития страны, муниципалитеты оградили ее протекционистскими мерами, которые, благополучно пережив все политические волнения, к XVII веку превратили ловлю сельди в самый упорядоченный вид деятельности. Вначале вся ловля сосредоточивалась в портах Зёйдер-Зе, особенно в Энкхёйзене, который был обязан рыбе своим богатством и свою признательность этому дару моря выразил, поместив в герб трех сельдей, увенчанных коронами. Затем в промысел сельди включился Роттердам. В XVII веке эти два города практически монополизировали отрасль, вылавливая в год общими усилиями вместе с зависимыми от них маленькими соседними портами рыбы на 10 миллионов флоринов при флоте в 500 шхун. Размеры ловли привели к созданию настоящей промышленности в заинтересованных городах. Соли было уже недостаточно, чтобы обеспечить длительное хранение продукта, которое требовалось при таком размахе торговли.{261} Пришлось учредить в портах особые цехи по обработке сельди во вторичном рассоле. Финансовый интерес этой операции подвигнул Амстердам присоединиться в свою очередь к рыболовецкой отрасли.
Многочисленные маленькие порты, разбросанные по берегам Фрисландии, Голландии и Зеландии, были выброшены из монопольного промысла сельди и довольствовались ловлей трески, мерлана и морского языка в открытом море или возле побережья, в зависимости от снаряжения. Дордрехтцы промышляли рейнского лосося. Жители некоторых бедных прибрежных деревушек, не имевшие лодок, зарабатывали на жизнь перевозкой рыбы в соседние города на повозках, запряженных собаками. Влиланд, самый удаленный из фризских остров, отчасти жил сбором мидий.
Еще со Средних веков сандамские рыбаки специализировались на ловле угрей, большое количество которых периодически мигрировало в голландских водах. Эта рыба содержалась в больших садках, выкопанных поблизости от города, до ежегодных торгов в начале зимы. Не довольствуясь ловлей в собственных водах, сандамцы платили Дании за право промышлять угря вблизи острова Амагер. Осенью из порта Сандама выходила флотилия судов, снабженных чанами для транспортировки живой рыбы. После ловли флотилия спускалась порой до французского побережья для сбыта товара. Осушения, проводимые во внутреннем бассейне провинции Голландия с 1610 года, значительно сократили районы, посещаемые угрем. Некоторые его виды полностью исчезли. После 1640 года доходность этого промысла сильно упала.
