Рис. 10. Сирасу: два заключенных, крепко связанных веревками, предстают перед судом. Из гуманности им дали грубые циновки, на которых они стоят на коленях
Самым суровым наказанием была смертная казнь, после которой тело могли выставить на всеобщее обозрение, что было еще большим позором. Преступления, карающиеся смертью, – это убийство, грабеж и некоторые виды прелюбодеяния, причем сожжением заживо наказывался любой, обвиненный в поджоге – преступлении, которое вызывало особенный страх в Японии. В качестве альтернативы смерти от руки палача самураю иногда позволялось совершить самоубийство, сэппуку[20], этим поступком он сохранял свою честь: обычно совершающий ритуальное самоубийство самурай вспарывал себе живот[21] своим малым мечом, вонзая его с левой стороны и взрезая тело по направлению к центру, одновременно ударом его же большого меча ему отсекал голову друг или доверенное лицо, чтобы смерть была мгновенной. Наказанием, не уступающим по жестокости, было изгнание: от ссылки на какой-нибудь далекий остров до выселения за десять ри (25 миль) от Эдо, изгнание из Эдо или просто выселение преступника из его родных мест. Более легкие наказания назначали в зависимости от положения виновного в обществе. Существовали различные сроки домашнего ареста и другие ограничения свободы. Женщин иногда наказывали, сбривая им волосы. Заключение в тюрьму не было наказанием; тюрьмы существовали лишь как места для содержания под арестом, пока принималось решение о виновности и выносился приговор. Обращение в них было жестокое, хотя префекту Ооке, который служил с 1717 по 1736 год и которого помнят до сих пор за его легендарную способность справляться с самыми трудными случаями, приписывают некие гуманные реформы, особенно в отношении допросов заключенных. Даже в тюрьме самурая содержали в соответствии с его рангом, отдельно от простолюдинов; женщин также содержали отдельно. Однако еще одним доказательством сильной власти в Японии является то, что при серьезном пожаре рядом с тюрьмой заключенных отпускали под честное слово, хотя за невозвращение в определенное время было очень тяжелое наказание.
Рис. 11. Самурай любуется цветочной композицией. Самурай высшего ранга, два воина рангом пониже и буддийский монах менее высокого ранга любуются икэбаной, установленной в нише-токонома
Префект имел дело не только с уголовными преступлениями, ему приходилось разрешать и частные тяжбы. Интересно заметить, что способ их разрешения включал в себя время на «раздумье», что вполне может использоваться и сегодня. При первом обращении в суд записывали заявление истца, но давали ему несколько дней на раздумье. Если он возвращался вновь, к нему выходил префект собственной персоной и приказывал еще раз все взвесить. Если истец настаивал, обязанность расследовать спор возлагал на ёрики, хотя в трудных случаях дело могло вернуться к префекту, который в любом случае выносил заключительный приговор.
Такой механизм правосудия в Эдо помогает составить представление о том, как работали чиновники и в каких ситуациях они вступали в общение с обычными людьми. Некоторые самураи конечно же были в непосредственном контакте с крестьянами и с поставщиками, другие к тому же управляли некоторыми предприятиями, которыми обыкновенно руководили купцы. Характерным примером были легендарные золотые рудники Аикава на острове Садо, народная память сохранила легенды о жестокости надсмотрщиков – самураев и о страданиях молодых людей, вынужденных трудиться в штольнях и выработках. Они были в подчинении у чиновника, ранг которого соответствовал рангу городского префекта Эдо. В других провинциях и областях также существовали предприятия, которыми руководили самураи. Таким образом многие из них приобретали опыт в управлении производством, и неудивительно, что с ростом промышленности во второй половине XIX века немало представителей упраздненного воинского сословия сумели найти себе применение в новой, реформированной Японии.
Считалось, что и в часы отдыха, а также и в часы работы самураи должны держаться обособленно от остальных. Однако не всегда они проводили свой досуг подобающим образом. Им не полагалось участвовать в любых развлечениях горожан, таких как посещение театров и визиты в «веселые кварталы» борделей, хотя ясно было, что запреты их не останавливали. Многие другие способы проведения досуга были официально разрешены.
