141
Банда, или «Острова мускатного ореха» — небольших размеров. Всего их десять, некоторые из них необитаемы. Банда (собственно Бандан) по-явански означает «священные вещи», а вместе со словом «пуло» — соединенные острова. Эта группа островов лежит между южными широтами: 3°50′ и 4°40′. Сонтар или Большая Банда — самый большой остров, но основное поселение находится на Нере. Эти острова вулканического происхождения, и тут часто происходят извержения и землетрясения. Население редкое. Единственный источник его существования — разведение мускатного ореха. Первый португалец, посетивший эти острова, был Абреу (в 1511 г.), но Вартема, повидимому, был там раньше. Португальцы владели ими до 1609 г., когда голландцы сделали попытку захватить их, но туземцы оказали им ожесточенное сопротивление, в результате чего голландцы начали беспощадную истребительную войну, которая длилась до 1627 г. Значительное число туземцев вынуждено было бежать с островов, и голландцы стали ввозить рабов для разведения мускатного ореха. Ореховые плантации были розданы голландцами участникам военных действий против туземцев. До настоящего времени эти плантации находятся во владении их наследников.
Вероятно, острова Поттбейкере к югу от Тидора.
Предполагают, что существует пять видов пальм, дающих саго, обозначающее, повидимому, муку, так как каждая пальма имеет свое особое название. Наиболее часто культивируемые сорта: «рамбийя» (Sagus konign) и «бамбан» (Sagus laevis). Саговые деревья растут в изобилии на всем Малайском архипелаге и Филиппинах вплоть до Минданао. Шесть саговых деревьев дают гораздо больше питательных продуктов, чем гектар пшеницы, а 12 деревьев — больше, чем гектар картофеля. Саго — единственный хлебный продукт на Молуккских островах и в Новой Гвинее. Однако на Малайских островах оно употребляется в пищу только дикими племенами, а не самими малайцами. В Минданао оно употребляется только беднейшей частью населения, в то время как на других островах, как, например, на Яве, где рис растет в изобилии, саго вовсе не в ходу. Перловый саго не введен в торговлю китайцами. Способ приготовления саго в существенных чертах такой же, какой описан Пигафеттой.
Туземное обозначение гвоздики — «гомодо» и «бонгалаунт». Главные названия для гвоздики на южном архипелаге скорее иностранного, чем местного происхождения. На Молуккских островах гвоздика называется «гаумеди», что по-санскритски означает «коровий мозг». Наиболее часто встречающееся название — «кангкек», которое представляет собой (видоизменение китайского слова «тенг-хиа» и означает «благовонные гвозди». Другое название — «лаван», к которому малайцы прибавляют слова «цветок» или «плод» (как «бонгалаван» Пигафетты).
Этот остров сохранил свое название.
Т. е. «субхан», и означает «восхваляя».
Св. Варвара считалась у суеверных испанцев покровительницей пороховых складов.
Марчелло — венецианская серебряная монета весом 63 грамма. Два марчелло равны были одной венецианской лире, стоимость которой была 1/4 итальянской лиры.
Сантьяго Компостельский — населенный пункт в Галисьи (Испания). В Испании в Средние века существовал военно-религиозный орден Сантьяго (св. Яков).
Шкурки райской птицы издавна составляли предмет оживленной торговли. Существовало поверие, что тот, кто носит такую шкурку, непобедим в бою и ему не грозит никакая опасность.
Другие источники отмечают, что корабль «Тринидад» получил течь у острова Маре уже после того, как запаслись провизией и топливом для обратного плавания.
Бриту рассказывает в связи с этими происшествиями следующее:
«Я уже из Банды писал о кастильцах и отослал письма некоего Педру ди Лороза, который прибыл сюда вместе с ними. Я покинул Банду 2 мая 1522 г., намереваясь захватить корабль, оставшийся последним, так как другой покинул эти места около трех месяцев назад. В Тидор я приехал 13 мая 1522 г. Находившиеся там раньше кастильцы нагрузили два корабля, которые и отправились в Кастилию. Я узнал, что первый корабль уехал четыре месяца, а другой — месяца полтора назад. Второй не мог уехать одновременно с первым из-за течи, которая открылась как раз перед отплытием. Поэтому с него был снят груз, и после починки он тут и остался. Я нашел пятерых кастильцев, один из них был фактор с товаром, а другой — канонир. Я послал фактора Руй Гагуо к властителю [Тидора], прося его добиться того, чтобы кастильцы, их артиллерия и их имущество были переданы мне, и точно так же спросить его, на каком основании он пропустил сюда кастильцев, раз эта область была задолго до того открыта португальцами. Он сказал в ответ, что допустил их только для торговли, и больше всего из страха, а не по своей охоте. На следующий день он прислал ко мне трех кастильцев и некоторое количество товаров. Я уже захватил с собою другого кастильца, когда оставлял Банду, куда он явился познакомиться со страною и возможностью вести здесь торговлю. Пятый кастилец в это время отсутствовал: он находился в Моро, в 60 лигах от Молукки. На следующий день ко мне явился властитель. Он объявил себя верным вассалом вашего высочества и сумел во всем оправдаться, что подтвердили также и кастильцы. Я предложил ему изложить все это в письменной форме для того, чтобы держать его в страхе в будущем.
Вся страна была наводнена оловянными крестами (некоторые были из серебра), на одной стороне которых находилось изображение распятия, а на другой — образ богородицы. Они продавали бомбарды, мушкеты, луки, мечи, дротики и порох. Я закупил все упомянутые кресты для вашего высочества: они продавали их с полным пониманием того, что они собой представляют.
По прошествии нескольких дней пребывания тут побочный сын властителя Терната повел меня на свой остров. Он правит от имени наследника, восьми-девятилетнего ребенка, чей отец умер за семь или восемь месяцев до моего прибытия сюда. Остров [Тернат] — обширнейший и главнейший на всей Молукке. Тут именно и жили Франсишку Серран и дон Триштан, когда они сюда прибыли. Потом явилась мать властителя, обладающая большей властью, и они объявили о своей вассальной преданности вашему высочеству. Я ничего не говорю пока о крепости, — я намерен прежде всего обследовать все острова. Я считаю наиболее подходящим сооружение ее здесь, так как это самый большой остров, а в Тидоре нет гавани.
Пока я находился на берегу, люди моего экипажа захворали и в течение двух месяцев моего пребывания только 50 человек из 200, приехавших со мною, чувствовали себя хорошо. Около 50 человек умерло. С таким-то небольшим числом людей я все же приступаю к постройке крепости.
22 октября я получил известие, что вблизи островов находится какой-то корабль. Я решил, что это — кастильцы, раз они взяли курс в этом направлении. Я отправил три корабля с приказом привезти его сюда, и они это выполнили, захватив 22 кастильца. Они заявили, что, не желая возвращаться по тому же пути, по которому они шли сюда, потому что он слишком длинный, они решили итти к Дариену. Но ветер был слабый, и, не дождавшись муссона, они отклонились на 40° на север. Когда они оставили эти места, их было 54 человека; 30 из них умерло. Была произведена опись товаров, принадлежащих королю Кастилии, и забраны астролябии и карты. Корабль был старый, и течь не прекращалась все время, так что за неделю времени потеряно было 40 бахаров гвоздики. Дерево корабля пошло на постройку крепости, а снаряжение перешло на другие корабли…».
17 испанцев отправлены были им в сопровождении дона Гарсия в распоряжение Жоржи Албукерки, а четверых он оставил у себя, причем о них он говорит в своем послании:
«Что касается штурмана [Хуан Батиста], писца и кормчего [четвертый был плотник, которого Бриту решил использовать на работах по постройке крепости], то я пишу главному капитану, что было бы гораздо полезнее для службы вашему высочеству, если бы они были обезглавлены, чем отсылать их также [к Албукерки]. Я задержал их в Молукке, так как страна здесь нездоровая, и сделал это намеренно, чтобы они здесь поумирали: я не дерзаю казнить их здесь, так как не знаю, как вы отнесетесь к такому поступку. Я пишу Жоржи Албукерки, чтобы он задержал их [остальных 17] в Малакке, в которой климат также очень нездоровый».
Смертность на «Тринидаде» была ужасная: из числа 53 человек, оставшихся в Тидоре с Жуаном Карвалью, в Испанию вернулись только: алгуасил Гонсало Гомес де Эспиноса, да и то по прошествии многих лет; матрос Хинес де Мафра; матрос Леон Панкадо и матрос Хуан Родригес. Немец-канонир Ганс Верге также добрался до Лиссабона, но вскоре после прибытия умер там в тюрьме.