Конечно же самурай низшего ранга, которого могли призвать на службу как человека, умеющего держать в руках оружие, если, например, дело доходило до стычек с грабителями или взбунтовавшимися крестьянами, в какой-то степени был обязан тренироваться в боевых искусствах, а рукопашному бою, фехтованию кэндо, стрельбе из лука – кюдо, верховой езде и плаванию всегда находилось применение.
Самурай высшего ранга наряду с серьезным обучением обращению с мечом занимался другими военными искусствами с тем же вдохновением, что и изучением чайной церемонии и икэбаны, – это больше походило на хобби, но изучалось и практиковалось с большой серьезностью и постоянным поиском скрытых смыслов.
Все эти возвышенные занятия проводились в соответствующих «школах», и всем искусствам обучались только у дипломированных наставников. Различия между школами были иногда довольно незначительными и очень часто не имели практического значения. Даже такое неартистическое занятие, как плавание, было организовано по принципу «школ», каждая из которых обучала различным движениям рук и ног, или специальному чередованию различных стилей плавания, или же искусству верховой езды по воде. Что касалось обучения манерам[22], то лучшей считалась школа Огасавара. Там обучали этикету приветствия, правильной осанке, поведению за столом и тому подобному, а также стрельбе из лука – кюдо, ритуальному виду состязаний, требующему соблюдения определенного церемониала, где больше внимания уделялось грации и этикету, чем попаданию в цель. Только самураи низшего ранга позволяли себе удовольствие принимать участие в более грубых состязаниях лучников. Сохранились сведения об одном из таких соревнований, проходившем на территории киотского храма Сандзюсангэндо в зале более 200 футов длиной, загроможденном изваяниями. На внешней галерее и проводились состязания, цель которых заключалась в том, чтобы выпустить как можно больше стрел за определенный отрезок времени с одного конца галереи в другой. Нависающая кровля не позволяла стрелам летать высоко (на балках до сих пор сохранились следы от отклонившихся от цели стрел), поэтому необходимо было следить за траекторией их полета. Лучшее достижение приписывается одному самураю[23] – он в 1686 году расстрелял 13 000 стрел, из которых 8033 достигли конца галереи.
Более активным развлечением самураев высшего ранга была охота. Лишение живых существ жизни противоречило канонам буддизма, в соответствии с которыми убийство животных могло повлечь за собой наказание в следующей жизни. Тем не менее многие охотились на дичь ради пропитания, а фитильными мушкетами пользовались повсеместно, хотя маловероятно, что стрельба из мушкета считалась забавой. Широкомасштабные экспедиции великих властителей не имели ничего общего с такой охотой. Действительно, некоторые из ранних сёгунов время от времени позволяли себе подобное развлечение, до тех пор пока им не положил конец пятый сёгун, Цунаёси, который правил в 1680–1709 годах. Он вошел в историю как «собачий» сёгун, из-за того что всячески защищал этих животных, поводом чему послужил совет одного буддийского священнослужителя, который поведал, что его бездетность была наказанием за лишение жизни животного в предшествующее существование. Цунаёси выбрал собаку объектом своего особого покровительства, потому что был рожден в год Собаки. Подобные причуды военного правителя имели последствия для всей страны, так что можно себе представить, сколь безоговорочной была власть сёгуна. Некоторых людей даже отправляли в ссылку за убийство собак, а для бродячих псов в Эдо был сооружен просторный загон, он оплачивался из особого, «собачьего», налога, в то время как общий запрет на убийство животных сильно мешал крестьянам защищать свой урожай. Однако все это не помогло Цунаёси, и его сменил племянник, который сразу же положил конец эдиктам, защищающим собак. Сёгун Ёсимунэ, правивший в 1716–1745 годах, был энергичным реформатором, а также старался возвратить самурайству его прежнюю простоту, поощряя физические упражнения. В особенности он оказывал предпочтение охоте и в списке прозвищ был назван «соколиным» сёгуном. В его любимой соколиной охоте Ёсимунэ сопровождала многочисленная свита, а жертвами становились журавли и другие дикие птицы. Он также возродил охоту на оленя и кабана, что было любимым занятием некоторых из его предшественников и определенно «неспортивным»: ведь дичь гнали в направлении «охотников», которые, сами не подвергаясь никакой опасности, убивали ее стрелами или выстрелами из мушкетов, сидя верхом на коне.
